Я хочу, чтобы...

Когда дверь скрипнула, открываясь перед султаном, Амин тихо, не веря, что говорит это, произнёс:

– Я тебя прощаю.

Халиб или не расслышал, или сделал вид. Амину было всё равно.

– Человечнос-с-сть, - просвистел рядом голос Алифа.
– Человеченос-с-с-сть, ибни. С-с-с-среди людей она в пос-с-с-следнее время так редка.

Амин промолчал, впервые в жизни понимая, какая пропасть лежит между ним и братом. И что бы он ни сделал, ему никогда, никогда не сократить её.

И этому человеку он что-то стремился доказать?

***

Аллат, последний раз полюбовавшись на своё отражение в куполе храма, набросила на роскошные волосы накидку, собираясь уступить небосклон брату. Длинные, как копья, и тонкие, как иглы швеи, лучи заглядывали на базарную площадь гарибского города Аббаса, граничащего с Яммой.

Сжимая кулаки, Амин смотрел вокруг. О жестокости джинов рассказывали страшные истории, он же видел её и воочию. Для джинов не существовало смерти, и все жизни людей - ведущих караваны бедуинцев, торговцев-побержцев, нахваливающих товар, стражников, скучающих у городских стен - все эти жизни не имели ценности. Ровно настолько, насколько не имели они и для султана Халиба, собирающегося напасть на город ночью.

– Ты не любиш-ш-ш-шь убивать, ибни?
– просвистел возникший как обычно из ниоткуда Алиф.
– Ты предпочитаеш-ш-ш-шь мир?

Амин глянул на него и опустил голову.

– Какая разница, что я люблю?
– в вечерней сутолоке базара его голос звучал почти неслышно. Для людей, но не для джина.

– И ты не хочеш-ш-ш-ш быть мелкой фиш-ш-шкой в этой алатыри, - улыбнулся Алиф.
– Но тебя не пос-с-с-слушает здешний эмир, даж-ш-ш-ше если ты з-з-захочеш-ш-шь предупредить его об опас-с-с-сности.

Амин быстро глянул на него.

– Ес-с-с-сть с-с-с-способ, - по-змеиному улыбнулся Алиф.

Вслед за его словами на базар упал туман. И гулкая, сонная тишина.

– Они с-с-с-спят, - подмигнул Алиф, когда туман рассеялся, и Амин изумлённо оглядел площадь.
– Вс-с-с-се с-с-с-спят. Ведь у вас-с-с-с с-с-с-скоро ноч-ш-ш-шь.

Амин машинально кивнул и с трудом выдавил, когда лежащий у его ног мальчишка-побережец, отдалённо похожий на Валида, потянулся во сне:

– Разве ты господин и над сном, повелитель змей?

– Нет, - улыбнулся Алиф.
– Но с-с-с-среди нас-с-с-с есть и повелитель с-с-с-сновидений… Ты хочеш-ш-шь мира, пус-с-с-сть так. Некоторые из нас-с-с-с не разделяют твоих… желаний… Но они с-с-с-согласны с-с-с-сохранить с-с-с-свою ярость для колдуна. Иди, ибни. Поговори с-с-с-с эмиром. Он прос-с-с-снётся. И выс-с-слушает. Теперь выс-с-с-слушает. Дай ему шанс-с-с-с-с выж-ш-ш-шить.

Амин выпрямился и, не оборачиваясь, направился к дворцу.

– Стоит ли ему доверять?
– капризно поинтересовалась бледная красавица с серебристыми волосами, соткавшись из тумана и повиснув в воздухе рядом с Алифом.
– Он смертный.

– Хумай доверяла ему, - прошипел Алиф, глядя юноше вслед.
– З-с-с-са него она отдала с-с-с-свою с-с-с-свободу.

– И не предупредила, что колдун его обманет?
– изогнула бровь туманная красавица.
– Не думаю, что это доверие.

Алиф совсем по-человечески пожал плечами.

– Тогда попробуй навредить ему, и, когда с-с-с-сайеда ос-с-с-свободится, пос-с-с-смотришь, что она тебе с-с-с-сделает.

Красавица фальшиво рассмеялась, изящно прикрывая губы ладошкой.

– Я путешествовал с-с-с-с ними, - покачал головой Алиф.
– Я наблюдал. Он бес-с-с-скорыстен и жалос-с-стлив.

– Ну да, - улыбнулась красавица.
– Если умрёт, будет не жалко. А он умрёт, колдун убьёт его в первую очередь. Смертные любят убивать друг друга.

– Унич-ш-ш-тожить колдуна мож-ш-ш-шет только человек. Ос-с-с-стальным с-с-сметрным я не верю.

– Если бы на совете Великого Круга за него не замолвил слово Зантсиб, никто из нас бы не верил ни тебе, ни ему, - надменно отозвалась джинья.

Повелитель змей улыбнулся.

– В таком с-с-с-случае мне с-с-с-стоит благодарить мудрос-с-с-сть с-с-с-сайеды и благородс-с-с-ство этого ибни.

– Подчиняться смертному, - фыркнула красавица.
– Пусть колдун умрёт. И тогда этот благородный и мудрый не должен рассчитывать на наше благоволение.

– Именно поэтому я говорил з-с-с-са него, - улыбнулся Алиф.
– Он не с-с-станет.

Красавица несогласно мотнула головой и растаяла, как туман в солнечных лучах.

На потемневший небосклон выехал Вадд, равнодушно глядя на заснувший внизу город. Хмурому богу не было дела ни до смертных, ни до джинов. Только до мёртвых.

***

Города Гарибы один за другим сдавались султану Яммы. Без боя. Повелитель Халиб оставлял в них гарнизон яммцев и шёл дальше, продвигаясь вглубь богатой Гарибы.

Соседи - султанаты Мунира, Аиши, Карима - волновались. О султане Яммы поползли слухи, что он дружит с колдуном, подчинившим джинов. Что равного этому колдуну нет. Что он может завоевать весь мир.

К Гарибе полетел голубь из Мурнира с предложением союза. Чуть позже - из Аиши и Карима. Султаны этих стран боялись за свою свободу и жизнь - кто знает, что придёт в голову великому колдуну? Но их союз не приняли, а спустя несколько дней окружённая столица Гарибы вдруг выставила свою армию, в которой людей была разве что десятая часть. Битва колдунов, говорят, длилась до заката, и захлебнулась сама собой, грозя повториться наутро.

Но началась куда раньше, ночью, с вылазки из лагеря Яммы во дворец султана Гарибы.

***

– Ибни?
– не обращая внимания на бьющуюся в клетке крылатую джинью, удивился султан Гарибы.
– Я же приказывал тебя убить. Как ты выжил?

Амин вхолостую замахнулся джамбией, но казавшаяся обманчиво близко фигура снова исчезла, появившись у него за спиной.

Колдун явно наслаждался игрой.

– Так это ты тот смертный, сумевший договориться с джинами?
– спросил вдруг он.
– Правда? Неужели! Глупец, зачем? Ты же прекрасно знал, что я могу одним желанием сделать так, чтобы вас не стало. И хумай его исполнит. Куда она денется. Амани!

Амин, вздрогнув, снова замахнулся.

– Повелитель, - темноволосая красавца склонилась на пороге комнаты.

– Смотри, как пляшет, - снова появляясь в другой стороне, усмехнулся колдун.
– Спой, Амани. Пусть у него будет музыка.

– Повинуюсь, повелитель, - тихо откликнулась красавица и, запрокинув голову, закричала, наполняя воздух отчаянием и безнадёжностью.

Амин, сдерживая слёзы, закрыл глаза, замирая.

– Удивительно, - протянул колдун, делая девушке знак прекратить.
– Для всех смертных, кроме её хозяина, песни хумай - боль и смерть… Значит, ты поёшь не только для меня, Амани?