Я рисую ангелов

Логан пытался убедить себя в том, что его беспокойство не стоит и выеденного яйца, но голос в голове твердил о другом. Находясь в глухой пробке на центральном шоссе, он был полностью уверен в том, что нарисованный Грином самый негативный сценарий происходящего в эти минуты разворачивается в особняке художника. Позвонили люди из IT-отдела, сообщили, что несколько дней назад Сэм приезжал в Центральный дом художников вместе с дочерью и няней. Магдер пропал сегодня. Сначала он был у Ковальской на терапии, потом должен был вернуться на работу, но не вернулся. Позвонил секретарю и сказал, что уехал на встречу, чтобы его не ждали. В городе было еще мало камер наружного видеонаблюдения, и его не смогли отследить после выхода от Ковальской. Старсгард поднял на уши Интерпол, требуя доступа к их системе отслеживания, чтобы подключить все городские камеры и найти Магдера, как только он засветится перед любой из них, но бюрократия способна убить любое начинание. Доступа они не получили. Пока не получили.

Несколько минут назад отзвонился Тресс, который попал в такое же положение, как Говард, застряв на пути к дому Магдера. Он опережал стажера минут на пятнадцать и уже успел добраться до Южного моста, где, как всегда, случилась авария и из четырех полос намертво встали две. Логан ругался себе под нос, ненавидя этот город, всех этих людей, которые куда-то зачем-то едут, и себя за то, что проблесковые маячки не спасали в таких пробках.

Машина плелась в потоке, Говард подпрыгивал от нетерпения и, когда миновал мост, подумал, что заплачет от счастья. Влетев в Старый город, стажер безошибочно свернул в неприметный проулок, который соединял два шоссе, и наконец оказался на свободной дороге, ведущей к району, где жил Мун. Замелькали роскошные особняки. Логан поймал себя на мысли, что почти перестал дышать. Он взял телефон и набрал номер Грина.

Тот ответил не сразу.

– Я почти на месте, – сказал стажер.

– Я рад за тебя.

– Какие у тебя новости?

– Мисс Лирна взяла дочь Аделии Ковальской по просьбе самой Аделии и скрылась в неизвестном направлении.

– Дела…

– Позвони мне, когда проверишь дом. Муна не нашли?

– Нет. Он не берет трубку.

– Ищите.

– Да, сэр.

Говард отключился, почувствовав, как восстанавливается внутреннее равновесие. Разговор с Грином вдохнул в него силы. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и сбросил скорость. Дом Муна мягко выплыл из череды других. Логан остановил машину в пятидесяти метрах, заглушил мотор, подождал пару минут. Достал пистолет, проверил патроны, предохранитель, пожалел о том, что забыл про бронежилет, и вышел из авто. Он бесшумно подошел к дому с темными окнами. Дверь была закрыта. На первый взгляд ничего не происходило. Говард хотел постучать или позвонить, но какая-то сила заставила его этого не делать. Он будто почувствовал шевеление в глубине особняка. Потянулся к ручке двери, но так ее и не коснулся. Если Рафаэль там, то он точно находится в фойе, а это значит, что любое движение за его спиной услышит. И сможет принять меры.

Говард мягко двинулся по часовой стрелке, обходя дом. Окна оказались занавешены, с улицы невозможно было увидеть, что происходит внутри. Это странно, потому что при прошлом посещении этого дома полицейский видел, что шторы распахнуты. Мун явно не любил лишней тьмы, ему хватало ее в картинах и в душе. Говард передвигался боком, не отрывая взгляда от окон безлюдного дома. Он бы отдал все на свете, чтобы научиться видеть сквозь плотную ткань. Надо было взять тепловизор.

Узкая тропинка вела прочь, огибая здание. Проект дома оказался типовым, и, как и ожидалось, с обратной стороны обнаружилась маленькая дверь. Выход из кухни. Рядом с ней расположилась уличная печь с барбекю. Говард приблизился к двери, вспоминая планировку. Кухня находилась ближе к фойе, чем хотелось бы, но лучшего места, чтобы попасть в дом, скорее всего не было. Действовать нужно предельно аккуратно. Да, он взломает замок и влезет в особняк самого известного в Треверберге художника. И потом будет отвечать головой за то, что сделал, но интуиция твердила, что это единственно правильный выход. Говард прикоснулся к ручке двери и вздрогнул от неожиданности – она была ледяной. В доме что-то грохнуло. Стажер резко выпрямился, вскинув пистолет, и замер. Послышались возня и приглушенный ропот. Там точно кто-то был. Конечно, это может быть пьяный Мун, который разбил бутылку с виски или перевернул стол. Но что-то подсказывало Говарду: это Рафаэль.

Воспользовавшись тем, что находившийся внутри человек сосредоточился на чем-то другом (по-прежнему слышалась возня), Говард присел перед дверью и попытался открыть замок. Нацепить глушитель на ствол и прострелить его к чертям или взломать отмычкой? Он окинул взглядом стену, ища другие пути, но вернулся к черному ходу. Подвала в этом доме не было (или он не обнаружил вход), больших и открытых окон на первом этаже тоже. В доме снова что-то грохнуло, послышалась ругань. Логан выдохнул, встал, приставил глушитель к пистолету и прострелил замок.

Ногой распахнул дверь.

– Полиция Треверберга, ни с места! – крикнул он в пустоту, пересекая короткий коридор, кухню и вылетая в фойе.

От увиденной картины стажер едва не уронил оружие. И дело не в том, что его не подвела интуиция и перед ним действительно стоял Рафаэль, вернее, Алексон Магдер собственной персоной, а в том, что Грин оказался совершенно прав. Маньяк пошел дальше. Посреди просторного фойе стояла не собранная до конца рама два метра в длину и метра полтора в ширину. Ее наклонили под углом в сорок пять градусов, сделав упоры из дерева. Судя по всему, падал как раз один из таких упоров. Под рамой на полу валялся ребенок. Оторванные у рамы нити и разорванная на плечах и бедрах кожа свидетельствовали о том, что ребенок сорвался с креплений и упал на пол, когда маньяк создавал свою картину.

– Ни с места! – предупредил стажер, почувствовав, что Рафаэль собирается изменить положение.

Магдер был облачен в плотный хирургический костюм, ноги в бахилах, обвязанных скотчем, на талии резиновый ремень, удерживающий не самую комфортную одежду, на руках – хирургические перчатки белого цвета, в левой руке скальпель. На голове шапочка, на глазах – прозрачные очки. Костюм заляпан кровью. У ног стоит ведро с ней же, рядом разбросаны кисти. Под ребенком на полу лежит измазанный холст. Он пытался создать картину нового типа, но что-то пошло не так.

– Я должен дорисовать, офицер Логан, – неожиданно спокойным голосом проговорил убийца.

Говарду не удавалось поймать выражение его глаз, очки надежно скрывали эмоции, ослепляя полицейского. Скальпель против пистолета вряд ли поможет, но стажер вполне отдавал себе отчет в том, что он не имеет достаточно опыта, чтобы остановить маньяка.

– Урок рисования окончен, – сказал Говард. – И ваши состязания с Эдолой тоже.

Алексон покачнулся.

– Эдола? Что с ней?

– Сдалась. Раскаялась перед своим мужчиной и будет проходить лечение.

Он блефовал. Нагло врал этому человеку, нащупав ту тонкую нить, которая позволит перехватить инициативу и заковать его в наручники. Сестра – единственная женщина, которая была ему дорога, и единственный человек, кто имел на него влияние. Убийца упал на одно колено, глухо застонал. Пнул раму, отчего она слетела с упоров и рухнула на тело ребенка. Взмахнув рукой, он сделал резкий жест, который Говард не сразу смог опознать. Лишь когда на белом воротнике костюма проступила кровь, он понял, что случилось. До того как Логан подскочил к убийце и вырвал у него из рук скальпель, ударив по пальцам, тот успел чиркнуть лезвием еще раз. Кровь брызнула во все стороны – он перерезал сонную артерию.

Логан отбросил в сторону скальпель, попытался зажать рану, но Рафаэль пнул его с неожиданной силой. Полицейский отлетел назад и ударился спиной об арку, ведущую на кухню. На мгновение потемнело в глазах. Тряхнув головой, он вскочил, вернулся к слабо дергающемуся маньяку, снова попытался зажать рану. За эти несколько секунд кровь залила фойе. Рафаэль дернул ногой, случайно попал в ведро, и приготовленная им смесь для рисования опрокинулась на незаконченную картину, его самого, Говарда, который коленом прижал убийцу к полу, а сам держал его шею что есть сил, пытаясь спасти ему жизнь. Чтобы он мог предстать перед судом и ответить за все, что сделал. Чтобы помог найти других детей. Рассказал обо всем, что творил в течение почти десяти лет.

В помещении едко, тошнотворно пахло кровью и страхом. Мужчины молча боролись за жизнь, но Логан проиграл. Маньяк затих. Его руки, вцепившиеся в пальцы полицейского в попытке оторвать их от шеи, расслабились и упали на пол, он почти перестал дергаться, очки сбились на переносицу. Небольшие колючие глаза застыли, не сводя потустороннего взгляда со стажера.

Говард выругался. Он чувствовал себя никчемным ребенком, который только что провалил самое важное задание. Освободив одну руку, он вытащил из кармана телефон и вызвал наряд, скорую, бросил телефон на пол, посмотрел на Рафаэля. Снова попытался зажать рану, но понял, что это бесполезно – уж слишком глубоко вошел скальпель. При таких ранениях спасение – чудо. Рафаэль, видимо, чуда не заслужил. Стажер облажался. Он рассчитывал выбить почву из-под ног маньяка, но вместо этого лишил его смысла существования. Картина сломана, «краска» потеряна, ребенок покалечен, сестра предала его, сдавшись полиции. Он просчитался, потянув не за ту нить. Но не ошибся, когда определил, где находится маньяк и что он делает.