Я – Ворона

— Бать? — взглянула я широко открытыми глазами на тишайшего каменного воина. — Это правда?

— Твоя мать перехваливает, — ушел в несознанку Ли Танзин. — Но правила объяснить я тебе сумею.

Точно! Там же «камешки»! Черные и белые. Родственная стихия, однако.

Я, конечно, погляжу, насколько перехваливает батю наша с ним общая китайская женщина. Но, нюхом чую: этот тоже прибедняется. В соответствии с воспитанием.

Ставим вопросительный знак напротив логических игр. В шахматы я не то чтобы спец, но кое-что помню. Остается у нас в списке — музыка.

Кире Вороновой мишка косолапый оттоптал все уши, покусал за горло, но пальцы не тронул. Пожалел. Их, пальчики мои длинные да тонкие, с самого детства хвалили. Говорили: руки музыканта. Порою я-прошлая заглядывалась на здание музыкальной школы — оно совсем недалеко от дома стояло. И манило…

У Ли Мэйли есть слух. Не уверена в его идеальности. Но то, что я давно уже легко отличаю разницу в тонах, даже в очень быстрой речи, непреложный факт. Развить чувствительность слуха в столь юном возрасте — вполне реально.

Как-то мне-прошлой попадалась статья о формировании фонематического слуха у детей. Так вот: до пяти-шести лет происходят самые важные процессы.

Занятия музыкой — это отличный способ прокачаться в этом направлении. Кроме того, умение играть на каком-то (лучше — нескольких) музыкальном инструменте может пригодиться и в кино. Сыграть юную пианистку без дублера, например. Гениальную (размечаталась). О, еще гуцинь хочу попробовать. Игра на этом семиструнном инструменте выглядит очень изящно, даже завораживающе.

Продано! Мэйли пойдет на музыкальные занятия. Держитесь, соседи: если хорошо пойдет, я и домой могу инструмент для трынь-брынь прикупить.

— Пап, что ты говорил про вэйци? — подтягиваюсь я ближе к бате. — Сегодня покажешь?

— Но у нас дома нет тренировочной доски, — смущается родитель. — Только обычная.

— В чем разница? — заинтересованно уточняю.

— Обучение начинают на уменьшенной доске, — распрямляет пальцы и сводит ладони батя. — Сначала берут поле девять на девять. На таком поле легко понять правила. И сложно запутаться. И партии быстрые, что хорошо для начала. Потом уже берут доску тринадцать на тринадцать. Осваиваются уже на ней. И только после этого переходят к большой доске. Девятнадцать на девятнадцать.

— Наша А-Ли — не просто ребенок, — качает головой Мэйхуа. — Не думаю, что нам нужна детская доска. Вот увидишь, наша дочь легко освоит вэйци на обычной доске. Еще и обыграет тебя, ты же не практиковался последние два года.

— Это вызов! — подрывается с места родитель.

Возвращается с доской и двумя бочонками с камнями. Объясняет правила. Здесь первыми ходят черные. Цель: захватить как можно больше территорий. При этом не позволить вражеским камням перекрыть «дыхание» и «взять в плен» твои фишки.

Камни ставятся на перекрестья, а не в клетки. А дальше игроки строят «забор». Чем больше территорий в конце партии остается за вашими «оградами», тем выше шанс на победу. Каждый взятый «в плен» вражеский камень — это одно очко. Каждое перекрестье, надежно обнесенное «забором» твоего цвета — одно очко. Перевес хотя бы в одно очко — победа.

Игра не про разрушение и сокрушение, а про созидание и приумножение (земель). Мне эта концепция так зашла, что от доски Мэйхуа нас почти что насильно оттаскивала. И вечером пятницы, и в субботу тоже, и в воскресенье… Конечно, победить батю (и даже приблизиться к победе) мне не удалось ни разу. На его стороне годы практики. Но сам процесс!

Вывод: осадные шашки вэйци — это прям кайф. Еще мне обещали показать маджонг, китайские шахматы сянци и домино пайцзю. Но это когда-нибудь потом. Столько всего интересного сразу — перебор.

Тем более, что нагрузку детсада мне никто не отменял.

В понедельник, вскоре после гимна и до начала завтрака розовая пантера… то есть, детеныш леопарда перешла в атаку. Изящным прыжком… бочком, бочком прошла она в класс, зажимая двумя руками сокровище. Банку с леденцами. Такими же, как она раздавала в день тестирования.

Сладости были показательно распределены между столом Вэйлань и «половинчатым» столиком, где только двое малявок сидели. Те — смешные ребята, ей богу — почему-то обиделись на наш квартет. Решили, что если я взяла у них победные зубочистки, то и призами следовало делиться. Спасибо на зуб не положишь, на доску с солнышками не прикрепишь. Недостаточно простого спасибо людям, даже двухлетним малышам.

Я демонстративно игнорировала взгляды гордых обладателей леденцов. На розовую неожиданность (в плане подгона вкусняшек) те деточки глядели благожелательно.

— Конфета, — задумчиво сказал Бо Ченчен и погладил животик.

— Много сладкого — вредно, — назидательно сказала я.

— Бедные, — прогундела (леденец во рту ухудшал дикцию) Сюй Вэйлань. — Утешай себя. Раз не можешь позволить.

Кажется, госпожа Сюй не любитель дорам. И давненько не обновляла «базу данных» о тех, кого намеревалась сделать «вассалами» доченьки. Дружба по цене бумаги не сложилась. Теперь вот обновление вышло: дружба по цене конфет.

Во рту клубничной девочки что-то хрустнуло. Надеюсь, это истончился и сломался леденец, а не зуб.

— Иногда, — вздохнула я. — Лучше жевать, чем говорить.

Как порой без цитат обходиться? Не Конфуцием единым вороний запас изречений полнится.

Хмыкнул рядом Гао Юн. Вот кто совсем не опечалился тем, что его обделили при раздаче сосательных конфет, так это быковатый Юн. Задумчивое выражение лица Цао Шуфэн мало хорошего обещало богачке (в леденцовом эквиваленте). Даже у меня пустой взгляд акулы вызвал иллюзию, будто вокруг девочки резко поблекли все краски.

Я бы на месте младшей Сюй теперь ходила осторожно. И оглядывалась, не идет (плывет) ли следом рыбоглазая Шуфэн.

Всю неделю клубничка приносила леденцы — для своих. Каждый день одни и те же. Я даже заподозрила, что семья Сюй владеет производством розово-красных сладостей. Иначе с чего бы такая верность бренду?

Мы мучились… учились. Старательно зарабатывали солнышки. Были веселые моменты, вроде бултыханий в бассейне, а были и скучные. Так, «заучивать» по второму кругу алфавит инглиша — вслух, вместе со всей группой — мне как-то вообще не радостно было.