Я, Хобо: Времена Смерти

–  Ты как ещё, активен, Марк?

Я прислушался к себе. Мне было бодро: как-никак трезвел сегодня уже дважды, меня не раз тошнило, долго сидел в невесомости, ну, а со сном у меня после смерти отношения сложились странно. Мне было бодро, так я и ответил Шкабу.

–  Дожать не откажешься?
– спросил он.

–  А Хайк?

–  Мне нужно на Землю!
– предупредил Хич-Хайк, заглядывая мне в лицо. Я похлопал его по груди, успокаивая, мы помним, Хайк, при первой же возможности.

–  Ну уложи Хайка спать, а сам приходи.
– Шкаб помедлил.
– Что-то мне не по себе сейчас, Марк. Давай дожмём. Ты да я.

–  А есть рычаги?

Он картинно усмехнулся. Смысл усмешки был прост и ясен: мол!
– но исполнение Шкабу не удалось, вышло слишком натужно, и я обеспокоился. В хорошо известном мне наизусть прайсе пьяных состояний Шкаба позиции "душевный упадок" никогда не стояло.

–  ОК, шкип, - сказал я, не подавая к виду беспокойство.
– Дожмём ваш день рождения. Если не я - то кто же? Я вам многим обязан.

Хайк засыпал у меня сразу, стоило ему убедиться, что штаны снял я и банку свою разбираю. Так я обманул его и сегодня. Снял штаны и рванул плёнку на постели. Он важно кивнул, лёг, подложил под щёку кулак, накрыл голову подушкой и выключился. Теперь, с единичной вероятностью, он не должен был проснуться ни за чем верных часов пять, хоть его ты бей, хоть над ним ты пой. Я надел штаны обратно, просунулся в умывальник, плеснул в лицо воды, попортил очередную салфетку, погасил в личнике свет - и стукнулся к моему шкиперу через пять минут, не больше. Шкаб успел переодеться в шорты и распашонку, опустить столик и легко накрыть его чем накопил. И музыка чуть тихо играла - именно что Allend Джексона, что вызывало у меня довольно нервный смешок; и его я постарался от Шкаба скрыть, и успешно, он ничего не заметил, вскрывая галеты. Я занял свой насест, спиной к двери, Шкаб сидел от меня через стол на затянутой плёнкой спальной банке. Придвинув ко мне галеты, он взял из раскрытого портсигара мундштук и, сосредоточенно посапывая, приступил к его снаряжению. Личник освещала только столешница, а два зелёных линка, сидящих на настенном щитке сервиса, добавляли пару свечей от силы. Молчанье затянулось. Пара тысяч землян родилась.

–  С днём рожденья, исповедник, - сказал я.

Он включил зажигалку, затянулся и, высопнув дым через нос, уставился на меня сквозь образовавшееся над столом облако. Личник Шкаба сквозило недостаточно: тупик, по-борт, - обычно Шкаб спал с открытой дверью. Дополнительный воздуховод он завести к себе не позволил, его раздражало пыхтенье в рукаве.

Вербально Шкаб не отреагировал.

–  Вы что, шкип?
– спросил я, когда прошла пара минут. У меня шею заломило молчать. Он спросил в ответ:

–  Ты ей поверил, Марк?

–  Туче?

–  Ну да, Туче. Вот это всё, что она сегодня.

Я взял с пластикового квадратика один из семи ломтиков Шкабова лимона, отодрал полоску шкурки и откусил кусочек.

–  История мне понравилась, - жуя, сказал я недовольно.
– Туча отличная байчила.

–  Угу. Ясно, - сказал Шкаб.
– Понимаю… Без комментариев… Своих проблем хватает.

–  Ну да, - кивнул я и спохватился.
– Каких проблем, Шкаб? Неотчётливо.

Он вертикально махнул на меня рукой, разделив табачное облако надвое. Глядел он мимо, но, нет, не ловил он меня на реакцию, как бы выбрав момент и подкинув заманку. Он разговаривал как бы сам с собой. Себя ловил. Левую половину его лица, от складки на краю рта, вдруг как рвануло тиком книзу, да так и приморозило. Шкаб страдал от тика, да и кто из нас не страдал, в большей или меньшей, но сейчас у него прямо голова дёрнулась, и я дёрнулся эхом.

–  Может, релаксанчику?
– сдерживаясь, спросил я.
– Чего вас разобрало, старичина, в виду рабочего дня грядущего?

–  Обеспечение жизнедеятельности, - сказал он.
– Вот наша проблема. Она же - смысл жизни… Я отвечаю на твой вопрос, Марк. Обеспечение жизнедеятельности. От веку, поныне, в данный момент, и далее, в простор планетный. Бескрайняя эта проблема, (…) [20] , сынок, бля. Сюда льём, отсюда выливается, а излишки вручную отчерпываем. Ты знаешь, сынок, когда летали первые русские (орбитально ещё), официальная формулировка была: "Запущен корабль-спутник с человеком на борту".

20

вот так (трбл.)

–  Не понимаю вас, шкип. Что изменилось-то?

–  А вот и ничего. То-тэка и оно.

И мне снова пришлось ждать продолжения. Опять он замолк. МолчА, закрыл клапан на мундштуке, помедлил, пока картридж довыгорит, выбил его в мусорную нишу на столешнице, уклал мундштук на место в портсигар, налил мой и свой по край стаканчики прозрачной жидкостью из бутыли, и вприкуску с икорными палочками мы стаканчики опустошили, без объявлений, по взаимодействию, туттейно на одну из сильных долей Джексона. Я ждал, ждал-то. А Шкаб, видимо, ждал от меня поддержки. Но у меня-то не было вопросов, это ведь Шкаба что-то ломило. Но вопросы пришлось изобретать, потому что молчал мой Шкаб, его ломило, я отчаялся, и шею у меня опять свело, я пошёл на выручку.

–  Может быть, вы знаете больше, старичина?
– задал я, изобретя его.
– За Тучу что-то играет всерьёз, документированное?

–  Да нет, - сказал Шкаб.
– Хотя, а что, "Нелюбов" как таковой здесь тебе не?

–  А что там, на "Нелюбове", отыскались прикованные скелеты и власти скрывают правду?
– спросил я, изыскав у себя довольно слабенького ядку и добавив его в звук фразы в части "прикованные скелеты".

Как я и ожидал (и надеялся), Шкаб хотя бы усмехнулся. А меня уже подмокало, впрочем, в личнике становилось душновато физически. Я же дышал. Мёртвые не потеют? да ладно вам.

–  Читать тебе меньше надо всемирную литературу, космач!
– молвил почти обычным голосом Шкаб.
– Того и глядишь, пойдёшь стихами отчёты файлить.

–  Давно бы начал, - сказал я.
– Да читатели некомпетентны.

–  Тренировать надо их, читателей.

–  А вы не читатель. Сами ж и сгноите поэта.

–  Это правда, - согласился Шкаб.
– Но и доставил бы старику удовольствие.

–  Отчётом в рифму?

–  Результатом сгноения.

Я засмеялся. Он подхватил, и судорога у него на лице растворилась. Разумеется, все мы ходим над кафаром по слюдяным пайолам, и я, конечно, заподозрил сначала, что старичину моего повело и его стекло треснуло, а он, как честный товарищ, решил себя мне посвидетельствовать пред госпитализацией и дать последние наставления. Но смеялся он здорСво, и подозрения мои разошлись, и взял я ломтик с отодранной шкуркой и, съев его, спросил Шкаба:

–  Шкаб, открою я дверь? душит.

–  На немного отодвинь.

–  Да спит Палладина.

–  После Тучиной байки не удивлюсь сейчас и хосту Претор-ниана, - сказал Шкаб и погасил улыбку.
– Он любил… вот об сию пору как раз выявиться… с крайним на сегодня баллоном малинки… Представляешь?

Я всплеснул руками - в невесомости меня бы крутануло.

–  Шкип, сняли бы уже, а? Мне уже нелепо. Ваша грусть меня бесит.

Шкаб налил себе одному, быстро выпил и заговорил:

–  Вот что я тут тебе: ты знаешь, на первый кислород мы пошли кучей. Нахав-Цац, Френч, Мако-соператор, бригада Фрачера в девять душ, ну, ты их всех. Как раз народу на быстро погрузить. Башня разговаривала со мной бегло, но я с подхода заметил, что платформа пАрит в подбрюшье. Много льда в радиусе, я ловил квадратным метром до ста тычков в минуту. Ну, "Будапешт" не шаттл, вихляться вокруг платформы рук не хватит - тебя-то не со мной, - сказал Шкаб, - так что не стал я осматривать утечки снаружи, а пошёл прямо на стыковку.

–  Погодите… Это когда я Хайка спасал, что ли?
– уточнил я, по тону Шкаба поняв, что дожатие вечера началось, вот оно, именно вот.

–  Ну, кто там кого спасал, ты - Хайка или - он тебя… Слушай, младой, не затычь. Реябта начали кислород грузить, а я осматриваться в Башню полез. Воспользовался служебным положением, вот так. Жилуха полностью освещена. Ты мой видеоотчёт видел?
– Я покачал отрицательно головой.
– Ну, не важно. Башня вообще была на полную в свету, её не консервировали. Покинули на ходу, между делами… токамак в режиме, процессор под светом, вентиляция вертит, кислородный завод дышит… все дела - на деле.

–  Да это все знают…

–  Ты спать хочешь пойти?
– спросил Шкаб прямо.

–  Мне не нравится ваш настрой, шкипер, - так же ответил я.
– Он замогильный какой-то.

–  Тогда выпей вон малинки. Кто-то же должен исповедовать исповедника. Он же ведь тоже человек, исповедник.

–  Я понимаю. Но что-то мне не очень, Шкаб. Не исповедник я, психикой не выхожу.

–  Я бы не стал тебя подвергать опасности, Марк, - сказал Шкаб.
– Мы просто с тобой дожимаем вечер, байками несём, что ты, космач? сиди, слушай… А мне полегчает.