Я – борец! 2 Назад в СССР
Шрифт:
Проходя мимо какой-то детской площадки, мы заметили ребят — вернее, это они нас заметили. У них была одна бутылка на троих, и один из компании шагнул к нам, но другой взял его за руку, что-то шикнул на ухо, и тот замер. Узнали во мне спортика? Или видели где-то ещё? У региональной известности есть свои плюсы и минусы.
Из плюсов — репутация среди ментов: могут отпустить и даже повторно не потребовать показать сумку. Из минусов — пожелай я сделать что-то безбашенное, все узнают во мне Сашу Медведева.
Выяснять, что именно сдерживало ребят, ведущих
Анюта, Анюта, рыжик мой рыжик, сегодня ты, похоже, неосознанно спасла этих троих от озвездюливания.
Но чем наше третье свидание будет отличаться от всех остальных? И я решил, что — «безумием»!
— Анют, ты высоты боишься? — спросил я её.
— Нет, а что? — удивилась она вопросу.
— Полезли! — показал я ей на пожарную лестницу на торце одной из хрущёвок.
— Ты с ума сошёл?!
— По курицам в постель не понятно было? Полезли! — и мы подошли к лестнице, и я подсадил Аню наверх, чтобы её руки могли касаться верхней ступеньки, и она бодро полезла.
Обожаю это время — все атлетичные, не то что в моей прошлой жизни, где половина на лавочке с освобождением от физкультуры сидит.
— Эй, не подсматривай! — вдруг дошло до неё, и она крикнула мне сверху.
А я, подпрыгнув, подтянулся и тоже полез за ней.
— Заберёмся — дашь мне пощёчину! Сразу за всё! — выдал я, поднимаясь наверх и созерцая её ножки, перебирающие по ступенькам под платьем.
«Спортсменка, комсомолка и просто красавица».
Забравшись на крышу, мы смогли видеть весь город с высоты пятого этажа покатой крыши, огороженной по периметру железным забором в один горизонтальный длинный прут.
— Сань, тут обалденно! — выдохнула она.
— Душа поёт? — спросил я её.
— Что? — не поняла она.
И вместо ответа я пропел ту самую песню которую вспоминал:
'Настало время, пробил час,
Мы начинаем наш рассказ,
О жизни, смерти и любви,
Как это было в наши дни,
Дневник историю ведёт,
И каждый век, и каждый год,
Заносит в летопись свою
Предание своё!
Пришла пора соборов кафедральных!
Гордых крестов, устремлённых в небеса!'
Но на припеве аудитория решила дальше не слушать:
— Вы чё делаете, а? Я сейчас милицию вызову! — донеслось снизу из открытого окна.
— Поёт он! Тунеядец! — подхватили соседи.
— Я щас поднимусь, голову тебе сломаю! — проорал какой-то мужик.
— Спать надо, а он поёт! Имей совесть,
завтра людям на работу!— Ты чё… — зашептала Аня.
— Это обратная связь для тебя! — улыбнулся я, обнимая девушку.
— Они же милицию позовут, — снова прошептала Аня.
— Обязательно позовут! Те, у кого есть телефоны! — улыбнулся я, глядя вниз.
А мы так и обнимались, смотря на город. А когда под пятиэтажкой приехал милицейский экипаж и люди начали им подсказывать, откуда именно был вопль «пьяного быдла», они забежали в первый подъезд.
— Ну вот, теперь пора! — потянул я Аню за собой, заходя на чердак через слуховое окно.
Бегом к середине здания, между деревянных столбов, и, добравшись до люка, я дёрнул его на себя. Люк поддался, и я спрыгнул на лестничный пролёт пятого этажа, поймав слегка трусившую прыгать Анну. Закрыв за собой люк, мы благополучно спустились вниз и, выйдя из третьего подъезда, просто побежали за ручку в обратную сторону, где не было патруля, — хотя двое милиционеров и так оставили машину без присмотра.
Немного пробежав, мы пошли. Анюта смеялась, улыбался и я. А в крови адреналин уже замещался дофамином и серотонином — гормонами, которыми нас вознаградили наши тела за то, что спаслись от хищников в фуражках.
Сейчас менты поднимутся наверх, посмотрят крышу, потом спустятся, возьмут объяснения с тех, кто их вызывал, доложат дежурному, что всё хорошо: «Демоны были, но они самоликвидировались» — в смысле, «хулиганов не обнаружено», — и поедут по своим служебным делам. А мы… А мы дальше гуляли по ночному городу, который, к сожалению, не такой уж и большой: за полчаса быстрого шага можно пройти насквозь весь.
В общагу мы вернулись, когда небо уже начало светлеть, по 40-копеечному тарифу «для своих». Вместе поднялись на Анин этаж и замерли у её двери.
И вдруг Аня резко повернулась ко мне. Её глаза в тусклом свете коридорной лампочки блестели, как два осколка янтаря.
— Сань… — она сделала шаг вперёд.
Я не успел сообразить, что происходит — её пальцы впились в мои плечи, рыжие волосы закрыли всё вокруг, а потом…
Губы.
Мягкие, тёплые, пахнущие яблочной карамелью. Поцелуй был неловким — мы одновременно дёрнулись вперёд, и наши носы стукнулись. Аня фыркнула, но не отстранилась.
— Вот и… — она начала что-то говорить, но я перекрыл её слова вторым поцелуем. Уже аккуратнее.
За стеной внезапно грохнуло — вероятно еще кто-то сейчас не спал. Мы разом замолчали, прислушиваясь, но следующего звука не последовало.
— Всё, — Аня отстранилась, поправляя спутавшееся платье. — Теперь ты официально мой спортсмен.
— А ты — мой рыжик. — улыбнулся я.
Она улыбнулась, открывая дверь ключом, но я успел поймать её за запястье:
— Завтра ночью. Я украду тебя снова. — произнёс я.
— Куда? — удивилась она.
— В место, где нет сварливых людей, ментов, Жень, и этих дурацких куриц. — пообещал я.