Я – спящая дверь

Через 10–47 секунд после своего появления свет достиг глаз Божьих, где бы те ни находились. И Бог непроизвольно вскинул перед ними руку – настолько ослепительной была вспышка. (Мозаика – вирус Марбург – перья попугая.) Но в момент, когда бесчисленные руки прошли мимо бесчисленных уст на пути к бесчисленным глазам, свет упал на тыльную сторону Его кисти и, просочившись насквозь, к восторженному изумлению Бога, заструился из ладони красным. Окрашенное кровью красное сияние было приятно глазу.

Бог вернул руку к устам и задержал ее там. Его дыхание смешалось с сиянием, и сквозь розовую дымку начали проступать явления. (Нервная система дождевого червя – скопление галактик MS0735.) В холодную черную пустоту свет отбрасывал образы непостижимой материи, из которой Создатель создал себя самого.

И по сей день держит Бог свою великую руку пред своими устами.

* * *

– Мелодия протяжных чувственных стонов и стонов рожениц, раздававшихся в Исландии с первого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года до конца тысяча девятьсот шестьдесят второго, была созвучна той симфонии повседневности, которая обычно сопровождает появление новорожденных, где гул автомобилей и сельскохозяйственных машин сливается с визгом бытовых приборов, грохотом фабричных станков, с выкриками и окриками, хлопаньем и топаньем; где пердеж и отрыжки детей на школьных площадках, задних дворах и в бассейнах перекликаются с руганью и проклятиями, покашливаниями и прокашливаниями, хохотом и оханьем зрителей на стадионах, в театрах и загонах для овец; где джаз, классическая и поп-музыка, доносящиеся с танцевальных площадок, из концертных залов и домашних проигрывателей, смешиваются со звоном посуды, радионовостями и разговорами на рабочих местах, в кафетериях и гостиных комнатах квартир о больших и малых делах внутри страны и за рубежом – тех, о которых нам сейчас хорошо известно из мемуарных романов, где каждый абзац, каждое предложение щедро полито слезами горько-сладостной ностальгии их авторов: двести морских свиней выбросились на побережье Бaрдастрёнд, Юрий Гагарин стал первым человеком, побывавшим в космосе, произошло извержение вулкана Aскья, возведена Берлинская стена, герцог Сент-Килдский спел для директора Налогового управления Рейкьявика, Мэрилин Монро найдена мертвой в своей постели, неонацисты маршем прошли по кладбищу в Фoссворуге, Уотсон, Крик и Уилкинс получили Нобелевскую премию в области медицины, молния, ударившая в хлев на хуторе Нeдра-Хoули в округе Стaдарсвейт, убила пять коров, Советы оборудовали на Кубе стартовые площадки для ядерных ракет, первоапрельской шуткой «Утренней газеты» стала новость о находке серебра, спрятанного Эгилем Скaтлагримссоном [12] , барабанщик Ринго Старр ушел из группы «Rory Storm and the Hurricanes», в Израиле казнен Адольф Эйхман, в рейкьявикском районе Мeлар построен отель «Сага», на сделанной в аэропорту газетной фотографии Юрий Гагарин, прибывший с визитом в страну льдов, едва достал до плеча только что коронованной Мисс Исландии, запущен спутник связи «Telstar», и телевизионные передачи впервые начали транслироваться между континентами, издательство «Marvel» опубликовало первый выпуск комикса «Человек-паук», и так далее, и так далее. Привычная повседневная гармония, кроме одного: все двадцать месяцев, в течение которых была зачата и рождена годовая когорта детей, небесный свод сотрясали самые мощные ядерные взрывы, которые когда-либо слышались на Земле.

12

Герой «Саги об Эгиле».

Ночь за ночью над Сибирью и островами Тихого океана колыхалось сотворенное человеком сияние, а днем в тучах вспыхивали призрачные огни – такие яркие, что даже на расстоянии полутора тысяч километров выглядели, как солнце. Взрывы гремели каждый третий день, и за 690 дней на счету Советского Союза оказалось 139, Соединенных Штатов – 86, а вместе они взорвали 225 ядерных устройств, совокупный тротиловый эквивалент которых составил двести сорок пять тысяч килотонн, что в семь тысяч раз больше вместе взятых «Малыша» и «Толстяка», сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. В число 225 также входили «Царь-бомба» и «Starfish Prime», первая вызвала мощнейший во все времена взрыв на земле, вторая – в небе.

Да, никогда еще ни до ни после этого могучие военные барабаны сверхдержав не грохотали с такой силой и мощью, и к концу 1962 года радиация в атмосфере Исландии достигла невиданного ранее уровня.

Поэтому и случилось то, что случилось: дети, родившиеся в этом году, стали мутантами…

II Диктофонная запись, кассета А) (17 июня 2009 года)

5

Полуночное полярное солнце, отражаясь в спокойных водах озера Тингватлаватн, удваивает в размерах возвышающийся посередине остров Сaндэй и окрашивает в пурпурный цвет отвесную стену ущелья Aлманнагьяу.

Подняв стакан на уровень глаз, генетик разглядывает огненно-коричневый односолодовый японский виски пятидесятилетней выдержки, когда-то подаренный ему гендиректором североевропейской группы фармацевтического гиганта «Hoffmann-La Roche», – в те времена они еще общались. К счастью, генетик припрятал презент в лодочном сарае и не вспоминал о нем все семь жирных лет, чтобы сегодня вечером отыскать его среди пустых винных бутылок, емкостей со скипидаром и банок со средством для чистки кистей. Кто бы сделал ему такой подарок сегодня?

Он кадрирует простирающийся перед ним вид, выравнивая поверхность виски с поверхностью озера, затем подносит стакан к губам и медленно отпивает, подсчитывая в уме стоимость глотка: на стоящей на столике бутылке выгравировано название напитка на японском и английском языках, а также год розлива (2005) и минимальная цена (? 1.000.000).

– Семь миллилитров, десять тысяч йен…

Его пугает звук собственного голоса, неестественно громко отдавшийся в ночной тишине, он не собирался произносить это вслух. Он один здесь, на причале у воды. Невдалеке, чуть вверх за лодочным сараем, в спрятавшемся среди берез дачном коттедже, слышно, как веселятся друзья его четвертой жены, Дoры, вместе с известными личностями из мира СМИ, искусства и развлекательной индустрии, которые пожаловали сюда, на традиционную вечеринку в честь 17 июня [13] , только потому, что на пригласительной открытке стояло его имя. Дора в разговорах со старыми подружками называет этих людей своими и его, Хрoульвура, приятелями, хотя те же имена вызывают у нее лишь гримасу презрения, когда встречаются в новостях о премьерах, выставках и концертах, а также на обложках светских журналов. И он завершает свою мысль словами:

13

День провозглашения Республики Исландия.

– …десять тысяч йен… пятнадцать тысяч крон…

Волна плещется о ржавые рельсы, что тянутся из сарая к воде. На них всё еще стоит тележка, полуразвалившаяся под тяжестью «Бuртны» [14] – отцовской прогнившей гребной лодки. В детстве и юности он с отцом и тремя братьями ходил на этой лодке ловить рыбу, в первый раз – светловолосым пятилетним мальчуганом, в последний – уже взрослым двадцатичетырехлетним интерном. В тот день они вдвоем гребли по озеру, и он, недавний выпускник мединститута, понятия не имел, что делать, когда весла вдруг выскользнули из отцовских рук и безвольное тело мягко повалилось в объятия сына – скоропостижная смерть.

14

Birna – медведица (исл.).

Но даже своим уходом старик превзошел всё, что Хроульвуру когда-либо удалось достичь в жизни: он умер там, откуда открывался вид на место сбора старейшего тинга, на скалу Лёгберг [15] и развалины землянки Снoрри Стyрлусона [16] . Это носило налет историчности и перекликалось с выполнением жизненного предназначения, что стало главным лейтмотивом некрологов об отце – писателе, телеведущем и депутате парламента от партии социалистов, который всегда и во всем ставил свободу страны и народа превыше себя. И вот теперь гниющая лодка стояла как укор, как напоминание обо всех тех часах, которые Хроульвур обещал провести вместе с младшим сыном, конопатя ее, крася и снова спуская на воду, а вместо этого мотался по миру, продавая «заложенное в генах исландцев северное сияние».

15

Logberg – скала законов (исл.).

16

Snorri Sturluson (1178–1241) – исландский скальд и законотворец, автор «Младшей Эдды».

– Десять тысяч крон…

Он снова делает глоток, чуть меньше предыдущего, а затем добавляет тоном, предназначеным отсутствующему собеседнику:

– Здесь я стал тем, кто я есть…

Замолчав, генетик бросает взгляд на стоящее рядом с бутылкой записывающее устройство. Это старенький «Nоrelco 95», который он приобрел в субботу, двадцать пятого сентября тысяча девятьсот семьдесят шестого года, – за день до того, как приступил к работе в неврологическом отделении медицинского центра Чикагского университета. Техническое новшество было едва ли по карману молодому студенту, жившему на скромный учебный кредит, но Анна, его тогдашняя (и первая) жена, настояла на приобретении, зная, что он всё равно не успокоится, пока не заполучит этот «ручмаг», чтобы почувствовать себя на равной ноге с главным врачом отделения. Персонал ниже рангом Хроульвуру был до лампочки, не говоря уже о собратьях-студентах, он всегда примерялся к людям на самой верхушке – месту, которое однажды намеревался занять сам. В ту субботу они на поезде доехали до Логан Сквер и в магазине «Abt's Electronics» купили диктофон. Анна и глазом не моргнула, когда он выбрал самый дорогой. Он частенько вспоминал, как легко она его читала, как незаметно, с помощью нехитрых уловок ей удавалось подготовить его к новым ситуациям и удержать от ссор с людьми, не умевшими отличать его научный пыл от агрессивности. В идеальном мире после их развода она бы приняла приглашение стать его секретарем.

Генетик нажимает на кнопку записи и, подтянув аппарат поближе к себе, убеждается, что микрофон направлен в его сторону. Легкое поскрипывание кассеты подстраивается под жужжание последних вечерних мух. Вдалеке посвистывает золотистая ржанка. Словечко «ручмаг» – его собственное изобретение.

– Звук, который здесь слышится, – это трение диктофона о столешницу…

Прокашлявшись, он продолжает:

– Здесь я стал тем, кто я есть сегодня… В этом самом месте, чуть на восток от Сандэй…

Он указывает на озеро в сторону острова.

– Обычно к середине июля там скапливаются огромные косяки арктического гольца, крупного, весом в один, полтора и даже в два килограмма, и семья моего отца, пока жила здесь, в небольшом хуторке, в поросшей лесом долине Блaускогур, каждое лето ловила его сетями. После того как хозяйство заглохло окончательно и последнее поколение перебралось в город, мой отец был единственным, кто сохранил обычай «ходить за гольцом». Так он называл свои поездки за рыбой. Это не были помпезные туристические рыбалки, так популярные сегодня у вскормленных на молоке управляющих средней руки, которых тошнит от одной мысли съесть то, что сопровождающий гид приманил мушкой на их крючки, и мы с братьями, один за другим, присоединялись к отцу, дорастая до нужного умения и сноровки…