Я не вру, мама

– Так вы что там за аппарат удоя изобрели? – Серго, составив четыре граненых стакана в один ряд, разлил в них водку. – Как может в два раза больше тянуть?

– А вот так, – расхохоталась тетя Рая, наклонившись чуть вперед, и потрясла грудью, – я тоже могу!

– Рая, – одернула ее тетя Фая, – совсем, что ли. Тут же дети.

– Дети? – осоловело посмотрела по сторонам тетя Рая. – Где дети?

– Выше глянь, – подсказала ей тетя Фая, – на ученом кто сидит?

– А-а-а-а… Так он знает уже все! Да? Знаешь? – тетя Рая встала с лавки и подошла вплотную к дяде Науму. – Ты же уже взрослый! Видал, как комбайн упал?

Говорила она мне, хотя смотрела на дядю Наума, выходило, что обращалась она все же к нему, а ответил все равно я.

– Видал! Хлеборобы!

– Хлеборобы… итить твою за ногу, – засмеялась тетя Рая. – Да в нашей стране все падает! Да? Верно же говорю? – она резко протянула руку к дяде Науму и схватила его за штаны. – И тут тоже небось шатко-валко! Да?

От ее движения дядя Наум резко дернулся и чуть сжался, я едва не слетел с плеч, но в последний момент ухватился за его уши, растянув их со всей силы в разные стороны.

– Вот и проверим вечером, – выпрямившись, сказал дядя Наум, – что падает и где доить.

Они быстро выпили, закусили мойвой, закурили.

– Что он у тебя сирень лопает постоянно? – удивилась тетя Фая. – Как ни посмотрю на него – ест цветы. Голодный, может? Мойву будешь? – она откусила голову рыбешки и протянула ее мне. – С хлебом вкусно, но хлеба нет.

– Спасибо, – ответил я, – не хочу.

– Держи, пацан, – Серго достал из кармана бублик и сунул его мне под нос.

– Да не голодный он, – сообщил им дядя Наум, – пятый лист ищет.

– А-а-а, – уважительно проговорил Серго, – ну это дело не быстрое! Еще по одной? Так что за аппарат-то, серьезно? У меня теща в колхозе мучается, может, вынести можно?

– Нет никакого аппарата, – произнес дядя Наум, беря стакан как микрофон, – в том году нам поставили задачу – разработать механизм для удоя. А как ты удои увеличишь, если коровы те же и молоко – точно такое же. Вот как?

– А вот так, – только собралась тетя Рая показать, как это можно сделать, как ее остановила тетя Фая, сидевшая рядом с ней на лавке.

– Не знаю, – честно признался Серго. – Но вы же что-то придумали?

– Придумали, – туманно ответил дядя Наум. – Дояркам тоже поставили план – удвоить. Нам и им. Вот вместе и придумали. Молоко водой бодяжим и все.

– А аппарат?

– Модель 1385 в красный цвет перекрасили да резинки на присоски потолще сделали.

– Молодцы! – радостно воскликнула тетя Рая и залпом осушила стакан. – Вот можете, когда хотите! А когда хотите – хер вас поймешь!

– Рая, – вновь дернула ее за руку тетя Фая, – ну дети же!

– Да пусть идет погулять! Чего он прилип на шее? – возмутилась тетя Рая. – Ты чего его, вечно таскать на себе будешь?

– Нельзя отпускать – сбежит! – сказал дядя Наум и тоже накатил стакан. Пил он, уже не запрокидывая голову, и я перестал следить за облаками.

Народу в скверике стало полно. Пришел курчавый тип с Танькой. Покружили по лавкам, выпили на нашей и ушли дальше. Музыка с площади перестала звучать, лишь шум поливальных машин доносился с проезжей части. Город начал готовиться к массовым гуляньям. По скверу прошелся патруль с повязками на руках. Все отмечающие праздник быстро попрятали стаканчики и бутылки и с серьезными лицами стали говорить о чем-то важном.

– Главное сейчас в Москве! – сказал Серго. – Там парад – ого-го! Миллионы людей на площадях. Горбачев стоит. О перестройке говорит. Говорите со мной, – прошептал он, – чтоб мимо прошли.

Тетя Рая громко икнула. Патруль взглянул на нас.

– С Первым мая! – радостно заявил я, протягивая им ветку сирени.

– С первым, – внимательно оглядел нас молодой патрульный и, засунув большой палец за ремень, двинул дальше.

– Прошли, – выдохнул Серго, – на работу сразу катают. Пиво даже нельзя.

– Сухой закон, – напомнила тетя Фая, – сухари можно.

Все замолчали. И молчали до тех пор, пока не появился шатающийся мужик в разодранной до пупа рубахе. Мужика заносило из стороны в сторону, и он еле держался на ногах.

– Нальете? – присаживаясь к нам, спросил он. – Худо.

– Да какое худо? – удивился Серго. – Едва стоишь!

– Вот, – он достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и расстелил на лавке. Затем, опять же из карманов, достал бутылку водки, яблоко и пару конфет. – Давайте! А то худо! Заберут все равно. Успеть бы!

– Ну, давай, – согласился Серго. – А это кто? Из Политбюро новый кто-то? – он указал на лежащий лист бумаги с напечатанным на нем портретом. – Не видел раньше по телеку.

– Да хер его знает. Новый, старый, – тяжело задышал мужик, – выдали на парткоме каждому, сказали нести. Я рамку сломал и для дела оставил.

– На… На… ну этот же, наш новый, – узнала на портрете кого-то тетя Фая, – ну недавно, после русского встал. Насыбаев вроде. Из металлургов, кажется.

– Хер его знает, – разом повторили за мужиком Серго и дядя Наум и, стукнувшись стаканами, выпили водку.

– Меняются каждые полгода, – занюхивая яблоком, заметил Серго, – запоминай их. Я уже вас не помню, как зовут, а его и подавно забуду.

– Это точно, – горестно сказал мужик, – я вас и не помню! Ну, бывайте! – он поднялся с земли и, зашатавшись, пошел дальше.

– Давай, – сказал дядя Наум и тоже засобирался домой. Я нарвал еще сирени, устроился поудобней на шее. – Пацана отведу домой и приду. Рая! Вечером не забыла – проверка гидравлики? Ко мне пойдем проверять.

– Не забыла, – смотря куда-то в пол, ответила тетя Рая и снова икнула.

– Пиджак потом заберу, – обратился дядя Наум к тете Фае, – мигом туда – обратно!

Наш миг растянулся до позднего вечера. Путь домой через празднующий город оказался непростым. Вышли мы вроде бы правильно – в сторону Ишима. Но сразу же свернули в обратную сторону, так как дядя Наум решил зайти к своему другу Жасику. От Жасика мы пошли к Петру. От Петра к Вахе, от Вахи к Алику, и как назло никого из них не было дома. Покружив по району, мы вновь вернулись к скверику с сиренью. На нашей лавке уже никого не было. Серго и две кентаврихи куда-то делись. Лишь портрет лежал на скамье. Я попросил дядю Наума нагнуться и, подняв лист, запихал его в куртку.