Я или Человек Без Тела

–  Ты занимаешься хиромантией?
– усмехнулся я.

–  Нет, Колун, хиромантией я не занимаюсь. Просто прочитала об этом в каком-то журнале. Теперь уже не помню в каком. Наверное, это ерунда…, - Маша отпустила мою руку, хотя я чувствовал - она видит, что мне приятны ее прикосновения и тепло ее рук.
– А занимаюсь я тем, что с утра до вечера, а иногда и ночью ставлю больным уколы и капельницы, даю им таблетки, делаю перевязки. Я, Колун, реанимационная медсестра. И времени на всякие глупости у меня не остается. И стихов я больше не пишу. Уже давно.
– Маша говорила это, без какой бы то обиды на свою жизнь и уж совсем не для того, чтобы вызвать у меня жалость.

– Я много времени провожу на работе. Ты же знаешь, в медсестры не рвутся, их всегда не хватает. Вот и приходится… Но я люблю свою работу. Знаешь, как приятно наблюдать за тем, как человек выздоравливает? Как у него появляется аппетит?

Как он делает первые шаги? Как у него снова возникает желание жить?

Ведь некоторые себя заживо хоронят, прощаются с родственниками. А потом, когда операция проходит успешно, они словно заново рождаются… Ты женат?

Я даже вздрогнул от неожиданности ее вопроса.

–  Нет. И никогда не был… А ты?

–  Была. Недолго. Два года всего.
– Маша замолчала. Она взяла чашку кофе, я даже не заметил, когда нам его принесли, и с удовольствием вдохнула кофейный аромат.
– Здесь всегда хороший кофе.

Умеют варить. Мы с Ваней сюда часто ходили, недалеко от дома. Ваня - это мой муж. Он умер два года назад. Я вышла за него, когда мне было уже сорок. А в сорок два я стала вдовой. Вот так.

Я тоже сделал глоток. Кофе уже немного остыл.

–  От чего умер твой муж?

–  Рак мозга. Неоперабельная опухоль. Он лежал в той больнице, где я теперь работаю. Я сутками сидела в палате у его кровати. Выполняла обязанности и медсестры и нянечки и санитарки. Привыкла. А когда

Ваня умер, я пришла к главврачу и сказала, что хочу здесь работать.

Сначала работала санитаркой, потом окончила курсы и стала медсестрой.

Я снова закурил. Предложил Маше, но она отрицательно качнула головой:

–  Ты прав, я не курю. И никогда не курила.

–  А теперь у тебя кто-нибудь есть?

–  Я живу одна, если тебя это интересует. Мама жива и здорова.

Работает в нашей городской библиотеке. Ей уже шестьдесят пять, но она еще работает. Библиотекарей теперь не больше, чем медсестер.

Живет она с моим отчимом на другом конце города. Я часто у них бываю. А я живу в квартире моего бывшего мужа. Одна. Но в гости я тебя не приглашу.

–  Почему? Тебе неприятно меня видеть?

–  Если бы было неприятно, я бы не стала с тобой разговаривать. И не пошла бы с тобой в это кафе. Нет, Колун, я, правда, рада, что встретила тебя.

–  Тогда почему?

–  Ни к чему это. Во-первых, я устала. Мне надо отдохнуть, а завтра снова на работу. А во-вторых, и это главное… Не знаю, согласишься ты со мной или нет… Мы увиделись, посидели, попили кофе, рассказали друг другу то, что сочли нужным и возможным. И все.

Этого достаточно. Мы с тобой, Колун не сможем быть вместе. Мы всегда жили в разных измерениях и находились на противоположных полюсах.

Помнишь, даже в школьном журнале наши фамилии стояли в разных концах списка. Моя фамилия была первой, а твоя последней. Абарова. Якушев.

–  А теперь как звучит твоя фамилия?
– почему-то с ревностью спросил я, но Маша не заметила этой глупой нотки, ответила, пожав плечами:

–  Так же. Абарова. И мы еще дальше удалились друг от друга.

Только теперь вверху ты. Ты - преуспевающий бизнесмен, а я простая медсестра. У нас не может быть ничего общего.

–  Мы ошибаешься, - горячо возразил я.

– У нас очень много общего.

Мы с тобой - люди одного поколения и, наверное, нам по душе одно и то же. Мы учились в одном классе в одной школе, мы сидели за одной партой. Мы… - Я споткнулся, увидев, как вспыхнули огнем ее глаза, но огонь этот был холодным.

–  Мы недолго за ней сидели, - жестко сказала Маша.

Я смотрел в ее серые глаза и видел, что холодный огонь в них утихает, и они становятся влажными.

Я вспомнил, как однажды Маша вскочила со своего места и, прижав носовой платочек ко рту, опрометью выбежала из класса. На урок она так и не вернулась и вообще ушла домой, на переменке взяла свой портфель и ушла. Наверное, отравилась беляшом, сказала она мне. В тот день у меня были соревнования и вечером мы с Машей не встречались. А на следующий день все повторилось. Маша была бледной, ее тошнило. Учительница, теперь уже не помню кто, кажется Софья

Абрамовна, да, точно, она, вышла в коридор вместе с Машей, и они за дверями о чем-то долго разговаривали. А потом Маша перестала ходить в школу. Классу было объявлено, что Маша заболела и лежит в больнице. Лишь я один знал, что случилось с ней на самом деле.

Беременна! Маша ждет ребенка! Ребенка от меня.

Когда я узнал о том, что Маша беременна, я испугался.

Сначала я ни о чем не догадывался, думал, что Маша отравилась несвежим беляшом, как она мне сказала и, обеспокоенный ее самочувствием, после уроков прибежал к ней домой. Маша была дома одна. Я полез к ней обниматься, но она меня оттолкнула:

–  Доигрались уже. У нас ребенок будет.

–  Какой ребенок?
– не понял я.

–  Маленький.

И тут до меня дошло.

–  Какой ребенок?
– повторил я, но уже с другой интонацией.
– Ведь мы еще сами дети!

–  А что ты предлагаешь?

–  Ну…, не знаю. Посоветуйся с мамой.

–  Уже советовалась.

–  И что?

–  Она уговаривает меня сделать аборт.

–  И правильно. Ты только подумай, что будет, если ты родишь! Все насмарку! Твой филфак, мой технический. Все! А как мы ЕГО будем воспитывать? Я не умею ничего. Я не знаю, что скажут мне мои родители…

–  Уходи!
– зло сказала Маша.

И я ушел. Ведь я же был гордый. Хоть и напуганный.

А когда Машина мама, Ольга Сергеевна, пришла к нам домой и все рассказала моим родителям, я испугался еще сильнее. Наверное, это был мой первый, самый жуткий страх. Кажется, что никаких других чувств, кроме страха, в моей душе не было. Что же теперь будет, думал я, что же теперь со /мной/ будет?

Ольга Сергеевна и мои родители долго разговаривали при закрытых дверях. Когда она вышла из гостиной, я собирался на тренировку, зашнуровывал кеды. Ольга Сергеевна остановилась около меня, посмотрела прямо в глаза и сказала:

–  А ты похож на своего отца.
– И добавила грустно: - Ваш с Марией ребенок мог бы быть красивым и сильным.

Мог бы! Как я обрадовался тогда этим словам. Значит, ребенка не будет. Значит, жизнь продолжается.

Маша не хотела со мной разговаривать. Я звонил ей по телефону, а она вешала трубку. Я приходил к ней домой, она не открывала мне дверь.

А потом Маша и Ольга Сергеевна куда-то переехали.

Родители никогда не поднимали этой темы. Как-то раз отец зашел в мою комнату и положил пачку презервативов на письменный стол.