Я не вру, мама
Шрифт:
– Настоящий череп? – спросил я, устав сидеть молча на кушетке.
– Из Ялты привез, – не поднимая голову, сказал Анатолий Иванович, продолжая писать в журнал. Наконец он захлопнул его и, выйдя из-за стола, подсел на корточки возле меня.
– Ну что? Договорились?
– О чем? – в голове у меня началась складываться картинка, что донор – это не совсем то, что о чем я думал.
– Ты с Алисой. За это я тебя в больницу не положу на лечение. Идет? – Анатолий Иванович вытер пот со лба. – Как пацан пацану обещаю. Но и ты должен пообещать, что все останется между нами, – он протянул мне руку.
Пацан пацану. Все останется между нами.
– Живи играя, проигрывая играй, – сказал я, протянув руку навстречу, – слово пацана! Че делать-то надо?
– Особо ничего, – пожал мою руку он, – надо быть всегда рядом с ней. Сидеть рядом, гулять рядом. Находиться недалеко от нее все время. Она девочка хорошая… Многое ей нельзя только! Раз в месяц мы с тобой будем видеться, чтоб мерить давление. Она это знает, ты знаешь, я знаю… Это и будет наша тайна.
– Кусать меня, что ли, будет? Как бабушку-маму свою? – перебил я Анатолия Ивановича, – не… я на это не согласен. То есть сразу говорю: будет кусать – в лоб получит!
– Ведь не надувал ты жабу! Верно? Наврал ей? – сухо спросил он. – Наврал, я знаю. А она это чувствует. Врешь ей – кусает. Не врешь – не кусает. По-моему, честно.
– Честно, – сознался я, – не надувал. А откуда тогда бородавка?
– От верблюда, – вздохнул Анатолий Иванович, поднимаясь с корточек, – ты, главное, запомни, что если что, то место тебе в палате с тем ссыкуном обеспечено. Помнишь?
– Помню, – тоже вздохнул я, – как только мне с ней быть все время рядом, если она тут в больнице лежит? Да и не могу я все время рядом быть. У меня скоро школа.
Анатолий Иванович открыл дверь и, изменив голос на глухой бас, громко сказал:
– Ну все, мама! С сыном все в порядке! Он здоров, если будут обострения, то обязательно ко мне. Можете не волноваться!
Мама, словно все это время не читала брошюру, а была с нами, подняла голову, улыбнулась и встала со скамейки.
– Календулу давать?
– А? – не понял Анатолий Иванович. – Какую календулу?
– Ну, вы ему прописали в прошлый раз. Отвар пить. Нам скоро в школу, мне нужно будет учительницу попросить, чтоб давала ему.
– Уже лишнее, – он зачем-то погладил по моей голове рукой и подмигнул, – в школе как раз и увидимся! Ну, все! Свободны…
На крыльце мама взяла меня за руку и о чем-то расспрашивала. Говорила, что я заслужил мороженое, и в «Целинном» она обязательно возьмет его.
– А можно два? – спросил я и, словно почувствовав что-то, обернулся назад. В крайнем от крыльца окне в форточку курил человек. Рядом с ним на подоконнике стояла маленькая девочка в больничной пижаме и смотрела нам вслед.
– Мама, – резко одернул я руку, – мне надо тебе сказать.
– Что, сынок? – удивленно спросила мама, прикладывая свою ладонь к моему лбу. – Что сказать?
Я вновь обернулся. В окне никого не было. Лишь штора, задернутая до середины, колыхалась от ветра.
– Два это много. Одного хватит!
– Умница, – обрадовалась мама и, заметив наш автобус, ускорила шаг…
Глава 6. Первый
И вот настал самый важный день в моей жизни! Важнее всех предыдущих, важнее даже будущих дней. Ну кто скажет, что пятнадцатое сентября важнее
первого? Никто! Тем более последний год мне только и говорили про первое сентября, а сегодня все собрались, чтоб напомнить!– Сынок, – говорит папа, – первое сентября – это как Юрий Гагарин перед стартом!
– Первое сентября, – хмурит брови Бабай, – это как День Победы в сорок пятом!
– Мы все будем гордиться тобой, – целует меня в лоб Абика, – ты наш Лобачевский!
Только мама молчит, смотрит на меня и молчит. То портфель достанет, то тетрадки в него сложит, то вновь вынет – пересчитывает. Ручки, ластик, карандаши, пенал…
– А промокашку? – вскидывая руки, прерывает она свое молчание оханьем. – Мы забыли промокашку! Как он в школу пойдет без промокашки? А?!
Все, кроме меня, начинают носиться и искать промокашки, которые я давным-давно израсходовал на самолетики. Я делаю вид, что без промокашки в школу идти глупо, бесполезно, и, самое главное, – все будут сидеть с промокашками, а я без. Как бишара!
– Что он у нас, бишара, что ли? – охает мама. – Все будут сидеть с промокашками, а он без!
Папа смотрит на часы и выбегает на улицу.
Весь дом напоминает пчелиный улей. У нас ищут промокашки. Из квартиры Иваниди доносятся крики: «Я тебе говорила в этих туфлях в футбол не играть! Говорила? Что ж ты, ирод-то, наделал!» У Пиркиных дела всегда после еды, а еда у них больная тема: «Дава, школа еще никогда не была важнее завтрака, и кто скажет тебе иначе – не слушай! Ты помнишь тетю Варю, так вот тетя Варя – директор школы, и она всегда завтракает». Даже из квартиры дяди Наума доносится что-то, связанное со школой.
– Да, Светлана Ивановна, конечно! На линейке я буду обязательно в галстуке. Понял, Светлана Ивановна. Мячи, конечно, принесу! Пока! То есть до свидания, извините, не привык еще!
Ровно через час во дворе дома возле наваленной строителями кучи песка собирается наш отряд первоклашек, держащих в руках гладиолусы и портфели. На всех синие костюмы, белые рубашки, черные туфли. На Коле Иваниди кепка, которую тетя Хеба зачем-то напялила на его кудрявую голову. От этого Коля стал похож на важного карлика, который собирается жениться.
– Все в сборе? – осматривает собравшихся дядя Наум. – Тогда песню запева-а-ай! Раз – два! Шагом марш в школу!
– Совсем там с дуба рухнули, – крутит у виска тетя Хеба Иваниди, – алкаша в физруки взяли. Посмотреть бы на того, кто это придумал. Завтра же в гороно пойду.
– С другой стороны, свой человек в школе, – разумно замечает дядя Владик Пиркин, – за детьми присмотрит. Блат!
– Тоже мне блат – он уже хороший! Даром, что пиджак надел и галстук у Ставроса выпросил. Все равно схожу в гороно!
Наверное, это единственный случай на моей памяти, когда мы всем двором идем вместе, держась за руки. Я держу маму и Абику, Бабай идет рядом и держит гладиолусы, слева от него шагает тетя Хеба, дядя Ставрос и их сын Иваниди. Чуть позади нас семья Пиркиных наставляет Даву на все одиннадцать предстоящих лет учебы. Справа от них, в галстуке и пиджаке, несет за спиной сетку футбольных мячей дядя Наум. Мы идем самой лучшей дорогой от дома до школы. Той дорогой, по которой мне предстоит еще много раз пройти, стирая на ней чьи-то следы и оставляя свои. Тропинка огибает заросли полыни и кусты боярки, подводя нас все ближе и ближе к асфальтной улице. Все когда-то идут в первый раз в школу. Абика с Бабаем вели в школу мою маму, их, в свою очередь, отводили их родители, а тех…