Я. Ты. Мы.Они
Шрифт:
– Сань, я своим тоже всё сегодня расскажу.
– Ты не обязан.
– Обязан.
На этом и расходимся.
Родители дома, бабуля обнаруживается здесь же. Все весёлые и радостно возбуждённые.
– О, Шурка, пришла, – кричит папа. – Ты же вроде бы в гостях собиралась ночевать?
– Так вышло, – бурчу себе под нос я. Словно репетирую свои оправдательные речи.
– А ты чего хмурая?
– Серёжа, отстань от ребёнка! Дай сначала раздеться, – выглядывает их кухни мама. – Санька, раздевайся, сейчас ужинать будем. У нас сегодня повод!
– Какой?
– Сначала
Раздеваюсь и разуваюсь я медленно, а в ванной так вообще зависаю. По возможности оттягивая момент выхода на кухню.
– Шура! – зовёт папа. Непроизвольно морщусь, ненавижу этот вариант имени, но с папой не спорю.
Семейство моё сидит за праздничным столом, я сажусь на табуретку и пытаюсь оценить, как мой желудок отреагирует на такое количество запахов. Вроде бы пока молчит.
Папа неожиданно ставит передо мной бокал с шампанским.
– Серёжа! – для проформы возмущается мама.
– Сегодня можно, – отмахивается он, и поднимает свою рюмку. – А мы вот сегодня квартиру купили. Представляешь?!
Родители настолько рады и горды собой, что на мою вялую реакцию никто не реагирует.
– Давайте же, выпьем за это! Наконец-то мы будем жить все вместе! Шурка, да ты пей! Сегодня можно, с одного бокала ничего не будет.
Я смотрю на это шампанское, и откуда-то из глубин сознания приходит мысль, что, раз «У нас будет ребёнок», то мне теперь нельзя. Не то чтобы я до этого алкоголем увлекалась, так, пару раз пробовала вино или шампанское на новый год или дни рождения. Ну и в Уругвае пару раз угощали местными напитками. Но всё же, можно было сказать, что не пила. А тут получается, что категорически нельзя.
Первой неладное заподозрила бабуля. Оставив нетронутую рюмку в сторону, обеспокоенно смотрит на меня, изучает, спрашивает:
– Санька, что случилось?
Вот он момент! Надо просто сказать. Только вот слова не идут. Вообще никакие… Я так и сижу, опустив голову и разглядывая пузырьки в бокале.
– Саша?! – это уже мама. Грозная и волевая, нет, она не ругается сейчас, она ждёт.
Поднять голову на них я так и не смогла, поэтому и разговаривать буду не с ними, а с бокалом:
– Я беременна…Так получилось.
Из дома меня не выгнали. Убить не убили. Вот только смотрели так, что в пору было самой удавиться. Нет, в их взглядах не было отвращения или осуждения, было одно удивление, зато какое! Если бы я открутила свою голову и положила её рядом, они бы, наверное, меньше удивились. И именно это било больнее всего. Потому что не могла их дочь сделать такую глупую вещь в 15 лет! Меня ведь за два месяца ни в чём и не заподозрили, только потому, что даже предположить не могли. В этом плане мы с родителями были похожи, ведь такого варианта событий для нас просто не существовало. Это и пугало, оказывается, что никто не знал, на что я способна.
Первым приходит в себя папа:
– Кто?
– Ребёнок, – как-то совсем по-детски поясняю я.
– Я не об этом. Отец кто?
– Знакомый…
А что я ещё сказать могу?! Мальчик из школы, который… в пределе просто знакомый, брат моей подруги, возможно уже бывшей,
но это не суть.– Ты его любишь? – зачем-то уточняет мама.
– Нет…
И от этого ситуация становится ещё более некрасивой. Какой-то пошлой и скабрезной.
– Тогда почему?
– Так получилось…
Я так и не расскажу им как так. Пусть это будет только между мной и Сашкой.
В тот вечер было много всего сказано. Потом папа уйдёт провожать бабулю домой, а я буду лежать на том самом диване, молясь о том, чтобы этот длинный день просто закончился. Мама сядет рядом, и просидит так долго, не проронив ни слова. И лишь когда отец позвонит в дверь, спросит:
– Мы рожаем?
И от этого «мы» мне вдруг станет настолько легче, что я даже не сразу вспомню, что мне сейчас надо говорить.
– Рожаем.
– Так тому и быть…
На следующей день, наплевав на школу, мы поедем к гинекологу, к той же серьёзной женщине в годах. Я так буду бояться того, что она спросит, почему я не пришла на аборт, но врач промолчит, а мама так никогда и не узнает, о том, что чуть не произошло. Ещё мне назначат кучу анализов и всего остального. И в школе я не буду появляться ещё неделю. А когда приду, узнаю, что Алёнка перевелась в параллельный класс. Обидно.
Сашка заглянет к нам в класс на втором уроке, шокировав всех окружающих своим вопросом:
– Любовь Николаевна, можно Быстрицкую на пять минут?
Классный руководитель недовольно поморщится.
– А на перемене нельзя? Она и так много пропустила.
– Никак нельзя, вопрос жизни и смерти.
Окинув меня оценивающим взглядом, она всё-таки кивнёт мне в сторону двери. Идти я буду на негнущихся ногах, особенно когда наткнусь взглядом на возмущённую Сомову. Ой, я же совсем забыла про Каринку и Сашу. Вот кто точно свернёт мне шею, если узнает. Выйдя из кабинета и плотно закрыв за собой дверь, натыкаюсь на сердитый взгляд Чернова. Это что-то новое для меня.
Сашка хватает меня за руку, и ведёт куда-то под лестницу, где нас никто не увидит и не услышит.
– Ты где была?!
– На физике.
– Я не про это! Тебя неделю найти не мог, в школе не было, телефона вашего у меня нет, у бабушки ты не живёшь теперь. Уже хотел к родителям твоим идти…
Его напор меня слегка пугает, есть в этом что-то властное, подавляющее. Ещё понимаю, что совсем не подумала, что он может волноваться.
– Мы в больнице были…
Сашка бледнеет, хотя если учесть, что он и так по жизни не сильно ярким был, то даже скорее белеет. И лицо становится каким-то жёстким и непроницаемым.
– И что?
– Что, что?
– В больнице!
Я не могу понять его реакцию – злится, вот только на что?
– Анализы сдавала, по врачам прогнали. Сказали в августе рожать.
– Рожать? – глупо уточняет он.
– Ну да… А ты сейчас вообще о чём?
– Аааааааааааа, – тянет Сашка, запуская пыльцы в свою голову и взлохмачивая волосы. – Точно рожать?
– Сказали, что да. Мама спрашивала про кесарево, но ей ответили, что по всем показателям пока должна сама справиться.