Я - душа Станислаф!
Шрифт:
…Егор Лютый не очень огорчился своем первому выстрелу. В бинокль он видел – картечь легла кучно, но вся ушла в камень. …Поторопился! Еще бы: глаза шарили даже в скальных трещинах, а волк высиживает на плато и, не иначе как, любуется озером. В такое и самому трудно поверить, вот и поддался визуальному искушению – и себя выдал, заодно. И это огорчало по-настоящему. Еще Егор немало удивился: волк не бросился наутек, после выстрела, а залег за камнями!? Еще и мордой развернулся к нему и достать его сейчас можно лишь с вертолета, со стороны озера. А драпать должен был со всех ног в края утеса. Нет же, залег, затаился – патрон на себе сэкономил, да на кой хрен он сдался, этот патрон, в том-то
Егор достал из накладного кармана куртки, на груди, переговорное устройство и навалился животом на скальную плиту, под углом к озеру. Будто и эту плиту когда-то, очень-очень давно, швырнули с небес разгневанные, видно, чем-то или кем-то Боги, да так она и застряла в утесе. И не постель, и не стол, зато удобно сейчас Егору – и ружье не на весу, и он сам прикрыт от атаки в лоб …этого, в волчьей сутане, что маловероятно, конечно, и речь плита приглушит, если говорить тихо и себе в ноги. Так он и поступил, разместив переговорное устройство на плите напротив губ:
– Гена, Юра, слышите меня?
Егору ответили быстро, почти сразу же:
– Да-да! …Слышим хорошо. Это ты, Лютый, стрелял?
– …Я это, я! Черный волк у меня на прицеле, на плато мы оба… Метров пятьдесят я от него… Не попал, но он залег на краю утеса…
– Как залег?!
– Залег, как партизан, а что еще хуже – он какой-то неправильный волк. Ну, в озеро, это понятно, что не пригнул, но и рвать когти не стал, – Егор говорил и тем временем, загнав патрон в свободный ствол, взвел курок и на нем, – точно понимает, что, сунься он влево или вправо, и ему кердык! Вы, мужики, шустренько возвращайтесь, – Гена, ты подойти к утесу со стороны поселка, и поторопись, Юра, а ты давай – с берега, я – в центре… Займете позиции, сообщите, и я начну его из-за камней выдалбливать картечью. Он наш, мужики, только поторопитесь. Драпанет из-за камней все равно! …И вот еще что: белую волчицу я не видел.
– Мы уже идем к тебе! – напряженно дыша, ответил кто-то из спецов.
… Золотозубый Юра – такой золотозубый, что во рту у него, казалось застрял, кусок золота, и Геннадий, к кому обращаться без отчества уже было и не совсем прилично, сообщили Егору, что уже находятся на местах, откуда хорошо простреливаются склоны утеса, и что он может начинать дробить укрытие «партизана»… Но Лютый не ответил, ни на второе их обращение, ни на третье. Тогда спецы решили подняться на утес со стороны тайги и выяснить, в чем дело? Плохое им и в голову не приходило, так как Лютый до этого оставался с ними на связи и больше не стрелял.
По тропинке, вытоптанной на утес кедрачами, хотя это когда-то была тропинка, да стала ступенями для среднего человечьего шага, последние пять метров, до плато, спецы подымались вдвоем, один за другим, а то, что они увидели, поднявшись, их и развеселило, и смутило. Похоже, что Егор спал на скальной плите, завалившись на правый бок. Его двустволка отблескивала стволами у его ног. Она-то и стала причиной их замешательства – золотозубый Юра вскинул ружье и укоротил шаги, пристально рассматривая все вокруг по окружности, пожилой Геннадий, не пряча на лице смешливого изумления, наоборот, растянул свой шаг до чуть ли не бега. Отделявшие от Егора десяток метров он преодолел, пригнувшись, под прицелом ружья напарника, хотя полагать, что волк где-то рядом – это уже, вряд ли.
Егор проснулся, как только ему в лицо плеснули водой из фляги, а до этого он лишь харчал и весь вздрагивал, никак не реагируя ни на слова, ни на тычки спецов, пытавшихся привести его в чувства. Открыв глаза, пустые, но безумные во взгляде, его безвольное тело сползло с плиты, и он, обхватив дрожащими руками колени,
вроде, и не понимал, где он и кто перед ним, откровенно таращиться на него в беспокойном ожидании.Геннадий – он был ближе к нему, – протянул флягу с водой, да Егор выбил ее из руки пожилого коллеги, точно не растерявшийся подросток в драке, какую он не затевал, но уже активно в ней участвовал.
– Да что с тобой!?.. – грымнул на него тот.
Только Егор и впрямь, похоже, не вернулся пока что в реальность из сна, и вколачивал свои кулачища в ситуацию, которую еще не пережил до конца, являя из себя живую пружину, какую сон лишь сжал. А когда золотозубый, подняв флягу, вылил из нее всю воду размахавшемуся кулаками приятелю на голову, тот обмяк, бессилие успокоило руки – сон отпустил, как и попустило напряжение чувствований.
Отдышавшись, будто до этого Егор долго бежал в гору, он первым делом спросил:
– Вы ее убили?..
– Кого, ее?!.. – вместе спросили золотозубый и пожилой.
И только после этого стал им рассказывать, но шепотом и озираясь:
– После разговора с вами, я залег на плите и стал ждать, что предпримет волк, упаковавший сам себя за камнями. То, что само по себе, это странно – об этом я вам, кажется, говорил. Неправильный волк… Потом запах свежей рыбы почувствовал. То, от чего меня воротит – вы знаете! И рядом, главное. Совсем рядом. Поворачиваю голову, в метре от меня – белая волчица. Стоит передо мной, не скалится и не рычит. Словно из снега ее только что слепили – холодом от нее так и повеяло. И рыбой свежей… Крупная волчица, но глаза…, глаза ее щурились в укоре. Это не галюники!.. И головой она из стороны в сторону, поэтому, водила, точно этим говорила мне – не делай этого!..
Вот так я, и лежал на плите, не знаю, сколько: ружье наведено на черного волка, а перед глазами – она, и лапой своей в момент до меня дотянется. И чего я не видел никогда – когтем не шкрябает скалу под лапой, а прочерчивает на ней борозды, какие только зубилом можно пробить. Это меня здорово и напугало. Потому, что и она, белая волчица, тоже неправильная какая-то!
…Я только дернулся, а она – уже на мне. Не лапы – руки крепкого мужика. Придавили так, что ни дохнуть! И все так же головой надо мной трясет. А потом обнажила клыки – свет и погас…
– Она его усыпила, – обронил пожилой спец, запрокинув Егору голову выше и указав золотозубому на вздувшуюся и выпирающую на шее вену. – …След от ее клыка видишь, и кровоподтек там же.
Глубокие борозды, оставленные когтем белой волчицы на скальной поверхности плато, и в самом деле были необычными для звериной умелости что-либо подобное сделать. Так пропороть скалу мог лишь прочный металл из сложной стали. Да и кровоподтек на шее Егора говорил спецам о многом и в то же самое время ни о чем: чтобы волк придушил человека и ввел его в анабиоз, о таком можно было лишь выдумать. Спецы струхнули, а еще и потому, что Егор наотрез оказался от запланированного отстрела этих двух волков. А когда тот, включив свой мобильный телефон, разговаривал с капитаном Волошином, золотозубый Юра и пожилой Геннадий, оба хмурые, озадачено молчали и не просто так поглядывали друг на друга.
– …Ну и хорошо это: что не черный …этот, колдун или как его вы там называете, загрыз артельщика… Будем считать – ошибочка вышла, – цеплялся словами и интонациями Егор за возможность отказать кедрачам в отстреле пришлых волков. – …Говорю же тебе, капитан, что для стаи нас мало… …Нет, говорю тебе русским языком! …Жалуйся! …Слушай: будет заказ по стае, вот тогда и поговорим. Все – аревидерчи!
Геннадий был старшим в группе спецов, но решение за всех принял Егор, стоявший в немом раздумье возле камней, на краю утеса, после разговора с капитаном Волошиным, и это его никак не задевало. Он прожил немало, чтобы сковывающий даже мысли страх отличить от душевного опустошения и стенаний разума.