Я (не) ваша Лия!

От того, что мое временное отступление они восприняли как полную капитуляцию, становится еще обиднее.

Мы устраиваемся спать, и Сандер прилежно продолжает играть роль мужа. Прижимается ко мне сзади и по-свойски накрывает своим плащом. От стыда готова провалиться под землю, но земля, жестокая и безжалостная, отказывается разверзнуться и поглотить меня вместе с моим смятением.

Пол ночи я не сплю, а пол ночи дремлю вполглаза. Ну погоди, дружочек! Ты у меня еще ответишь за украденный поцелуй! Как только останемся одни, уж я с тобой рассчитаюсь!

На утро главарь кочевников снова предпринимает попытку меня купить, правда пытается он уже довольно вяло, но «муж» от сделки всячески отнекивается. Скрестив пальцы и желая больше всего на свете, чтоб от нас отстали, слушаю их переговоры. Потенциальный покупатель, в итоге, бросает небрежно:

— Я бы вызвал тебя на бой, муж. Мы бы дрались до последней капли крови за эту женщину. Но Тур не трус. Он выбирает себе достойных противников. Он не бьется с увеченными калеками. Отпускаю тебя с миром, чтоб отныне ты воспевал величие могучего Тура.

Таким изящным образом приподняв свою самооценку за счет «увеченного калеки», великодушный Тур отпускает нас в свободное плавание и я, наконец, выдыхаю с облегчением. Стоит нам скрыться из виду кочевников, стоит только затихнуть топоту копыт, как я шиплю, возмущенно размахивая руками:

— Предатель проклятый… Что это было?

— Хочешь пятой женой к великому Туру? Еще не поздно вернуться! — язвит левиец, ничуть не тушуясь.

— При чем здесь Тур? Зачем ты меня поцеловал? Зачем обнимал всю ночь?

— Так надо было.

Что?! От возмущения лишаюсь дара речи, просто разеваю рот на ходу, как рыба. Хочется припечатать его жестким и тяжелым, как чугун, словом, но в голову лезут одни глупости, вроде: «на чужой каравай клювом не щелкай!» В итоге, просто сердито требую:

— Никогда в жизни меня больше не трогай!

— Если бы я хотел, то давно взял бы тебя силой! Шансов было предостаточно! Не тебе во мне сомневаться, дева! — заявляет Сандер, обличающе наведя на меня указательный палец и сверля меня единственным глазом.

— Доверие тяжело заслужить и очень легко потерять! — парирую я.

— Доверие? Сначала врать перестань, а потом говори о доверии! — бычится Сандер, сердито массируя песок ногами.

— Я не вру!

— Врешь! Это я уже давно понял по странным вопросам черных стражей… Я там много чего понял, в полицейских застенках… Ты просто… Лживая… Скрытная… Иноми… Неважно.

Замолкаю. Ну что тут скажешь? Да, я вру. Да, выдаю себя за ту, кем не являюсь. Но признаться левийцу в том, что я «гнусная иномирянка» страшно, слишком страшно. Так и идем молча. Через пару километров пути Сандер бросает в мою сторону:

— Только не придумывай себе, что я не смог перед тобой устоять! Не такая уж ты неотразимая, дева! Я тебя поцеловал, чтобы защитить от шуйцев, а обнимал, чтобы тебя не умыкнули во сне. Как видишь, сработало.

— Грубил и унижал тоже, чтобы от шуйцев защитить?

— Все шуйцы грубы со своими женщинами. Веди я себя иначе, они бы нас раскусили.

— Почему не предупредил заранее? Почему не дал шанс подыграть?

— Не успел. У них слух звериный. Твой шепот им — что крик петуха в тихую ночь. Одно неверное слово — и нас бы разоблачили.

— Нет! Почему ты меня раньше не предупредил? Как только перенеслись в пустыню?

— Как ты себе это представляешь? «Прости, сира, но если мы повстречаем шуйцев, я отведаю вкус твоих губ»? Ты бы устроила… Ты бы расшумелась. Задержала бы нас… А если бы мы не встретили щуйцев вообще?

Черт! Гладко стелет. Даже не подкопаешься. Если бы не эти горячие, нежные губы, не спешившие меня отпускать, я бы, возможно, поверила в исключительно рациональную подоплеку его поведения.

Быстрей бы забыть об этом неоднозначном эпизоде! Будем считать, он меня спас от гаремной участи очень, очень нестандартным способом — дружеским таким поцелуем.

Еще пара часов ходьбы по песчаным просторам — и мы стоим у небольшой пещеры. По довольному виду парня, понимаю, что наша цель достигнута. Он заходит внутрь и вопросительно смотрит на меня:

— Ну? Давай! Теперь твой черед.

Смотрю на него, как на кролика, обернувшегося тигром. Меня слегка подташнивает. Давай что?

Как же я устала от бесчисленных загадок! Однако прежде, чем с губ срывается вопрос, ощущаю энергетический зов из глубины пещеры. Как будто вектор гравитации резко поменялся и вместо того, чтобы тянуть вниз, меня теперь неодолимо влечет вперед. Иду на магнит, и на сей раз уже Сандер послушно семенит следом, закидывая нескончаемыми вопросами:

— Где портал? Сумеешь его открыть? Ты что-то чувствуешь? Ну хоть что-то?

Что-то я, конечно же, чувствую. Я же не мертвая еще. Например, вибрацию силы впереди, и бурлящее любопытство позади.

Фокусируюсь на силовом источнике. Я зову ее, эту вибрацию. Тяну к ней руки, приглашаю раскрыться и она послушно увеличивается, потихоньку превращаясь в светящуюся воронку. Когда она достигает высоты человеческого роста, поворачиваюсь к Сандеру и уже открываю рот, чтобы с ним попрощаться, но он вдруг хватает меня за руку, тащит в воронку и неразборчиво бурчит:

— … тебя до конца… Обещал Амалии…

Мы заваливаемся внутрь так внезапно, что я ору во весь голос. Снова падение в темноту. Струи воздуха, раскидавшие волосы и забившие ими рот, словно затыкая мой крик. Ладонь Сандера, крепко, до пульсации вцепившаяся в мою. И, наконец, приземление. Жесткий удар по пяткам и я валюсь с ног.

Застонав от болезненного приземления, озираюсь по сторонам. Мы в пещере. Впрочем, совершенно не важно, в какой части ландшафта мы очутились. Лишь бы этот кус земли оказался в непосредственной близости ко Фрии!

Поднимаемся на ноги, поглаживая ушибленные места, и выходим наружу. Все те же светила в розовом небе. Но, вместо песка, пространство снаружи сплошь усеяно деревьями. Здесь градусов на десять прохладнее, чем в пустыне, и я впервые за много дней с наслаждением вдыхаю в себя свежий воздух. Вот оно, нормальное лето в Средней полосе России! Тепло на грани прохлады… Погодите! Если мы уже не там, не в пустыне… Значит, мы добрались до цели?

Расстерянно оглядываюсь на Сандера, зябко потирающего плечи, и спрашиваю у него, вдруг странно застывшего: