Я подарю тебе боль

Он кивнул. Потом добавил…

– Жизнь её, знаешь, уже наказала. Не знаю, слышала ли ты… надругались над ней какие-то подонки, в общем. Так их и не нашли. А она теперь другая совсем стала. Замкнутая. Дома сидит, никуда не выходит, кроме как в больницу… Я её к психологу отвести хотел, а она ни в какую…

Я об этой истории слышала. В чем-то случившееся было закономерным, учитывая былой образ жизни Лины, но через подобный ужас не должна проходить ни одна женщина.

– Ты просто поддержи её, Володь, - посоветовала искренне. – Вы ведь, на самом деле, очень нужны друг другу.

– Я стараюсь, - просто ответил он.

Мы ещё немного поговорили и распрощались. Я вышла из сквера, прошла по центральной улице, вдруг поймав себя мысли, что невольно хожу по тем же местам, где бывала с Давидом…

Так давала знать о себе тоска. Но лучше было мысли о нем задвинуть куда-то подальше.

* * *

Когда несколькими часами позже я вышла из лифта на своём этаже – невольно подумала, что у меня начались галлюцинации.

Потому что, опираясь спиной о стену, у моей двери стоял… Давид.

Завидев меня, он спешно шагнул навстречу. Посмотрев в глаза, внезапно, но решительно выпалил:

– Я за тобой приехал. Не могу так больше. Не хочу.

Сердце мгновенно скакануло к горлу, забилось резче, быстрее, волнуясь и радуясь тому, что он снова здесь. А от его слов внутри родилось какое-то щемящее чувство…

Я бы не призналась вслух, как мне, на самом деле, хотелось это слышать. И как я отгоняла от себя подобные мысли, считая, что это несбыточно. Что все позади…

– Давай хоть в квартиру зайдём сначала, - ответила, усмехнувшись.

Я провела его на кухню – почему-то комфортнее всего мне было разговаривать именно там.

– Чая хочешь? – предложила будничным тоном, лишь бы не выдать того, как все внутри переворачивалось от его присутствия.

– Чая – нет, - откликнулся он лаконично. – Тебя хочу.

Это внезапное признание заставило меня застыть, а потом – нарочито рассмеяться…

Так было проще, чем показать в открытую, что эти слова сотворили с моей душой.

Как там все пело и болело одновременно.

– Я не шучу.

– Не думала, что ещё тебя увижу, - проговорила уже серьёзнее.

Хотя, на самом-то деле, мы не теряли с ним связи. С тех пор, как он уехал, мы постоянно переписывались, созванивались, обменивались новостями…

Но я не позволяла себе обнадеживаться, чтобы потом не переживать, не разочароваться. Никто из нас не заводил речи о том, куда это общение нас приведёт. Возможно, ему просто было одиноко, а я – воспоминание из прошлого, которое его грело… Вот и все.

Давид смотрел на меня серьёзно, прямо, проникновенно. Я знала, что он был человеком, который совершенно неспособен кривить душой. И что если он что-то говорит – то так оно и есть.

– Я раньше приехать хотел, - произнес он обезоруживающе откровенно. – Но подумал, что нам обоим нужно время. Чтобы в себе разобраться… в чувствах своих. Чтобы точно знать, что это не ностальгия накатила, а все… по-настоящему. И это не пройдёт.

Я хмыкнула.

– Ну и как, разобрался?

Он усмехнулся, но как-то горько, печально.

– Мне и не пришлось. Я по тебе двадцать лет скучал… а теперь скучаю ещё сильнее. Невыносимее. До желания выть и лезть на стену.

Я невольно всхлипнула. Его слова отозвались в сердце знакомой тоской. Такой же невыносимой, отчаянной.

Но что нам с этим делать?..

– Дашенька…

Его голос прозвучал мягко, ласково. И от этого стало больно.

– Уезжай со мной. Жить есть где, с работой я помогу. Детей твоих тоже устрою – в Москве ведь гораздо больше перспектив…

Я сглотнула. Он коснулся самой тревожной темы, о которой я боялась думать.

– Я ведь не одна, - ответила горько. – Ян уже взрослый и живет отдельно, но вот Маша… Она ведь подросток, Давид. У неё здесь школа, друзья… родной отец, наконец. Я должна о ней думать в первую очередь.

Эти слова дались мне тяжело, но я знала, что они – единственно верные.

И была готова услышать, как он разочарован. Была готова увидеть, как он уходит.

Потому что я снова выбирала не его.

Но он лишь покачал головой, при этом на меня не глядя. Будто вёл внутренний диалог с самим собой…

А потом решительно заявил:

– Что ж, тогда… Мы что-нибудь придумаем. Значит, я сам вернусь. Начну здесь бизнес, быть может…

Я потрясенно на него смотрела.

Не секрет, что мужчины настроены на карьеру куда больше женщин. Порой работа оказывается для них даже важнее семьи. И, как правило, именно женщина подстраивает свою жизнь под мужчину… Редко когда – наоборот.

– Ты не хочешь, чтобы мы… - нахмурился он, по-своему истолковав моё молчание.

– Хочу! – выпалила искренне.
– Но это серьёзная жертва с твоей стороны…

Он приблизился ко мне вплотную. Улыбнувшись, нежно накрыл ладонью щеку…

– Нет. Это лучшее решение в моей жизни. Я потерял тебя двадцать лет назад. Больше я этого не допущу.

Его губы вдруг оказались на моих губах. Меня с головой накрыло какое-то невообразимо тёплое чувство…

Будто после долгих странствий вдруг вернулась домой. И теперь я – там, где и должна была всегда быть.

– Не отпущу тебя, - шепнул он мне на ухо. – Все, что угодно, сделаю, но не отпущу.

Я крепко обняла его в ответ. Прижалась к его груди, слушая сильные, быстрые удары сердца.

И показалось вдруг, что, несмотря на снег за окном, холода отступили, ушли, растворились.

А в сердце пела весна. И она обещала, что все лучшее ещё впереди.

Эпилог

Год спустя

Я стояла у зеркала, придирчиво вглядываясь в свое отражение.

Внимательно оглядела вечерний макияж – он держался достойно. Смотрелся не слишком ярко, но вполне выразительно. Пробежала глазами по обтягивающему атласному платью цвета шампанского. Оно выглядело достаточно сдержанно, но при этом элегантно.

Мы с Давидом шли сегодня в Большой театр на «Щелкунчика». Зимняя классика, а со мной это было впервые.

Со мной сейчас вообще многое было впервые. Всю жизнь я в основном отдавала, жила для кого-то, а теперь, только в свои сорок, наконец узнала, что это такое – когда любят меня саму. Любят безоговорочно, абсолютно, всей душой.