Я люблю тебя, Калькутта!
Шрифт:
Постепенно идеи Хейвелла и Обониндранатха Тагора начали проникать в среду интеллигенции, вокруг них стали сплачиваться молодые художники: Нондолал Бошу, Шурендранатх Гангули, М. Ч. Де, К. Мажумдар, К. Венкатаппа, Шарода и Барода Укил, Девипрасад Рой Чоудхури, Промод Кумар Чаттерджи и другие. Окончив школу О. Тагора, они разъехались по всей Индии и возглавили в разных городах школы национального мастерства.
Новая система обучения была направлена на изучение, копирование, интерпретацию индийских сюжетов и приемов классического искусства древности и школ миниатюры средневековья. Изучались канонические трактаты по искусству. Ведущей по-прежнему оставалась Калькуттская школа искусств, вице-директором которой с 1902 по 191,5 год был О. Тагор. В 1908 году на смену Хейвеллу пришел Перси Браун, такой же знаток и поклонник индийской культуры. Наглядным пособием для студентов служили
Калькуттская школа искусств была не единственным центром Бенгальского Возрождения. В калькуттском доме Тагоров — Джорасанко постоянно собирались художники и ценители искусства. Не в последнюю очередь их привлекала коллекция Тагоров — настоящая сокровищница, часть которой можно видеть в музее и сегодня: это миниатюры иранской, раджпутской и могольской школ, китайские и японские гравюры, буддийские рукописи на пальмовых листьях, бенгальские лубки, терракота, народные игрушки, ткани из всех областей страны. В наши дни к ним присоединились на равных правах работы мастеров Бенгальского Возрождения.
Сегодня эти картины признаны национальным достоянием, их запрещено вывозить из страны, они окружены почетом и преклонением. Хранятся они в крупнейших музеях страны — в Галерее современного искусства в Дели, в Калькутте — в Галерее современного искусства Академии художеств, в музее Бирлы, в музее-квартире Тагора, в частных собраниях.
Надо сказать, что с первого, поверхностного взгляда они не вызывают у нас, европейцев, особенных чувств, хотя очень изящны, красивы, гармоничны: содержание их нам часто непонятно, названия ничего не говорят — «Абхисарика», «Качха и Деваяни», «Партхасаратхи», «Шримоти и Малоти». Нужно хорошо знать индийскую философию, мифологию, литературу, особенно творчество Р. Тагора, чтобы прочувствовать их. Их изощренная техника кажется нам, капризным детям XX века, старомодной, содержание — темным и неинтересным. Увы, такова судьба многих первопроходцев: умостив своими телами путь будущим поколениям, они остаются чтимыми, но уже ненужными, сделавшими свое дело. И только историки знают, какие бури бушевали в душах этих людей, сколько им требовалось усилий, чтобы разбудить современников, вдохнуть в их души искру божественного-пламени…
О Тагоре-художнике
В доме-музее Тагора хранится неплохая подборка работ Обониндранатха и Гяганендранатха Тагоров и Нондолала Бошу. Они, конечно, уступают полотнам, которыми гордятся художественные музеи Калькутты и Дели, но дают достаточно полное представление о художниках. Обониндранатх — это возрождение средневековой миниатюры, но не подражание ей, а творческая переработка и использование ее приемов на новом, современном уровне. Все его вещи выполнены в изысканно блеклых, благородно приглушенных тонах, удивительно изящны и гармоничны. Гяганендранатх — это первые опыты кубизма в Индии, первые попытки разложения формы и цвета. Нондолал Бошу — это народный лубок, возведенный в монументальный жанр, буйство форм и красок.
Но главным сокровищем считаются здесь работы Рабиндраната Тагора — их 43. А всего, по самым скромным подсчетам, он создал почти 3 тысячи рисунков, набросков и картин. Они удивительны и странны, их трудно отнести к какому-либо художественному течению Востока или Запада, они сами по себе, это «рисунки Тагора».
Р. Тагор начал рисовать в 67 лет, примерно в 1928 году, и очень усердно занимался новым для него искусством около 12 лет, не думая о том, представляют ли его рисунки какой-то художественный интерес. Он рисовал просто потому, что ему этого хотелось, надо было какие-то чувства выразить именно таким способом. Но, выставленные в Париже, Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, а также у нас, в Москве (в 1930 году, во время визита Тагора в СССР), рисунки эти вызвали огромный интерес.
Началось все с тех бессознательных узоров, которыми многие люди заполняют черновики рукописей. Зачеркивая фразы, слова, Тагор обводил их рамками, соединял зачеркнутое, добавлял всякие завитушки и росчерки, придавая получавшемуся узору сходство то с домом, то с решеткой, то с птицей. Постепенно он почувствовал потребность как-то организовать, завершить эти формы. Он писал: «Когда случайные штрихи, как царапины на рукописи, взывают, подобно грешникам, о спасении, поражая взор уродством своей никчемности, я иногда трачу больше времени на их освобождение в спасительной завершенности ритма, чем на работу, которой я занят». Позже он говорил, что его живописные работы — это стихотворения в линиях.
Строго говоря, рисунки и картины Тагора непрофессиональны — у него нет элементарной
технической выучки, отсутствует перспектива. Это какой-то особый вид мышления в линиях и красках, присущий только ему.Рисовал Тагор всем, что попадется под руку: не только акварелью или темперой, но и чернилами, и соком цветочных лепестков при помощи тряпочки, пальца, лопатки. «Картины», которых он мог создать четыре-пять в день, очень несложны — это отдельные фигуры или группы фигур людей, животных, птиц, чудовищ, а также несложные пейзажи или лица людей. Хорошо сказал знаток индийского искусства профессор С. И. Тюляев: «Это… утонченно детское искусство, творчество искушенного в жизни старца, но рисующего по-детски эмоционально и заинтересованно».
Надо признать, что рисунки Р. Тагора, в отличие от сладостных, изящных работ его племянников, нельзя назвать красивыми. У меня лично (да и не только у меня) они вызывают неприятное чувство тягостной тревоги. Особенно его чудища, как будто пришедшие из кошмарных снов. Они неуклюжи, угловаты, горбаты, полны какой-то конвульсивной боли. Есть непонятные змеи с человеческими лицами, карлики-уродцы, взъерошенные птицы, полуверблюды-полубыки. Но среди них нет агрессивных, злых персонажей, все они печальны и мучительно несчастны. Это как бы эманация душевных страданий поэта в тяжкие для Индии годы. Очень много женских портретов — печальных, с огромными глазами; искусствоведы видят в них отголоски характерного для Бенгалии поклонения Шакти. Есть и мужские портреты, в том числе автопортреты, — серьезные, грустные, никогда не улыбающиеся. Иногда на портретах и картинах приписаны стихи. На рисунке, изображающем птицу на спине быка: «Ты беспечно несешь свой триумф, крылатое изящество, на тяжеловесной бессмысленности высокомерной туши». А на изображении пожилой женщины со скорбным ликом, закутанной в черное: «Боль утихла, но' воспоминание о ней остается. Так тихий закат приходит на смену дню, прошумевшему дождем»…
20 июня. Вести из Гуджарата — впервые оппозиция выступила совместно («Джаната-парти») и победила Конгресс. Сегодня в Калькутте всеобщая забастовка — бандх, — организованная противниками ИНК. Транспорт не работает — половина сотрудников не-пришла в офис. Все магазины и лавки закрыты. Впрочем, к 4 часам город зажил нормальной жизнью, размах оказался меньше, чем рассчитывали организаторы бандха.
21 июня. В генконсульстве и торгпредстве начали работать много новеньких и попросили экскурсию по-городу. Записалось 33 человека — три «рафика». Маршрут был немудреный: Майдан — Эспланада — Иден-гарденс — Белур-матх. Недалеко от последнего обнаружили очень интересное сооружение: посреди ухоженного пруда, где плавают большие рыбины, стоит «дом-корабль», точно воспроизводящий формы корабля — палубы, мачты, шлюпки, спасательные круги, штурвал. Вход свободный. Пока участники экскурсии бегали по палубе, обмениваясь впечатлениями, к нам уже спешил официант с кока-колой и закусками. По-видимому, это что-то вроде «пикник-спот», — места, для пикников, где можно за умеренную плату отдохнуть и повеселиться.
А в Белур-матхе случилось ЧП: у одного из новеньких, солидного, лысого товарища, «увели» новые туфли, которые он благоговейно оставил у входа в храм. Здесь, конечно, моя вина — я не предупредил, что новую обувь надо сдавать на хранение специальным людям, дежурящим при храме. Так он и проходил всю экскурсию босиком, ругая нищих, воров, а заодно и попов.
26 июня. Утром прибежали возбужденные сотрудники офиса: в стране введено чрезвычайное положение. Лидеры оппозиции, в том числе Дж. П. Нараян, арестованы. Внешне на течении городской жизни это никак не отразилось, так же кипит толпа на улицах, торгуют лавки, просят бакшиш нищие.
Впрочем, на события оперативно откликнулось искусство. В залах Академии изящных искусств выставлена аллегорическая картина Ф. Хуссейна, изображающая богиню Дургу, поражающую демона. О, эта восточная способность мыслить мифологическими категориями! Газеты совершенно серьезно пишут: Индира Ганди явилась в ипостаси Дурги, чтобы поразить демона оппозиции, это не так страшно. Главное, чтобы она не перешла в ипостась Кали.
24 июля. Индустриально-технологический музей Бирлы попросил у нас для экспозиции фотографии о совместном советско-американском космическом полете «Союз-Аполлон». Так я увидел музей, на который у меня никогда не хватало времени. Похож на наш Политехнический в Москве, только меньше и беднее, но много интересных для любителя экспонатов начала века. Вход свободный, а в залах — ни души.