Я (не) ведьма

Мои слова были встречены гробовым молчанием. Сэр Раскел потер лоб, несколько раз тяжело вздохнул, а потом тихо спросил:

— Хотите сказать, брат короля… посмел… — он закончил вопрос взглядом, и я скривила губы в усмешке.

— Не волнуйтесь, моя честь не пострадала. Потому что рядом оказался сэр Эдейл, и сам дух леса пришел к нам на помощь.

— Она бредит, — произнес Эрик умирающим голосом.

— Миледи, вам нехорошо? — сэр Раскел подхватил коня под уздцы. — Мы доставим вас в замок как можно скорее.

Меня разозлило, что судьба сэра Эдейла никого, похоже, особо не заботила. Конечно, этот благородный идиот сам виноват, что убил брата короля. Вот пусть и отвечает за свою глупость. Он посмел обвинить меня, что это я повинна в скотском поведении лорда Гарольда! А сам!..

Но ведь убил не просто так, а причину скрыл — наверняка, тоже из благородных намерений. Или посчитал, что так будет лучше?..

Злость и раздражение оставили меня. Вряд ли Альфред будет рад, узнав, что к убийству его брата добавится еще и обвинение покойника в домогательствах… Может, и мне надо молчать?..

— А откуда у вас этот плащ, миледи? — спросил сэр Раскел.

Я почти с удивлением посмотрела на меховой плащ, о котором успела позабыть, и который скрывал мое разорванное на груди платье.

— Взяла у старухи-вилланки, — сказала я, думая о Ренделе и его безумном поступке. — Распорядитесь, чтобы ее нашли и отблагодарили.

— У вилланки? — переспросил сэр Раскел. Он вел коня в поводу, хмуро окинул меня взглядом.

— А вы считаете, мне его ссудила фея Флёр-де-Фарин? — поинтересовалась я холодно.

До самого замка никто из рыцарей не произнес ни слова. Эрик шел рядом с моим стременем, пустив голову, все такой же бледный. Луна то появлялась, то пропадала в тучах, и туман унесло поднявшимся ветром.

Несмотря на ночное время, замок Флёр был освещен огнями.

Слуги бегали по двору с факелами наперевес, и огненные сполохи плясали на щербатой старинной кладке стен.

Я выпрыгнула из седла, не дожидаясь, пока кто-то из рыцарей мне поможет, и направилась в левое крыло, где разместили короля и его свиту.

— Миледи, куда вы? — сразу вскинулся сэр Раскел.

— Мне нужно видеть его величество, — отрезала я, не замедляя шага.

— Его величество уже отдыхает, и не стоит беспокоить его… после всего случившегося, — сэр Раскел догнал меня и преградил путь, но тут из замка вывели сэра Эдейла.

Только сейчас он совсем не походил на того блестящего рыцаря, который вернул мне мои башмаки, положив в каждый по рубину. На нем была рубашка, запятнанная высохшей кровью, ворот надорван, и вязки распустились, открывая толстую цепочку, на которой… на которой висело железное кольцо, которое я надела на палец Рэнделу, когда нас венчали по доверенности, и моя медная пряжка…

Все это я заметила сначала, в первые мгновения, а потом увидела, что Рэндела ведут двое королевских гвардейцев, и руки у него связаны за спиной.

Наши взгляды встретились, и что-то толкнуло меня — в сердце, в голову, или попросту дало хорошего пинка, потому что я бросилась вперед, поднырнув под руку сэра Раскела, который пытался меня остановить, и встала перед гвардейцами, придерживая края плаща, чтобы не разошелся на груди.

— Вы, — сказала я, и голос мой прозвучал хрипло, потому что в этот момент у меня даже горло свело от подобной несправедливости, — вы немедленно развяжете его. Пусть его будут судить, но как благородного рыцаря, заступившегося за честь дамы, а не преступника!..

— Миледи! — запоздало воскликнул Раскел, а Рэндел чуть заметно покачал головой, делая мне знак молчать.

— Развяжите, немедленно! — повторила я, не обращая внимания ни на крики одного, ни на тайные знаки другого.

Я не верила, что гвардейцы меня послушают, и готовилась устроить скандал, но королевские стражи вдруг поклонились и бросились развязывать рыцаря, мешая друг другу.

У сэра Эдейла был такой потрясенный вид, что в другое время я бы посмеялась и не промедлила поязвить, но сейчас мне было не до смеха.

— Вы… что делаете? — раздался в абсолютной тишине голос сэра Раскела.

Королевские слуги и обитатели замка Флёр смотрели во все глаза, а я удовлетворенно кивала, довольная, что хоть один мой приказ выполнили расторопно и без пререканий.

Рэндел, освобожденный от пут, растирал запястья, на которых остались красные рубцы, и не отрывал от меня взгляда.

— Теперь я хочу видеть короля, — сказала я громко. — Доложите ему.

— Что тут происходит? — тут же раздался недовольный голос Альфреда, и сам король вышел во внутренний двор в сопровождении трех ближних. — Зачем вы хотели встретиться со мной, миледи?

Даже Раскел отступил, почтительно склонившись, но после гигантского волка, сумасшедшей старухи и теней, которые хотели моей крови, недовольство короля казалось совсем не страшным.

Король стоял на крыльце, еще в костюме для охоты, и лицо у него было хмурым. Особых переживаний по поводу смерти брата я не увидела, и это придало мне еще больше смелости. Я подошла ближе и поставила ногу на первую ступеньку, глядя на короля снизу вверх и в упор.

— Хотела встретиться с вами для того, — произнесла я четко и громко, — чтобы спросить, что вы намерены делать с моим рыцарем. Почему его ведут связанным? Словно он вор!

— Миледи… — сэр Раскел смущенно потер ладони, делая шаг по направлению ко мне и королю, но я остановила рыцаря, вскинув руку.

— Вам разве разрешили вмешиваться в мою беседу с королем? — спросила я, не поворачивая головы и продолжая буравить Альфреда взглядом. — А вы почему молчите, ваше величество?

Разговаривать с королем в таком тоне было недопустимо, и я прекрасно это понимала, но остановиться не могла. Обида за допущенную несправедливость, гнев, злость — все это бурлило в моей душе. А больше всего меня потрясли кольцо и пряжка, которые нацепил на себя непроходимый остолоп Рэндел. Зачем?! Зачем было носить при себе мою пряжку?

— Возможно, вы еще не знаете, — начал высокомерно Альфред, — но ваш человек убил моего брата. Причем убийство было умышленным и еще — подлым, потому что мой брат пострадал на охоте от зубов дикого зверя…

— Ваш брат — сам дикий зверь! — воскликнула я.

— Миледи… — опять попытался вмешаться сэр Раскел, но его перебил Альфред.

— Вы забываетесь, госпожа Сомарец, — процедил он сквозь зубы. — Кто дал вам право говорить подобное о моем брате? О покойном брате?

Глядя в его потемневшее лицо, я по-прежнему не испытывала страха.