Я один вижу подсказки 7
Шрифт:
«Чёрт побрал этого паренька…»
На самом деле ему было не так уж хорошо, как могло показаться со стороны. Он сел на землю, тяжело задыхаясь от потраченных сил.
Мор был уверен, что его реальная мощь упадёт как минимум на два уровня — слишком большая потеря из-за этого слабого юнца. Он еле сдержался, чтобы не убить его.
В конце концов, когда всё закончилось, он даже подумал:
«А не всё так плохо… Духовные корни в тюрьме… Жемчуг проглотил…»
Хотя Мор думал, что жемчуг сразу дарует ему силу. По крайней мере восстановит до прежнего уровня. Однако тот оказался перегрет, перестал
Из-за этого Мор хмуро заметил:
«Как он обращается с такой вещью?! Нужно аккуратнее…»
В любом случае, несмотря ни на что, у него оставалось ещё одно дело — меч, вонзённый в землю.
Он встал и направился к нему. Мор улыбнулся, протянул руку к рукояти, и металл отозвался глухим гулом, словно возражая: «Не ты мой хозяин!»
«Что? Ты всего лишь меч. Слушайся меня!»
Мору умел заставлять людей делать всё, что ему нужно. Неужели обычный меч не поддастся его воле?
Он улыбнулся ещё шире, взял меч обеими руками и решил вложить всю силу стадии Неба. В его мыслях прозвучало:
«Ты будешь только моим! Сегодня мне определённо везёт.»
В этот момент меч дрогнул, и по камню вокруг него побежали тонкие трещины.
Глава 19
Амарант Де Ля Люмьер
Амарант Дё Ля Люмьер — молодой человек, фамилия которого сама по себе намекает на «свет». И не случайно: он был сыном Бога Сола, хотя его мать оставалась смертной женщиной. И всё же он являлся полубогом.
Его жизнь текла в беспрецедентной роскоши: пиршества, вино, женщины, власть — всё, что он любил, словно подчинялось его воле. Однако такая избыточность часто казалась ему скучной, ведь любая прихоть тут же исполнялась по щелчку пальцев.
Хотя богатство принадлежало не ему, а его отцу. Амарант без устали тратил свои дни, ведя себя вызывающе и беззастенчиво, будто законы неба были ему неведомы.
Однажды, на пиру в чертогах богов, он, громко смеясь, опрокинул кубок вина и бросил дерзкий взгляд на дочь другого бога. Её неземная красота мгновенно покорила его.
Стойкое желание овладело им: «Мне нужна она!» — провозгласил он, возжелав её с жадностью, не думая о возможных последствиях. Ведь он был уверен, что никаких последствий не будет.
Той же ночью он шептал ей слова, которые, возможно, следовало бы оставить несказанными.
Однако его ошибка не осталась безнаказанной. Сол, его отец, узнал обо всём. Уже раздражённый поведением сына, он ощущал, как кто-то отбрасывает тень на его свет.
И осознавать, что источник этого позора — его собственный сын, было особенно болезненно. Такое предательство казалось в разы страшнее всякого другого. И гнев Сола вспыхнул с неистовством, которое ничто не могло остановить.
— Ты позоришь мой свет! Позоришь меня. Свою мать! Тебя разве так воспитывали? Когда я допустил, чтобы ты стал таким? Бездарностью!
Амарант, стоявший перед отцом, лишь ухмылялся, выслушивая каждое слово. Он не боялся этих обвинений, за которыми, как правило, ничего не следовало — ни последствий, ни боли.
Каждый раз, когда Сол решал его отругать, тот замирал, словно статуя, и просто ждал того момента, когда наконец все оставят его в покое.
Впрочем, в тот день
всё пошло иначе. Слова Сола прозвучали безжалостно:— Я отрекаюсь от тебя…
В следующее мгновение божественная сила вырвалась из тела Амаранта, превращая его в простого смертного.
Это уже было достаточно страшно, но вскоре стало ясно — хуже всегда возможно. Отец поднял его и, не раздумывая, швырнул на далёкую планету — безжизненный мир червей, погребённый под песком и раскалённый нестерпимой жарой.
— Ты станешь тем, кем должен быть.
С этими словами его тело скрутилось, сжалось, покрываясь скользкой кожей. В ту же секунду он потерял сознание.
…
Очнувшись, Амарант лежал на раскалённом песке. Дюны уходили в бесконечность, воздух дрожал от жары. Всё, что произошло, казалось лишь дурным сном — бредом, который не мог быть явью.
Стоило попытаться подняться, как реальность обрушилась на него всей тяжестью. Вместо ног он почувствовал только извивающееся тело.
«Что… это? Это не я!»
«Я — Амарант Дё Ля Люмьер, сын Сола!»
Червь зажмурился, надеясь, что, открыв глаза, увидит родные покои. Только песок продолжал царапать его новую кожу, а солнце немилосердно палило сверху. Сердце заколотилось — от страха, от унижения.
Отрицание сменилось гневом.
«Как он посмел!»
Амарант злился на отца, на судьбу, на своё беспомощное тело. Впрочем, даже ярость не могла заглушить голод — звериный, безжалостный, рвущий его изнутри.
Песок кишел жизнью. Крошечные песчаные организмы, нечто среднее между яйцом и личинкой, копошились повсюду. Он чувствовал их.
«Я точно не стану это есть.»
По крайней мере, Амарант Дё Ля Люмьер, сын Сола, думал так первые несколько часов. Когда же живот свело от боли, все прочие мысли исчезли. В конце концов, пока ты не накормил себя, ничего другого не имеет значения.
Он сдался.
Неуклюже, как кит, фильтрующий воду, он пропустил через рот первый комок песка. Вкус был отвратителен — грязь, хруст крошечных тел. Он попытался подавиться, но голод не позволил.
Он глотал, чувствуя, как песчаный планктон оседает внутри, и вдруг ощутил вспышку… энергии.
«А?»
То, что вначале казалось мерзким, обернулось странным удовольствием — горьковатым, но живительным, слаще, чем вино на пиру у богов. Он жрал своих сородичей, и это было одновременно ужасающе и… сладко.
Пока он полз сквозь песок, пожирая всё на своём пути, гнев уступил место инстинкту. Здесь, в этом мире, он был и хищником, и добычей. Любой шорох мог означать, что кто-то крупнее уже заметил его.
Жара душила, песок скрипел, а нескончаемый шёпот червей напоминал: выжить здесь будет непросто.
…
На первый взгляд жизнь червя казалась сложной, но на деле это была бесконечная, изматывающая рутина, способная свести с ума.
Амарант открывал рот, втягивал песок, процеживал мелкий планктон и высерал остатки обратно.
Что тут сложного?
День за днём, без перемен. Для него, сына Бога, привыкшего к сиянию небесных чертогов, это было унижением — ползать в грязи, жевать песок, заниматься тем, что недостойно его прежнего величия. Однако хуже всего была не грязь, а пустота внутри, ведь скука душила его сильнее, чем песок забивал глотку.