Я или Человек Без Тела
Шрифт:
Вообще-то официально Федерация каратэ была основана Алексеем
Штурминым только в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Это так, но неофициальные секции существовали в СССР уже с начала семидесятых. Во всяком случае, у нас в Полынограде такая секция была и я начал заниматься в ней, когда учился еще в седьмом классе.
Правда, называлась она не школой каратэ, а "школой мужества" и в ней кроме каратэ занимались боксом и вольной борьбой и эти два вида спорта были основными. Где Кумарин обучился искусству японской борьбы, и как он заработал второй дан каратэ Шокотан, я не знал, да мне это было и не важно. В секцию каратэ
Теперь, когда мне уже почти сорок пять, я удивляюсь самому себе.
Себе, шестнадцатилетнему. Я мыслил иными категориями, нежели мои сверстники. Может быть, поэтому я - состоявшийся бизнесмен и небедный человек, а многие из них влачат жалкое существование, считают копейки, экономят на еде и одежде и живут в хрущевках и в коммуналках. А некоторые уже и вовсе не живут. Те, что, научившись у
Кумарина ломать челюсти и вышибать ударом пятки воздух из легких своих противников, ушли в бандиты, а у бандита, как известно, век не долог.
Как я справедливо рассудил тогда, когда впервые увидел Машу, она и правда, никуда не делась. Буквально через несколько минут, прошедших с начала первого урока, я почувствовал на себе ее взгляд.
Машин взгляд не опалил мою щеку огнем, как пишут в романах, он погладил по ней, очень нежно и ласково. Маша продолжала смотреть на меня (Ее посадили в первый от двери ряд, за соседний с моим стол, за партами мы уже давно не помещались), а я делал вид, что ничего не замечаю.
– Абарова!
– вдруг строго сказала Елена Аркадьевна Маше от доски.
– Якушев, конечно, очень симпатичный юноша, но если ты забыла, я напомню: идет урок математики, и я объясняю всему классу и тебе новую тему.
Я повернул голову и увидел, что Маша сидит красная от смущения, с опущенными глазами. Потом она подняла глаза и украдкой взглянула на меня, проверить, не смотрю ли я на нее. Наши взгляды встретились, я улыбнулся и подмигнул. Не обидно. Маша улыбнулась в ответ и снова опустила взгляд в столешницу.
– Через сорок минут перемена, - продолжала математичка.
– Тогда и налюбуетесь друг другом.
– Хорошо, Елена Аркадьевна, - громко сказал я, и класс заржал, как небольшой табунчик лошадей.
– Успокоились!
– строго сказала Елена Аркадьевна.
– Продолжим урок. Итак…
Я слушал вполуха и кожей правой щеки изредка ощущал Машины взгляды. На перемене я первым подошел к ней и сказал:
– Меня зовут Николай.
– Маша.
– Хочешь, я договорюсь с Зинкой Перепеченовой, которая сидит рядом с тобой, и мы с ней поменяемся местами.
– Хочу, - просто сказала Маша.
– А она не обидится на меня? Зина?
– За что? Я же сказал: договорюсь. Любой договор формулирует условия, которые удовлетворяют обе стороны.
Маша восхищенно посмотрела на меня снизу вверх и сказала:
– Какой ты умный!
Я рассмеялся. Эту фразу я не сам придумал, я часто слышал ее от отца. Как и подобает порядочному человеку, каким я себя тогда
считал, я честно признался:– Так мой отец говорит.
– А кто твой отец?
– спросила Маша.
Она просто так спросила, без всякого умысла, я был в этом уверен.
– Мой отец - главный инженер на ПЭМЗе, - хвастливо ответил я.
–
Но скоро будет директором. Приказ, подписанный министром скоро должен прийти. ПЭМЗ - это Полыноградский энергомеханический завод.
– Я знаю. Моя мама тоже работает на ПЭМЗе, в заводской библиотеке. Она недавно туда устроилась.
– Здорово!
– сказал я.
– Ну ладно, пойду с Зинкой договариваться.
С Зинкой Перепеченовой я договорился легко. У нас с ней ничего не было, с Зинкой. Ничего амурного. У Зинки был друг, его звали
Никифор. Мы с ним вместе ходили в секцию Кумарина и даже немного дружили. Никифор учился в другой школе в десятом классе. А ко мне
Перепеченова относилась неплохо, даже хорошо, считала меня парнем, что надо.
Хитро улыбнувшись, Зинка сказала:
– Смотри Якушев, только успеваемость не понизь.
– Зинка
Перепеченова была нашей старостой.
– Не переживай, - успокоил я ее.
– Наоборот, я успеваемость повышать собрался. Через два года в институт поступать.
Следующим уроком должна была быть история, но пришла Елена
Аркадьевна и сказала, что будет еще одна математика.
– Надежда Николаевна еще не вернулась из Сочи. Задержали самолет.
– У-у-у!
– завыли мы. Математику мало кто любил.
– А я смотрю, у вас некая рокировочка произошла!
– Елена
Аркадьевна посмотрела на нас с Машей.
– Я не против, но если вы будете отвлекаться и мешать мне вести урок…
– Мы не будем вам мешать, - заверил я Елену Аркадьевну, отвечая за себя и за Машу одновременно.
– И отвлекаться не будем. Мы с
Абаровой решили поступать в технический ВУЗ. Так что, математика нам необходима. Как воздух.
– Ну, ну, - с сомнением в голосе сказала Елена Аркадьевна и начала урок, а Маша посмотрела на меня недоуменно, пожала плечиками и стала внимательно слушать то, что рассказывала нам математичка.
Позже я понял причину Машиного недоумения.
После уроков я проводил ее до дома. Мы разговаривали о пустяках и о серьезных вещах, таких, например, как наше будущее. Я узнал, что
Маша не хочет поступать в технический ВУЗ. Что она любит литературу и историю, и что она еще не решила, куда идти после школы - на филфак, или на исторический. Скорей всего, все-таки на филфак. Маша призналась мне, что она сама пишет стихи, что у нее уже целая общая тетрадка. Я попросил ее почитать что-нибудь, но она застеснялась, пообещала почитать мне свои стихи в другой раз.
Другой раз был на следующий день. Стихи в принципе я не любил, но одно дело брать в руки учебник или книгу со стихами и читать самому, а совсем другое дело, когда стихи читает другой человек, да к тому же - человек, который тебе нравится, да к тому же, стихи собственного сочинения.
Я оболдевал, но все же больше от Маши, чем от ее стихов.
То, что я влюблен в Машу по уши, я понял сразу, с самого первого дня, когда я проводил ее и вернулся домой. Я не стал обедать, улегся на свою тахту и, заложив руки за голову, стал мечтать о том, что завтра я приду в школу и снова увижу ЕЕ. Думаю, что Маша мечтала о том же самом.