Я действительно люблю тебя...

— Перестань, Хельга! Мы сейчас говорим не о Лайле или о ком-либо другом, мы говорим лишь о тебе. Чёрт возьми, Патаки, ну неужели ты не хочешь даже попытаться сблизиться со мной?

Шотмен с силой сжал руку Хельги между своих ладоней, потянув опешившую подругу на себя. Пальцы Патаки слегка коснулись груди парня и даже сквозь слой одежды она почувствовала как бьётся его сердце.

— Я… я… — никогда прежде Хельга не испытывала подобных чувств внутри себя. Голос хулиганки словно надломился и дрожал сильнее осинового листка на ветру. — Что я должна тебе рассказать? С самого детства я привыкла к одиночеству. Моих предков никогда не заботило моё существование, и я научилась заботиться о себе сама. Всё, что интересует родителей, так это моя совершенная сестра Ольга. Ясно? — в порыве эмоций Патаки встала и подошла к окну, опершись руками о подоконник. — У всех есть множество ярких счастливых воспоминаний из детства, а что у меня? В самый важный для меня на тот момент день Боб и Мириам были так заняты, слушая очередную сонату в исполнении Ольги, что забыли отвести меня в детский сад. А когда я ушла из дома, они и пальцем не пошевелили, даже не заметили, что я, будучи малышкой, самостоятельно ушла в садик. В редких случаях эти двое вспоминают, что у них помимо Ольги существует ещё одна дочь. А мне… Иногда так хочется, как бы это сказать, чтобы родители заботились обо мне каждый день, а не пару раз в год, внезапно вспоминая о моем существовании.

— Знаешь, Хельга… — Арнольд подошёл к однокласснице со спины и положил руки на её дрожащие плечи. — Когда мои родители пропали, я был настолько маленьким, что не мог даже вспомнить их лица без помощи фотографии. Что уж тут говорить о том коротком промежутке времени, когда мы были счастливой семьёй. Конечно, дедушка с бабушкой всегда заботились обо мне, пытались сделать всё возможное, чтобы я не чувствовал себя обделённым из-за отсутствия родителей, но всё равно, каждый раз, когда прогуливаясь в парке или просто идя по улице, я видел детей, крепко держащихся за руку матери и отца, я чувствовал эту огромную незаживающую дыру в сердце.

— Но сейчас твои родители вернулись, Арнольд, — мягко ответила Патаки, удивив подобным поведением даже саму себя. — Теперь они всегда будут рядом с тобой и уж точно никогда не забудут о твоём существовании.

— Да, но… — голос Шотмена стал необычайно тихим. — То время, что мы провели в разлуке вернуть не удастся. Все те упущенные воспоминания никогда не станут реальными. Во время важных для меня моментов со мной рядом не было родителей. Мой первый день в садике, первый день школе, первая самостоятельная поездка на велосипеде, мои переживания, трудности, оплошности — всё это видели бабушка с дедушкой, но не родители, — Арнольд смотрел куда-то вдаль, продолжая мягко сжимать плечи Патаки.

Дрожь хулиганки начала стихать. Впервые за всю свою жизнь она почувствовала себя частью чего-то большого и значительного, почувствовала, что не одинока.

— Стемнело… — неожиданно для себя произнесла Патаки, не сводя глаз с окна.

Снаружи в самом деле наступили глубокие сумерки. Один за другим, на улице стали зажигаться тусклые фонари, едва освещая безлюдные тротуары.

— Всё-таки ты заставил меня вывернуть душу, репоголовый, — усмехнулась Хельга, но сделала это по-доброму.

— Это только начало, Хельга, — той же усмешкой ответил Шотмен. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне ещё кое-что, что-то не имеющее отношения к родителям.

— И что же ты хочешь знать, умник? — Патаки одарила парня скептическим взглядом.

— Когда?..

— Когда что?

— Когда ты впервые поняла, что влюбилась? — сказанные слова заставили Арнольда покраснеть.

— Первый день в садике, — спокойно ответила Хельга, всматриваясь куда-то вдаль улиц.

— Ты шутишь? — лицо Арнольда исказилось в удивлении.

— Нет, репоголовый, — Патаки выглядела более чем серьёзной. — Можешь считать это любовью с первого взгляда. Глупо, конечно, но тогда на улице именно ты, встретивший меня впервые в жизни, такую странную девчонку, испачканную в грязи, улыбнулся мне своей добродушной улыбкой и взял к себе под зонтик, укрыв от дождя. А потом ты всё так же продолжал проявлять доброту и заботу обо мне, которых мне так не хватало.

— Я совершенно забыл об этом… — в памяти Шотмена, словно сцены из диафильма, пролетели воспоминания из его детства.

— Неудивительно, — с болью в голосе усмехнулась Патаки. — Ты ведь с пелёнок был «святошей» и помогал всем, кто в этом нуждался, так что эти незначительные поступки не могли остаться в твоей памяти.

— Удивительно. Столько времени ты хранила в памяти все эти моменты, а я… Всё забыл.

— Не бери в голову, волосатик, — Хельга улыбнулась и вернулась на «своё» место возле стены.

— Зато теперь я чётко проследил момент, когда ты стала хулиганкой, — Шотмен сел рядом с Патаки, согнув ногу в колене. — Ты и в самом деле боялась, что о твоих чувствах узнают и осудят, поэтому скрывала их под маской ненависти.

— Такая уж я есть, — смущённо отведя взгляд, хохотнула хулиганка.

Так Арнольд положил начало долгожданному разговору по душам, которого он так отчаянно добивался. Сидя на холодном кафеле в полумраке, Хельга рассказала ещё много тайн о себе. Например, почему вырвала последнюю страницу из розовой книжечки со стихами, чьи на самом деле стихи читал тот глупый зелёный попугай, как она заполучила роль Джульетты в школьном спектакле, как бродила по городу в приступе лунатизма, собираясь признаться в чувствах, про сумасшедшие проникновения в его дом по пожарной лестнице, даже про тот злосчастный случай, когда ей пришлось ночевать в его бельевом шкафу. На некоторых моментах Арнольд звонко смеялся, представляя себе, как должно быть глупо чувствовала себя Хельга, а иногда отворачивался, пряча смущение.

– Да уж, я пережила много глупых ситуаций из-за тебя, волосатик, — усмехнулась Патаки.

— Знаешь, Хельга, если быть честным, то я тоже из-за тебя переживал несколько глупых моментов, — с укором подметил Шотмен. — И это я не имею ввиду твои вечные издёвки надо мной.

— Да неужели? — Патаки с вызовом посмотрела в глаза парню. — А ну-ка расскажи.

Шотмен начал припоминать всё, что так или иначе связывало его с Хельгой. Парень вспомнил все совместные школьные проекты, например тот, где им досталось заботиться о яйце, или о тех сутках, проведённых в изоляции в биосреде. Невольно Арнольд начал вспоминать и свои сны, например, кошмарный сон о поездке к кузену Арни, где Хельга приснилась ему милой, романтичной девушкой, и он проникся к ней симпатией. Даже тот сон, который мучил его после гадания Ронды, где они поженились.

— Значит, так ты себе представляешь возможное будущее со мной? — нахмурилась Патаки. — Я, значит, законченная стерва, сидящая на твоей шее, Боб, использующий тебя в качестве дешёвой рабочей силы и противные дети, ведущие себя как и их стерва мамаша?

— Ну, поначалу всё было именно так, — парень усмехнулся тому, как чётко Хельга урвала основную суть его ночного кошмара, — но потом сон стал хорошим. Я смог достучаться до тебя, и ты открыла мне свою истинную натуру, Хельга. Вот прямо как сейчас, — Шотмен приобнял Патаки за плечи и широко улыбнулся.

— Вот как, — Патаки мягко улыбнулась. — Похоже ты всегда знал, что я могу быть не такой уж плохой.

— Прости меня, Хельга…

— За что? — Патаки удивлённо взглянула на парня. — Кому кому, но вот тебе уж точно не за что передо мной извиняться.

— Столько времени… Я знаю тебя почти с самого детства, Хельга. Каждый раз, когда мне нужна была помощь, поддержка, добрый совет — ты ведь всегда оказывалась рядом. Но… Из-за обиды на твои колкости я не смог увидеть главного, как ты заботилась обо мне и переживала за меня даже больше, чем за себя. Мы столько пережили вместе, и хорошего, и плохого, а я так и не смог понять тебя.