Я – спящая дверь
Шрифт:
Мальчик: 19 ноября 1962 года – ? ?? 1963 года
Девочка: 27 июля 1962 года – ? 9 февраля 1963 года
Девочка: 8 августа 1962 года – ? 14 февраля 1963 года
Девочка: 30 марта 1962 года – ? 16 февраля 1963 года
Девочка: 21 октября 1962 года – ? 3 марта 1963 года
Мальчик: 1 августа 1962 года – ? 1 апреля 1963 года
Мальчик: 7 июня 1962 года – ? 4 апреля 1963 года
Девочка: 27
Мальчик: 9 февраля 1962 года – ? 15 апреля 1963 года
Мальчик: 11 ноября 1962 года – ? 1 мая 1963 года
Девочка: 3 декабря 1962 года – ? 14 мая 1963 года
Девочка: 30 июня 1962 года – ? 16 мая 1963 года
Мальчик: 19 июля 1962 года – ? 8 августа 1963 года
Мальчик: 11 декабря 1962 года – ? 3 октября 1963 года
Мальчик: 5 февраля 1962 года – ? 26 октября 1963 года
Девочка: 29 мая 1962 года – ? 26 октября 1963 года
Мальчик: 6 мая 1962 года – ? 14 ноября 1963 года
Позади колясок, кроваток, стульчиков и коврика появляются три мальчика и одна девочка и неуверенной детской походкой ковыляют к отбрасываемым люстрами конусам света. С одного мальчика струится морская вода, другой измазан землей, третий так же бледен, как и девочка, которую он ведет за руку.
Мальчик: 14 января 1962 года – ? 16 июля 1964 года
Мальчик: 10 февраля 1962 года – ? 4 сентября 1964 года
Мальчик: 30 июля 1962 года – ? 30 сентября 1964 года
Девочка: 1 июля 1962 года – ? 18 октября 1964 года
К ним присоединяются еще пятеро детей. Один мальчик въезжает на красном трехколесном велосипеде, другой, оседлав большую самодельную машину, передвигается вместе с ней, одна девочка толкает перед собой обшитую кружевом детскую коляску, у другой в руках ножницы и горячие щипцы для завивки, пятый ребенок тащит на веревочке парусную лодку, сделанную из канистры из-под машинного масла «STP». Все дети бледные, в синяках, некоторые с поломанными или раздробленными костями.
Мальчик: 10 мая 1962 года – ? 5 января 1965 года
Девочка: 6 августа 1962 года – ? 18 февраля 1965 года
Девочка: 4 октября 1962 года – ? 9 октября 1965 года
Мальчик: 24 июня 1962 года – ? 14 ноября 1965 года
Мальчик: 9 февраля 1962 года – ? 23 декабря 1965 года
Быстрый топот возвещает о прибытии еще двух девочек и одного мальчика. Они выбегают на сцену и занимают место на платформе рядом с детьми помладше. В их волосах – запекшаяся кровь, в уголках рта – солевые разводы высохшей морской воды.
Девочка: 9 августа 1962 года – ? 13 января 1966 года
Мальчик: 29 октября 1962 года – ? 10 июля 1966 года
Девочка: 10 ноября 1962 года – ? 20 декабря 1966 года
Звучание хора становится полнее, новопримкнувшие голоса расширяют диапазон, вздохи и всхлипы дополняются лепетом и прообразами слов: «а-па-па», «ам-ма-ма», «ба-па», «ва-ва», а также более-менее внятными предложениями: «Ниня бух, ай-яй-яй», «Неть бай-бай», «А-а-а… Мися лёсий»…
В некрологе о девочке, родившейся в этом году, говорится:
Она была смышленым ребенком, жизнерадостным и прилежным в своих занятиях. Прекрасная детская душа, необыкновенно открытая ко всему, что слышала и видела. Часто бывала она не по годам развитой в своих суждениях, что многие замечали.
Эта кроха, умершая на четвертом
году жизни, сейчас солирует во второй части хоровой композиции:– Мы выпали из рук наших матерей, отцов, братьев и сестер, мы скатились со столов, с кроватей и лестниц, мы сорвались с обрывов, мы выбежали на дорогу перед грузовиками и молоковозами, мы проглотили монету, сливовую косточку, стеклянную бусину, пуговицу от выходного костюма, и это застряло у нас в трахеях, мы съели чистящий порошок, выпили едкий щелок, опрокинули на себя чайники с кипятком и кофейники с горячим кофе, мы бегали с ножницами в руках и чайными ложками во рту, мы заболели менингитом, коклюшем и пневмонией, мы задохнулись в колыбельках, кроватках и колясках, нас придавило между косяком и дверью, нас утащило в открытое море.
Дорогие братья и сестры, родившиеся в тысяча девятьсот шестьдесят втором году, мы ждем вас здесь.
Склонив голову слегка набок, Йозеф Лёве пытается поглубже погрузиться в недра дивана и посильнее вдавить затылок в мягкость подушки, поддерживающей его шею, как бы регулируя таким образом расстояние между собой и своей слушательской аудиторией – Алетой, молодой женщиной с анкетой и диктофоном в руках, – будто без этой дистанции невозможно рассказывать о себе, невозможно достичь той повествовательной отстраненности, которая необходима для сохранения правдоподобности истории, будто только видя женщину всю целиком, с головы до ног, он сможет правильно оценить ее реакцию на описание главных событий его жизни и жизни его родителей и своевременно адаптировать сюжет и фокус так, чтобы ее интерес не ослабевал ни на минуту и чтобы он сам не терял веру в то, о чем говорит. Или же Йозеф неосознанно прибегнул к одному из старейших трюков мастеров-рассказчиков, которые не довольствуются лишь властью над умами, но с самого начала устанавливают контроль и над телами, понижая голос и откидываясь назад, тем самым вынуждая слушателей наклониться вперед – ведь они, в конце концов, пришли внимать тому, что он должен сказать. Этим синхронизированным движением участники процесса заключают негласное соглашение о том, кто из них будет ведущим, а кто ведомым в предстоящем путешествии, в начале которого все лелеют одни и те же надежды: чтобы их роли оставались неизменными до конца повествования, чтобы говорящий легко удерживал внимание своих слушателей и чтобы никто и ничто не потерялось по дороге – прежде всего сама история. Почва под ней может неожиданно стать рыхлой, ухабистой, скользкой, кочковатой и даже топкой, или в ней вдруг откроется бездонная пропасть, в которую полетит всё: растения и животные, люди и чудовища, боги и сама смерть вместе с разными плясками и приключениями, которые возникают при встрече этих видов – в городах и селах, в небесах и на дне океана, как днем, так и ночью, в душах и телах. Ну а если всё пойдет уж совсем наперекосяк, то чтобы в рукаве у ведущего всегда был кончик нити, которая поможет выбраться из любой огненной ямы, указав путь через горы и пустыни.
Да, это незаметное вступительное движение заманивает слушателей переступить вместе с рассказчиком невидимую границу мира истории, тем самым подтверждая, что истинная литература обращается в равной степени как к разуму, так и к телу, и представьте себе: Алета наклоняется к Йозефу ровно настолько, насколько он отдалился от нее, откинувшись поглубже на подушку.
– Я был тихим ребенком. Я был ребенком, который стоял рядом, когда другие дети играли, ребенком, который молча ждал, пока другие боролись за задние места в автобусе во время школьных экскурсий, лезли без очереди к качелям, протискивались к столу с шоколадным тортом. Я был ребенком, который никогда первым не заговаривал – ни с детьми, ни со взрослыми, ни с нянечкой в детском саду, чтобы пожаловаться на промокшие ноги, ни с мальчишкой, сидевшим рядом в кинотеатре и вылившим на мои колени целую бутылку газировки, ни с почтальоном, когда у него из сумки выпадало на тротуар письмо, ни с малышом, стоявшим под козырьком крыши в тот момент, когда вниз по шиферу съезжал слежавшийся снег. Я был ребенком, который на любое обращение отвечал кивком или покачиванием головы, в крайнем случае, когда отмолчаться было нельзя, невнятно бормотал себе под нос: «Не знаю». Я был беззвучным ребенком, игравшим в одиночестве в дальнем углу детской площадки и сидевшим за последней партой, в ряду, ближайшем к выходу из класса. Я был ребенком, который никогда не предлагал себя на роль принца в школьной постановке о спящей красавице и не поднимал руку, когда нужно было украшать классную доску к Рождеству. Я был ребенком, который никогда громко не смеялся и не плакал вблизи незнакомцев. Я был невзрачным ребенком, которого не замечали взрослые, разговаривая с моим отцом на улице, и которого никогда не обсуждали между собой другие дети. Я был ребенком, имя которого не могли вспомнить, когда просматривали старые фотографии.