Я люблю тьму

И глазищами — сверк! Как по заказу, Юрик позеленел и схватился за необъятное пузо. Слишком круто для совпадения. А старушка, видать, тоже позажигать любит!

— Вы записку ей только напишите! — уже на пути в ближайший туалет воскликнул охранник. Цыганистая бабулька проводила его взглядом, а потом — раз! — мне подмигнула. Вот прямо так и подмигнула, по–хулигански, будто не до пенсии дожила, а только–только до стипендии.

— А он… это… не заподозрит? — да, забавный вопрос получился. Молодец, Вика. Конечно же, туповатый Юрик сразу же подумает, что явившаяся бабка — ведьма, а не что он опять переел лапши из стаканчика и заветренных бутербродов.

— Это вряд ли. Он и меня–то не вспомнит, будет думать, что ты со Светланой Николаевной ушла.

Так, главное теперь — удивление не показывать, не восклицать «А вы бабушку знаете?». Решит ещё, что я дура набитая. Не, лучше тему сменить. Спрошу–ка…

— А как вас зовут?

Неоригинально, но всё лучше, чем молчать и тупо разглядывать растрёпанные седые космы и цыганскую шаль. Главное, её б причесать, платочек дать не такой пёстрый — и будет вполне приличная пенсионерка.

— Мне и так хорошо, а шаль мамина ещё, — и эта мысли читает, да что ж такое, — Пойдём, хоть из школы выйдем. А то как же это — любимой бабушкой зовёшь, а как звать, запамятовала?

Ага. А с чего мне, собственно, считать, что бабуля именно от Светозара? Она, конечно, грозной особо не выглядит — а Юрика как отфутболила! Возьмёт, и меня в кого–нибудь превратит. В лягушку там. Или что нынче в тренде?

— Не доверяют нам, — состроила уморительную моську старуха. Вообще лицо у неё оказалось очень живое, и вся она — шустрая, подвижная: то улыбнётся, то глаза сощурит, то голову набок наклонит, руки то опустит, то ими взмахнёт.

— Маланьей меня звать.

И тут голову подняло долбанное хорошее воспитание.

— А фамилия–отчество как? Непривычно как–то — по имени…

— Да ну их, эти отчества! — фыркнула бабка. — Сейчас и отцов–то не осталось, так, название одно. У тебя вон сбег, мой тоже умотал, давно, до войны ишшо. А фамилия у меня глупая, с детства дразнили. Ара.

— А попугаи–то причём? — не врубилась я. Маланья мигом бровки домиком, руки на груди — ну прям святая мученица:

— Вот и я о том! Ара! Хотела фамилию сменить, так в моё время с этим плохо было. А сейчас пообвыклась уже как–то. Пущай будет. Только ты, Рогнеда, меня Маланьей зови. И чтоб никаких фамилий! А то в лоб дам.

Забавная бабуся: вроде бы старуха, и говорит, как старуха, а иной раз как ляпнет! Наверное, у неё внуки есть, вот и набралась от них по мелочи. Блин, она же мысли читает! Буду думать о ёжиках. Ёжики, ёжики, много ёжиков. Вот они кушают сметанку, вот они топчутся в траве, вот танцуют брейк…

— Ты ежей–то не разводи, — добродушно усмехнулась Маланья. — Дел у нас много. Идти пора.

— А школа? Учёба, и всё такое… — не, бабка классная, да только не верю я им, старухам этим. Ни одной нормальной не знаю: все с присвистом. Лучше к Биссектрисе пойду: та хоть и крыса, да своя, родная. На чём я остановилась? Ах да, ёжики…

— Ежей не разводи, говорю! У тебя теперь другая учёба будет. Согласилась в ведьмы пойти? Ну так чего нюнишься? А талант есть, точно говорю. Паренька–то бедного вон, совсем ухайдокала!

И смеётся, главное. А как же, я не знаю, мораль почитать, и всё такое? Тут мне стало наплевать и на школу, и на Биссектрису с её иксами–игреками, и вообще на всё. Сама хотела стать полезной, а теперь — в кусты?! Да будь Маланья злобной, сто раз бы уже меня, как Юрика, в сортир заслала — или чего похуже сотворила.

Естественно, я пошла с ней.

Глава XXIII Чёрные глаза

Детская площадка — это, конечно, хорошо. Даже почти совсем замечательно. Подумаешь, что не светят в такой «школе» парты, а вместо стула — скамейка без спинки! Реально, подумаешь. И всё–таки как–то не получалось думать про ёжиков или ещё чего нейтральное, когда внутренний голос шепчет: не соврал Светозар, с ведьмами и впрямь туговато. И с бюджетом у ведьм — тоже. Во всяком случае, его уж точно меньше, чем у мелких фирмачей или тех же свидетелей Иеговы: нет бы для обучения зал какой снять, да хоть подвал заброшки переоборудовать! Колдуны и колдуньи, они ж всё могут. Почему б денег себе не сколдовать?

— Ой, молодка ты ишшо, зелень! — Маланья от избытка чувств плюхнулась на качели и принялась раскачиваться туда–сюда. — Разве ж надо денег, для счастья–то? Молодость, вона, на них не купишь.

Так, Вика, хватит уже бухтеть! Такое чувство, будто не бабуське со смешной фамилией, а мне скоро восемьдесят стукнет. То ли погода виновата, то ли Биссектриса, гадюка такая, настроение испортила, а радоваться не получалось. Вот не получалось — и всё тут.

— Ух, хорошая какая девочка! — подвижное лицо старухи расплылось в широченной улыбке. — Слухай, родненькая: колдуны, ведьмы — они разные бывают. Кто–то слабые совсем или недоученные: кукуют, а знать не знают, что сила в них сидит. Такие как люди совсем, изредка токмо сотворят чего — и усё, кончилися танцы! Кто–то посильнее чутка, вот как я: у тех долголетие, силы всякие…

Кап–кап! Ё-мое! Теперь ещё и дождь пошёл. Маланья фыркнула и отмахнулась от мелких капель — пошли, противные! И как–то странно получилось: вроде дождь–то идёт, а ни на неё, ни на меня ни капельки не проливается.

— … А бывают совсем великие, такие, что на дело живота не пожалели. И силы у них — немерено, через край прямо. Такие веками живут, не стареют вовсе; имена токмо меняют. Порою скажут — я из известной династии, маменька моя — та самая ведьма, а на самом–то деле колдунья та же, просто смущать людей не хочет. Или прячется.

Так у Маланьи вышло это «прячется», даже передёрнуло всю.

— От кого прячется–то?

— От других, злые которые, отродьев сатанинских привечающие. Дрём–то видала? Они кошмарами народ терзают. Во сне так — раз! — сердце не выдержит, да не проснётся кто. Вот такую–то душонку они себе прибирают, и относят, значится, хозяину своему.

Спине холодно. Что это? Дождь, зараза! А, нет, всего лишь толпы мурашек. Да какие толпы! Костян со вшами — это, конечно, весело. Вот только те твари, таящиеся в темноте, только странные надписи на экране ноута… Не подойду к ноутбуку больше! Вообще. Мне и в реальности сейчас неплохо.

— К Сатане?

— Эх, родненькая! — Маланья рассмеялась и подпрыгнула — ну точно моя ровесница, а не старуха вовсе! — Будет тебе Сатана сам по земле шастать! У него прислужников полно. Вот они–то, колдуны тёмные, и есть самые страшные враги. От них и не защитишься толком; дрёмы–то, и прочие — так, мелочёвка. Заговорчик–другой — и нету!

Ничего себе новости! Да мне дрёмы за глаза хватило, чтоб до визга перепугаться, а они ещё и «мелочёвка»? Кто ж там у них в начальниках? Воображение мигом нарисовало типичного такого чёрта с рогами. И почему–то в деловом костюме.