Я люблю тебя, Калькутта!
Шрифт:
Музей расположен в районе Толлигандж, в южной части города. Это совсем другая Калькутта, похожая на лучшие районы Дели, — тихие чистые улицы, виллы современной архитектуры в зелени садов, чистый воздух, уют. Здесь живут самые богатые люди.
25 июля. Сегодня в генконсульстве США на Хо Ши Мин-сарани был прием по случаю благополучного завершения полета «Союз-Аполлон», попал на него и я. Генконсул США, спортивного вида, моложавый, был очень любезен. Сотрудники — ребята подтянутые, с хорошей выправкой, особенно один, детинушка под 2 метра ростом, из Корпуса мира. Показали великолепный фильм о высадке астронавтов на Луну. Потом нас четко распределили между сотрудниками, и начался разговор ни о чем. Прием был организован «на паях»: территория и еда — хозяев, выпивка — шампанское, водка — наша.
1 августа. В Горьки-садане открылась выставка молодых художников Калькутты, на которую я их подбивал долгое время. Более половины работ — абстрактные, но абстракционизм здесь очень провинциальный, самодельный. Собственное лицо имеет лишь Ганеш Пин. Ему сейчас 37 лет, коренной «калкатта-валла», разночинец, сам себе пробивающий дорогу. Живет в страшнейшей коммуналке, пропахшей примусом и помоями. И картины его тоже страшные — чернота, из которой высвечиваются нарочито грубые, тяжелые очертания людей и предметов. Рисует он будни Калькутты — нищих, рыбаков, рабочих, мальчишек, крестьян. «Боже, как он мрачен, как он груб!» — восклицают искусствоведы. Такого искусства я еще в Индии не видел! Кстати, Калькутте посвящены лишь несколько слабеньких рисунков. На мой вопрос, почему они не рисуют свой город, молодые художники ответили, что он безобразен, они его не любят и никакой эстетической ценности он не представляет. Врут! Любят они свой город, любят ревниво, завидуя Дели, сохранившему древние памятники, и Бомбею, этому европеизированному городу-пижону.
А в доказательство — недавнее сообщение местных газет: группа молодых художников задумала украсить Калькутту и как-то ночью расписала фасады самых мрачных домов на Чоуринги. Один из них я видел — жуткое черное здание Онкологического госпиталя. На высоте второго этажа весь фасад расписан огромными аляповатыми цветами — желтыми, красными и зелеными. Грубовато, но от чистого сердца! А еще мне подарили «бадж» — значок с ромашкой и надписью: «Я люблю тебя, Калькутта!».
3 августа. Совершенно неожиданно еду вечером в составе небольшой делегации «Международной книги» на открытие магазина советской книги в городок Мальда.
5 августа. Выехали мы позавчера поздно вечером, впервые не с Хоура, а с другого вокзала — Селда-стэйшн, тоже большого, но крытого и чем-то, наверное стеклянной крышей, отдаленно напоминающего Ленинградский вокзал в Москве. Приехали в 3 часа утра — странности индийского железнодорожного расписания приводят меня в отчаяние. Но нас ждали, отвезли в гестхаус («дом для гостей»), единственный в городе. Наши провожатые, желая показать свое гостеприимство, никак не хотели уходить и все старались завязать светскую беседу. С трудом мы убедили их, что должны поспать, и кое-как уснули в москитном вое. За окном хлестал дождь. В 8 утра нас уже подняли.
Митинг ожидался вечером, а с утра для нас была устроена поездка в Гоур, развалины средневековой столицы Бенгалии, расположенные в нескольких километрах от Мальды.
Нам сообщили, что Гоур был столицей еще в VII веке, во времена короля Шашанки (того, что, по преданию, разрушил храм Махабодхи в Бодх-Гайе, а потом приказал выстроить его заново). Потом, в течение веков, одна династия сменяла здесь другую — Палы, Сены, мусульманские государи. То, что дошло до наших дней — остатки сооружений XV–XVI веков, когда здесь правили мусульманские династии.
Как всегда, была красива дорога среди зелени рисовых и джутовых полей. После дождя воздух напоен влагой, солнце тяжелое и беспощадное, казалось, что кто-то бьет по голове тяжелым молотом. Хорошо, что ехать было недолго — всего полчаса. Среди полей и рощиц стояли развалины столицы бенгальских навабов — остатки дворцов, мечетей, медресе, наводящие на меланхолические размышления о скоротечности мирской славы. На бывших площадях и под сводами бывших дворцов мирно паслись козы, вокруг лепились крестьянские лачуги. Мы осмотрели грандиозные руины главной мечети — Бародвари («Великая золотая»), построенной султаном Насрат-шахом в 1526 году, бывшие парадные ворота для торжественного въезда в форт, увенчанные по углам
пятиярусными башнями, минарет, с которого открывался чудесный, изумрудно-голубой ландшафт. Побывали еще в одной небольшой мечети, украшенной красивыми красно-коричнево-белыми изразцами (сразу вспомнились по контрасту голубые наряды Самарканда и Бухары), по одним сведениям — возведенной в 1475 году султаном Юсуф-шахом, по другим — придворной танцовщицей. И наконец, подошли к мечети Кадам-Расул, где хранится отпечаток ноги пророка Мухаммеда. На дверях висел огромный ржавый замок, а кругом не было ни души.В двух километрах от Мальды, но в другую сторону, есть развалины еще одного средневекового города — Пандуа, но чувствовалось, что хозяева приглашают туда только из вежливости, да мы и сами уже изнемогали от духоты и бессонной ночи. Поэтому мы попросили отвезти нас на «Фаракка-проджект» — гигантскую плотину-мост, построенную с целью раздела вод Ганги между Индией и Бангладеш; участие в проектировании принимали и советские специалисты. Когда мы через 15 минут вышли из машины на ошеломляюще длинный, почти в 2,5 километра мост, хлынул ливень, буквально возродивший нас. Ганга в этом месте необычно широка — около 2 километров. Хорошо оттеняемая черным грозовым небом, уходила в-перспективу серо-стальная необъятная масса воды, берегов не было видно, полное впечатление морской шири. Впервые я видел такой великую реку-богиню.
Открытие магазина состоялось в сумерках в местном универмаге, где калькуттская фирма «Маниша Грантхалайя» сняла за 10 тысяч рупий крохотный (около 4x4 метра) закуток. Мне как почетному гостю доверили перерезать ленточку, после чего была совершена первая, «на счастье», продажа: служащий местного банка г-н Чаттерджи купил не что иное, как «Капитал» Маркса! Потом в местном зале был прием — говорили речи, читали стихи, пели песни. И я с восторгом узнал, что первым бенгальцем, побывавшим в России, был уроженец Мальды — шейх Бхикку, который в 1577 году снарядил в далекую страну три корабля с шелковыми тканями — ими тогда славилась Мальда.
Уезжали мы опять под дождем и всю ночь маялись под неистовыми фенами, без подушек и белья. В 5 часов утра в хмурой рассветной мгле появились за окнами жуткие пригороды Калькутты. Среди смрадных болот стояли на искусственных насыпях муниципальные дома для самых бедных — каменные бараки, изъеденные копотью, плесенью, гнилью. Тускло мерцали в черноте проемов коптилки, и первые синие струйки кизяковых костров уже подымались в небо. Кизячными лепешками были залеплены стены бараков — сплошь, на высоту, до которой дотянется рука. Так здесь готовится топливо бедными людьми. Калькутта встретила нас лоуд-шеддингом и забастовкой таксистов.
10 августа. Приехал важный гость — член Верховного Совета СССР, министр СССР Г., и я был приставлен к нему на предмет показа города. На это было дано два часа, но я увлекся и совершил проступок; смяв обычные туристские маршруты, повез его на Читпур-роуд и на мост Хоура. Конечно, мы ничем не рисковали, так как нас сопровождал полицейский джип, но нарушили церемониал и опоздали на торжественный обед.
Во время экскурсии был один забавный эпизод. У ограды Виктория-мемориал всегда сидит жуликоватый укротитель змей и зазывает всех полюбоваться битвой мангусты и змеи. Я его знаю давно и на крики его не реагирую. Но гость пожелал увидеть редкое зрелище и, как я его ни отговаривал, заупрямился. Дело окончилось так: дрессировщик открыл корзинку, поиграл на флейте, из корзинки поднялась и мгновенно исчезла змеиная голова. Корзину закрыли — и ко мне: «Гони пять рупий!» — «А где же мангуста?» — «О, это очень дорого, 300 рупий, не покажу!» Я вручил ему деньги, прибавив несколько безобидных бенгальских ругательств, выученных для подобных случаев; он понимающе ухмыльнулся, и мы расстались, примиренные.
12 августа. На борту парохода «Мичуринск» пресс-конференция и прием по случаю погрузки на борт рекордного количества чая — 3500 тонн сразу!
То, что говорилось на пресс-конференции, было так интересно, что кое-что я записал. Оказывается, Индия производит ежегодно 650–660 тысяч тонн чая, из них на экспорт идут 220 тысяч. Самые лучшие сорта — ручного сбора; индийцы считают, что «машины губят чай». А лучший из лучших — по названию знаменитого романа Мулк Радж Ананда: «Два листа и почка». Под контролем государства 4 процента чайных фабрик, остальные — частные.