Я. Ты. Мы. Они

Да, когда появляются дети, все самые лучшие кусочки начинают перепадать им.

— А я иногда покупала, — хвастаюсь я. — Детей по садикам и школам отправлю, а на обратном пути в кондитерскую заезжала. Потом дома чай пила, торт, правда, целый так ни разу и не осилила. А вот с пирожными наедине было хорошо.

— Коварно! — восторженно восклицает Саша.

Это даже весело… почти. Я честно пытаюсь улыбнуться, но получается плохо. Поэтому беру вилку и впиваюсь ею в торт со своей стороны. Прага на удивление очень вкусная, настолько, что я почти готова простить ресторану хрустальную люстру, висящую в центре зала. А потом нам приносят чай. Тоже вкусный и ароматный. И я добрею до того, что уже сама прошу Сашу.

— Разговор, ты обещал разговор.

— Сейчас. Только у меня есть условие.

— Условие?! — если честно, я почти восхищаюсь им сейчас. Вот что за человек, ты ему уступку, а он уже тебя полностью заглатывает. — Ну ты и гад. Тебе не кажется, что это уже наглость с твоей стороны условия ставить?

— Неа. Просто без них не получится. Ты иначе даже до середины не дослушаешь…

— Все настолько плохо?

— Нет, просто ты бываешь очень эмоциональна, — в этот момент я морщусь, и Саша пытается исправиться, быстро добавляя, — как и любая женщина.

Это он зря.

— Я смотрю у тебя слишком большой опыт общения с женщинами!

— Вот! Я про это и говорю. Сань, пожалуйста, не ищи двойное дно в моих словах. Если я скажу что-то… Ну, например, что мне плохо, не выворачивай это так, что я считаю тебя плохой женой… Или что-нибудь в этом роде. Это главное условие… Просьба. Пожалуйста.

Так и хочется надуть губы и пообещать, что я тогда вообще молчать буду. Даже руки на груди скрещиваю. Но Саша смотрит на меня своим взглядом: «Вот об этом я и говорю», поэтому приходится одернуть себя.

— А это действительно так? Тебе действительно плохо? — перехожу я к делу. Вся эта патетика меня уже достала.

— Мне очень плохо без тебя, но…

Он замолкает, но я и так понимаю, что он хотел сказать.

— Но и со мной ты не смог.

Слишком много но. До последнего надеюсь, что он начнется меня переубеждать. Саша молчит. И если бы не чувство вины, отчетливо читающееся в его глазах, я бы уже ушла.

— Я пытался, честно…

Это звучит так ущербно, как будто он ребенок, который обещает маме, что больше не будет воровать конфеты из вазочки по ночам.

— Убогое оправдание, не находишь?

— Это не оправдание. Я пытаюсь рассказать тебе, что чувствовал. Это не оправдания, не упреки. Хочу, чтобы ты поняла. Мне надо, чтобы ты поняла!

Он берет меня за руку, не из нежности, а чтобы не сбежала. Он опять загоняет меня куда-то угол, припирает к стенке. Но я как послушный кролик на заклании не могу отвести от него глаз. Даже не вырываюсь. Что-то есть в его словах, что меня подкупает. несмотря на раздражение, несмотря на боль, на усталость или пустоту. Я действительно хочу понять, что произошло, хочу перестать мучить себя вопросами и поисками ответом.

Долбанное любопытство. Оно всегда ведет меня куда-то не туда.

Саша, видя, что я все еще слушаю, начинает говорить очень быстро, не давая вставить мне не слова.

— Сам не знаю, когда это началось. Наверное, когда мы купили дом. Тогда же все срочно было, все деньги ушли на Дама и дом. Долги эти, кредиты. Я же тогда буквально жил на работе. Витька, конечно, помог очень сильно, даже партнерство предложил. Но этого все равно было недостаточно. Я поэтому на эти командировки подписался. Да и не только они. Брался вообще за все. Ты никогда не упрекала, но я боялся, что подвожу вас. Бесился, что не могу быть с вами, но и работу бросить не мог, иначе бы… облажался. Это ведь изначально моя идея про дом была.

— Ты тогда…? — спрашиваю я испуганно. Он говорит так быстро, и совсем не о том, что я ждала. От этого пугаюсь. А если он уже тогда мне изменял?

— Что? Да нет же… У меня времени на сон-то было в обрез… Какие там женщины.

Если это должно было меня успокоить, то помогало мало.

— Сколько я в этом варился? Год, два? Пока не выгреб. Помню, проснулся утром однажды, а мне бежать никуда не надо. Сам себе не поверил. А вы ведь тоже на месте не стояли. У меня вдруг оказались взрослые дети. Стас брился и говорил басом. Дамир задвигал какую-то философию. Рома сам ходил по магазинам и выбирал какие-то модные тряпки. Девочки и те делали что-то такое, на что мои малышки еще совсем недавно были не способны. Даже Кирилл. Я вдруг осознал, что совсем не знаю чем он живет. Про Стаса еще помнил, футбол. А Кир? Он уже не гонял свои машинки, и кошек больше домой не тащил.

— Они не могли ждать, пока мы решим все проблемы.

— Не могли, — горько соглашается Саша. — Сначала успокаивал себя, что вернусь сейчас, наверстаю все. Но вы научились жить без меня. И во главе всего этого оказалась ты. Они ведь до сих пор со всем идут к тебе. Мне досталась какая-то декоративная функция — дарить подарки, отвозить в школу, и развлекать по вечерам. Но в ваши проблемы мне ходу не было. Даже ты. Упорно тащила все на себе. Помню, у Ромы поднялась температура. Ты его сразу же повезла к врачу… И мне не позвонила, не сказала ничего. Вечером лишь между словом обмолвилась. Кажется мелочь, но меня тогда реально переклинило.

— Ты был на работе…

— Был! Но, блин, Сань, вы моя семья! Скажи, я тогда хоть раз проигнорировал твой звонок? Хоть раз сказал, что я не могу сейчас разговаривать?

— Я тебя напрягать не хотела.

Вроде как оправдываюсь, но сама не понимаю за что. Я ведь его дурака разгрузить хотела. Он действительно тогда работал как каторжный. Мы могли не видеть его неделями, а когда появлялся, был замученный и вымотанный. Спал сутками. Куда мне было еще вешать на него наши бытовые проблемы? Потом, правда, стало легче, когда за дом расплатились. Когда его именным партнером сделали. Деньги появились, какая-то стабильность обрисовалась.

— Тогда скажи, где в итоге во всем этом мое место оказалось?

— Ты нужен детям, они любят тебя.

— Любят, когда я их в кино веду или пиццей кормлю. Все, моя роль на этом исчерпана.

— Неправда.

— Правда. Например… Возьмем ситуацию со Стасом и футболом. Я даже не беру в расчет то, что вы сами с ним там все решили, и со мной не то, что не обсудили, даже в известность не поставили. Но это еще так, мелочи. Я разговариваю с ним…

— Ты давишь на него…

— Вооот. Ты даже не даешь мне с ним поругаться нормально, это ведь тоже… часть жизни. Приходишь и сглаживаешь все углы. И так во всем, ты меня просто до любых разборок не допускаешь. Документы из школы и те без моего участия…

— Я звонила тебе.

— До или после того, как с директором разругалась?

Ответ мне не нравится, поэтому просто упрямо молчу.

— Ты увезла их сюда, не допустив не единой мысли, что не просто уезжаешь из дома, ты буквально вырвала их из моей жизни. Сама, определяя какие-то дозволенные границы общения. Мол, общайся сколько хочешь, я не мешаю. Но жить мы будем на другом конце страны.

Сашка как-то постепенно заводится. Видимо это все действительно его терзало и мучило. Но я тоже не могу себя сдержать.