Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
Минако перехватила влажные после душа волосы обручем — чтобы не падали в глаза — и решительно села за стол. Щелкнула кнопкой настольной лампы и взяла в руки карандаш, пододвинув к себе маняще-чистый лист бумаги. Чуть покусав кончик карандаша, Айно все же вывела изящным почерком первые несколько слов и замерла, вновь и вновь пробегая по ним глазами. Затем вновь принялась за дело, побуждаемая бьющим источником вдохновения, и не останавливалась до тех пор, пока весь лист не был исписан сверху донизу. Тогда Минако с тихим вздохом отложила карандаш и взяла бумагу двумя пальцами, точно величайшую драгоценность, и внимательно прочла каждую строчку своей новой песни, едва заметно шевеля губами.
— Ну, как у тебя дела? — раздался
Минако полуобернулась и и рассеянной улыбкой протянула ей исписанный лист.
— Только что закончила, — произнесла она. — Что скажешь?
Хино отмахнулась и, не отрывая глаз от слов песни, добралась до дивана и присела на самый его краешек. Айно, внутренне замирая, настороженно следила за реакцией подруги, точно маленький зверек за хищником.
Наконец, Рей подняла брови и взглянула на Минако поверх листа. Блондинка замерла, выпрямившись, точно подчиненный перед начальством.
— Однозначно, это лучшее, что ты писала. Хоть слова и отдают малость мазохизмом, но это замечательная вещь. Я сейчас же сяду и напишу к ней музыку.
— Правда? — воскликнула Айно, вскакивая со стула и бросаясь к подруге.
— Ну конечно! — Хино лукаво ухмыльнулась. — Хорошо, что я послушала свою интуицию и пришла к тебе, вместо того, чтобы вернуться домой, принять горячую ванну и лечь спать.
Услышав это, Минако смущенно затеребила прядь волос:
— Зачем такие жертвы, Рей?
— Просто не хочу, чтобы ты потом звонила мне в три часа ночи. Шучу! — тут же вскинула она руки, рассмеявшись. — Кстати, почему нет названия песни? Еще не придумала?
— Отчего же, — отозвалась Минако, присаживаясь рядом и позволяя Артемису взобраться себе на колени. — Я придумала его еще раньше, чем сложились стихи.
— Ну так запиши! — Хино протянула подруге лист и карандаш, и Айно, подложив под бумагу лежащую на столике книгу, витиевато вывела в самом верху страницы всего два слова: “La Soldier”…
Комментарий к 32. Падение Таскедо Маска Буду рада видеть вас в группе, посвященной фанфику: https://vk.com/selia_meddocs_group
Арты, иллюстрации и дополнительные материалы к “Я в любовь нашу верю...” – здесь.
Перевод эпиграфа:
Что-то ужасное пробирается
Сквозь мои пальцы внутрь меня.
Все эти благословения, все эти знаки,
Я становлюсь атеистом под твоим прикрытием,
Ищу наслаждений и боли.
С этими словами, я бессмертен
Я разворачиваю свой флаг, все теперь беcпомощны.
Темное, темное сердце...
====== 33. Восьмой сон Минако. Осколки былой реальности. ======
A fading hope and a broken dream
Is all there is for me
It’s all there was and will ever be
And I keep falling further down
We are lost in this life, you and I
We’ve been living a lie
Time keeps passing us by, but we can’t deny
We’ve been lost all the time
Sirenia — Lost in Life
Жизнь похожа на шахматную доску — белая клетка, черная клетка. Простые пешки первыми вступают в сражение и зачастую покидают поле, не сумев дойти до победы и увенчать себя короной. Кони, ладьи и слоны обладают большей свободой, но все они беззащитны перед ферзем — вездесущей королевой, что двигается по доске жизни во всех направлениях, всеми силами защищая короля, когда существует угроза его поражения. Король слаб и бесполезен, хоть и является ключевой фигурой на шахматном поле. Вся игра направлена лишь на защиту этой важной фигуры, иначе конец.
Селена знала, что ее единственная дочь на этой черно-белой доске жизни выступает в роли короля: слабая, беспомощная, хрупкая, отчаянно нуждающаяся в защите. Другие принцессы, защитницы Серенити, были для лунной королевы прочими фигурами, стоящими по рангу выше простых пешек. Каждая из них на своем собственном поле могла бы быть королевой или королем, но здесь, на шахматной доске Серебряного Тысячелетия, королева была одна — сама Селена. Да, гибель или падение любой из фигур-принцесс была бы для нее досадной оплошностью — игра ведь вполне может
продолжаться без ладьи или коня, но все же лунная королева понимала, что в при таком исходе, лишившись всех фигур, они с королем останутся совершенно одни против черной армии, рискуя получить шах и мат — а это равносильно смерти. Нет, они, безусловно, тоже важны.Пока что игра шла идеально — ничья вполне устраивала Селену. Все фигуры на месте и свободно передвигаются по доске; король в безопасности, королева в полном спокойствии. Но вот пала первая пешка, и в ряды белых прокралась первая брешь, посеяв зерно тревоги в разуме лунной королевы. Адонис перешел на сторону тьмы и погиб от руки Сейлор Венеры, начав таким образом серьезную шахматную партию — возрождающееся Темное Королевство против последнего оплота мира — Серебряного Тысячелетия. Падение следующей фигуры было вопросом времени, и Селена понимала, что необходимо срочно что-то предпринять.
Королева была серьезно встревожена, когда белый как мел Артемис принес бездыханную Минорию во дворец и вкратце поведал о случившемся у дворцовых стен. Селена, внимательно выслушав жреца, тут же распорядилась, чтобы тело Адониса убрали и тайно передали родителям. При этом Фениксу и его убитой горем жене не сказали ни слова о том, как погиб их сын. Офицеру устроили достойную, пышную церемонию погребения, на которой было сказано немало проникновенных слов о выдающихся качествах юноши и о его боевых заслугах, после чего Адонис стал лишь воспоминанием и горсткой пепла. Никто, кроме Минории, Артемиса и Селены не знал, что воин-венерианец хоть и недолго, но был слугой Металии. Впрочем, загадка его гибели обросла кучей домыслов и сплетен, но ни одна из них не была близка к истине. Постепенно выкристаллизовалась основная версия гибели Адониса: венерианец вместе с принцессой Минорией пытался отразить нападение темных сил, но пал в бою; дочери Астарты удалось выстоять, и слуги Металии отступили. Селена не давала никаких опровержений против этих доводов — впрочем, и подтверждений тоже. На том и порешили. Адонис сохранил свое доброе имя и остался в памяти тех, кто его знал, настоящим героем и волевым человеком. Но почему на душе Селены было так неспокойно, точно интуиция, живущая в ее сердце, подсказывала, что произошедшее — это всего лишь начало? Что гибель Адониса — это всего лишь капля в бушующем море, что вот-вот накроет Серебряное Тысячелетие гигантской волной?
Когда на Луну опустилась беззвездная ночь и мрак, царивший на спутнице Терры, сгустился еще больше, королева поднялась со своего ложа и подошла к окну, нервно ломая пальцы. Сейчас, когда ее никто не видел, она была просто женщиной, а не мудрой королевой, привыкшей нести на плечах бремя власти; не небожительницей Селеной, основавшей Серебряное Тысячелетие, а усталой женщиной, душа которой была изъедена тревогой и раздавлена бременем ответственности. Порой ей приходилось быть циничной — как с верными жрецами Луной и Артемисом, так и с принцессами и собственной дочерью, но она оправдывала себя тем, что все это во благо девочкам, которым она заменила родителей. Боги и полубоги, некогда правившие на прочих планетах Солнечной Системы, уходили в небытие один за другим, искореняя зло, посеянное Металией на бескрайних космических просторах, но их продолжение, их дочери, продолжали жить в мире и покое. Пускай сейчас эти два понятия были относительными, но все же четверо маленьких принцесс выросли и превратились в прекрасных молодых женщин.
Как сложится их будущее? Селена отчетливо понимала, что больше не может контролировать своих подопечных и ограничивать их свободу, и разговор с Рейаной, имевший место накануне, был тому подтверждением. Королева усмехнулась. С каждым днем дочь Ареса все больше походила на своего отца — и не только внешне, но и внутренними качествами. Богу войны полагалось быть дерзким, решительным и беспринципным — и принцесса Марса была такой же. Она была самой трудной и проблемной из всех подруг Серенити, частенько задирала лунную принцессу и хамила самой королеве. Рейана никогда не лезла за словом в карман и говорила напрямик все, о чем думала.