Я - душа Станислаф!
Шрифт:
В сотне шагов от плато, со стороны тайги, залег и затаился Лис. Своей рыжей мордой, здорово изуродованной клыками Марты, он так же ловил порывы ветра и время от времени, поэтому, менял места наблюдения. Его воины дежурили у утеса и днем, и ночью, но логово пришлых волков оставалось неизвестным. Лис не мог и не хотел ждать, что оно отыщется когда-то, потому пришел сам. Коготь Марты застрял в его сердце, и хоть рана на холке зажила, вожаку нездоровилось местью.
Все – и человек, и зверь – ищут удачу, а удача Лиса сидела, в этот раз, на камне, широко расставив ноги и обхватив голову руками, пахнущими оружейной смазкой и порохом. Шаман ушел, но главное теперь – чужак не только пробрался на утес, и наверняка его заметил кто-то из кедрачей,
…Налим, снова услышав за спиной шарканье лап, доверчиво развернулся на звук – клыки Лиса не отпустили его горло, пока не стало совсем темно, тихо, а глаза Налима не сомкнулись плотно-плотно, как у Артура, когда-то!
Налима похоронили без правой руки, не нашли и его ружья – Лис остался верен себе…
Небольшое кладбище не смогло вместить пришедших на гражданскую панихиду. Незамужние женщины голосили, замужние открыто плакали, а мужчины много курили и многие, присутствовали на панихиде с заряженными ружьями. Никто не мог припомнить, когда случалось подобное… зверство. И определение убийству точное – точнее не бывает: зверство, но людоедства – такое Шаману может простить лишь тайга. А его видели с Налимом, на утесе, только не успели… Найдут и сестру его – специалисты уже вызваны.
Поминали в кафе. Не все кедрачи остались для этого, да поминали до позднего вечера.
Матвей не выходил из-за стола. Другом Налиму он никогда не был, но сам считал его своим другом и это обоих устраивало. При каждом новом заходе и рассадке кедрачей за столами он порывался сказать уже им то, что до этого посчитали пьяным бредом другие. А Матвей, между тем, был не так уж и далек от истины. Возможно, если бы речь его была не бранной и не захлебывалась в дикой ярости, что-то из сказанного им запало бы в потревоженные несчастьем души, и в особах кедрачей мир услышал бы откровения небес. Ведь научились же слышать, видеть и понимать дождь, грозу, снег, звезды и Луну… Но его, Зырика, не хотели слышать – нашел время для брани, не хотели видеть – перебрал, так шел бы спать, хотя и понимали: заливал горькой то же самое, что усадило их самих за поминальные столы.
– …Это, бля… одно кодло: Шаман, белая волчица и та озерная тварь с ножом в голове, – не унимался Матвей – Я зырил как они сыпались с неба, тока не допетрил сразу. …Это малява бога! На клыках и на ножичке – она. …Зажрались мы здесь, на Земле. Башкой двинулись! Житья от нас нет никому!.. Пошматуют нас клыками скоро за это, пазуриками порвут на лоскуты, посадят на пики… Сваливать отсель пора!
Действительно – пора: Михаил пьяный бред Матвея слышал в пятый или шестой раз, а то, что он еще скажет – вообще, бред сивой кобылы! Подойдя к нему со спины, он выдернул его из-за стола, точно худосочный овощ, и вывел из зала кафе. Матвей не сопротивлялся, только повторял одно и то же:
– Сваливать нам пора, Митричь, отсель, сваливать! Фуфлом человек стал и фуфельное в нем все, окромя души!
Ночь Михаил досыпал в своем кабинете – Налима похоронили достойно, поминали сытно, а деньги в артель не текли рекой.
Специалисты по волкам приехали, когда в конторе было не протолкнуться. Хорошо, что все трое – курящие, а так, сразу бы, и не зашли к Михаилу – табачный дым выгрызал глаза. Трое их приехало. Одеты – под цвет тайги и о таежных волках знавшие достаточно, чтобы выслушать всех и услышать лишь то, что хотели услышать волкодавы, с приятными на вид добрыми человечьими лицами.
Правда, Матвею рассказ о лохматом попике на холме дался в этот раз нелегко – пришлось вспоминать под насмешливый гомон мужиков артели, давно забытые им слова. Но рассказ впечатлил спецов, особенно, о взгляде черного волка: давящий камнем на грудь до дребезжащего звука шаманского бубна в ушах. А еще, в глазах волка не иначе как тлела человечья грусть и взгляд, поэтому, обжигал.
– …Не больно, сученок, так обжигал, зыря на меня …не-не-не, не из этого мира, это точно, а будто что-то выжигал на моем сердце без боли. А вот что выжег – поди, узри?! …Обосрался
я тогда от страха, но страх этот в башке моей засел, стопудово, и базарит во мне с тех пор, сам с собой.После этих слов Матвея мужики, один за другим, стали припоминать, и вслух тоже, бредятину, какую Зырик нес на поминках Налима. Но спецам до этого не было никакого дела – сдержанно поблагодарив возбудившихся и расшумевшихся оттого артельщиков, лишь попросили их в ближайшее время не ходить к утесу, не подыматься на него, и отложить свои дела в тайге. Когда остались одни с Михаилом, все трое с готовностью расчехлили, первым делом, свои гладкоствольные ружья, двустволки, с двумя отдельно работающими ударно-спусковыми механизмами…
…Сопроводив троих спецов к утесу печали и скорби, где их поджидал участковый, замученного вида капитан Волошин, Михаил отправился к Йонасу, так как вчера, на кладбище, тот пытался ему что-то важное сказать, да не смог это сделать без планшета. А в кафе, во время поминок, не вошла – вбежала красавица Эгле, но только взбудоражила кедрачей и своим видом, и платком на лебединой шее, вспыхивающим одним лишь красным цветом. Михаил, уловив и в ее лице кричащее беспокойство, пообещал непременно зайти к ним завтра – дверь ему открыла Агне и уже с самого порога ее платок заалел.
Йонас и Эгле сидели за столом в зале. Их лица без слов сказали, что Михаила ждали. Он присел напротив, взял в руки заранее приготовленный для него планшет, и стал читать:
«Михаил Дмитриевич, Налима загрыз не черный волк. Не Шаман, как его называют в поселке. Мы видели и Налима, и этого волка на утесе. В это трудно поверить, но они о чем-то разговаривали. Возможно, что мне это показалось – что разговаривали о чем-то, только, когда дочь меня разбудила, а я уснул после вашего ухода, и, проснувшись, вышел во двор, у меня сложилось именно такое впечатление. И я слышал, мы слышали, все, раскатистый голос Налима и ответный, словно, щенячий лай волка. Налим сидел, и его видно было по пояс. Черного волка – тоже, их головы смотрелись на одном уровне. Потом черный волк ушел, а через минуту, может, чуть больше, Налим развернулся в сторону тайги, точно услышал что-то, и в этот момент на него набросился рыжий волк. Рыжий – это точно, и нам не показалось. С волком они завалились на землю, а что было дальше – этого мы уже не видели.
Троих мужчин видели. Они в этот момент бежали к утесу. Но один из них упал и, видимо, сильно поранился, так как кричал сильно и громко от боли. Пока его отвели к ближайшему дому, пока двое мужчин, после этого, добежали до утеса – минут десять прошло. Не меньше. Да и я – пока женщин своих в дом завел, пока успокоил, пока что-то в руки нашел…
…Рыжий, …рыжий волк, Михаил Дмитриевич, загрыз Налима».
Прочитав это, Михаил по мобильному телефону связался с капитаном Волошином. Участковый в это время обходил примыкающие к утесу подворья, с усталостью в голосе извещая хозяев о мерах предосторожности на ближайшие несколько дней. Черный волк ли, рыжий ли, или серо-буро-малиновый выгрыз Налиму глотку и отгрыз, сволота, ему руку по самое плечо – это капитана абсолютно не интересовало. Такое мог запросто сделать и человек, да и следствие еще не закончено. Так что, может – волк, рыжий или черный, а выясниться, что не зверь это вовсе сделал. Об этом он и сказал Михаилу. А еще в сердцах признался, что Зырик, вчера, хоть и пьяный был и молол всякую чушь, но это так – для кедрачей, для него же, представителя закона, вовсе это не чушь.
– …Посуди сам, Михаил Дмитриевич, – оживал волнением в трубке голос капитана, – рыбацкие сети режут второй месяц – кто? И как режут?!.. Сам ведь мне говорил – в хлам разодраны! Да, шея Налима, земля ему пухом – похоже на клыки…, а где его ружье? А рука-то, рука-то, зачем волку?
Теперь этот…, как его – ага, Шаман… Я ему в глаза не заглядывал, только и Зырик не пацан, чтобы волка от шамана не отличить?! Потому он и обоссался, что взгляд у того не звериный. Белая волчица – это, кто такая? И откуда – такая целительница?! …Я видел его грудь – коготь рвет, а не режет скальпелем! …Стоп: а о каком-таком ноже в голове говорил Зырик?.. Ты знаешь, о чем это он?..