Я. Ты. Мы.Они
Шрифт:
Сашка первый выскакивает из кухни, пытается так же поймать Стаса, но тот вырывается.
– Стас, какого чёрта?! – негодует Чернов. Но тот его не слышит – дергается, брыкается и в итоге бьёт отца в лицо.
Сначала мне кажется, что это просто случайность, неконтролируемые выпады пьяного человека. Стаса выдают глаза – полные злости и печали. Он заносит свой кулак ещё раз и ещё раз. Правда, движения его получаются смазанные, но что-то Сашке всё равно перепадает. Дамир пытается поймать руки Стаса сзади, но ему мешает Бакс, который решает, что мы играем в куча мала.
– Рома, убери собаку!!! – это уже я кричу. – Стас, да прекрати же ты немедленно!
Ромке удаётся утащить пса в подъезд, тот заливается
Из комнат повыскакивали младшие дети, вот только их не хватало!
– Кир, в комнату живо!
На удивление, слушается и утаскивает девочек за собой.
Дамир помогает Саше удерживать Стаса, тот всё пытается вырваться. И откуда только силы берёт?! На ногах же еле стоит.
– Стас! Да что б тебя! Прекрати немедленно! – рычит Чернов.
– Ненавижу…– рычат ему в ответ.
Спустя пару часов, в квартире наступает долгожданная тишина. Сашку я выгнала почти сразу, он, конечно, был против, но других вариантов не оставалось – он был для Стаса хуже красной тряпки. Рома с Дамом помогли затащить сына в комнату. В прочем после ухода отца, он стал вполне податлив и послушен.
Сложнее всего справиться оказалось с девочками. Те, задавая мне пятьсот вопросов в минуту, никак не желали засыпать. Но вот, наконец-то все спали, и я вернулась на кухню. Квартира была двухкомнатная, а нас – семеро. Поэтому спали мы так: в одной комнате близняшки и Кирилл, который очень активно рвался в соседнюю комнату, в которой жили Стас, Дамир и Роман. Сама же я решила спать на кухне, где был хоть и не совсем удобный диван, но зато только мой.
Разобрав диван, я наконец-то рухнула. Господи, какой же длинный день.
Сейчас бы уснуть без задних ног, но мысли опять роятся в голове. И на что я надеялась? Что сбегу от Сашки, и буду жить с детьми в нашей пещерке? Ан, нет, оказывается у меня не только с мужем проблемы, тут всей семье голову лечить надо. То, что сегодня выкинул Стас, настолько противоречило его обычному поведению, что до сих пор не укладывалось в моей голове. Ребёнок, да что же с тобой такое?
Сашка прав, это и его дети тоже. И значит беда не только у меня: им тоже плохо, они тоже в растерянности, но ведь им как раз-то никто не изменял. Значит, причины происходящего с ними – это отголоски моих поступков. Ой, нет-нет, Сань, что-то мне совсем ход твоих мыслей не нравится, сейчас додумаешься до того, что ты виновата во всём и пришла пора проситься обратно под крыло мужу. Самое смешное, что как раз муж совсем не против…
Из мыслей меня выбивает Ромка, появившийся в дверях кухни.
–Стас? – подскакиваю я на диване.
–Спит, – бурчит другой мой ребёнок. – Но, мам, от него воняет… Я отказываюсь возвращаться в этот вытрезвитель.
Только тут я замечаю подушку у него в руках. Понятно, не судьба мне спать одной. Двигаюсь в сторону, и Рома плюхается ко мне на диван. Спать с Ромой вместе – это отдельное удовольствие, а спать на узком диване – значит спать чуть ли не на полу. Но что поделаешь? Зато можно больше не думать, а попробовать уснуть. И опять не судьба – под подушкой завибрировал сотовый. Только один человек может звонить мне сейчас.
– Ответь, – бурчит Ромка. Но я игнорирую телефон. – Мать, ответь, иначе он нам спать совсем не даст.
Кто бы сомневался, что Рома и его комфорт превыше всего.
– Да, – отзываюсь я в трубку.
– Сань, как у вас там дела? – раздаётся усталый голос Сашки в трубке.
– Подожди, я сейчас, – я откидываю одеяло и слезаю с дивана.
– Да, ладно тебе, я и не подслушивал, – правильно понимает мой уход Ромка.
Запираюсь в ванной, не включая свет.
– Я тут…
– Как он?
– Всё спокойно, спит пока. Пока не рвало, но я его тазами на
всякий случай обставила.И опять наша тишина. А что ещё? Цель разговора достигнута, он узнал, что сын жив, а больше нам сказать друг другу нечего. Но мне всё ещё не дают покоя последние слова Стаса, знаю, что Сашке было тяжело это слышать.
– Саш, я им ничего про тебя говорила… Не настраивала. Честно…
– Знаю… – просто отвечает он.
Но я всё равно не нахожу себе места.
– Не могу понять, почему он так поступил! Даже представить себе не могла… – мне надо с кем-то поговорить о всём этом. А с кем я ещё могу обсуждать своего сына, если не с его отцом.
– Ему больно… и страшно, – поясняет мне Сашка на том конце трубки. – А ещё он себя виноватым чувствует…
– Виноватым? С чего ты взял это?
Чернов даже хмыкает:
– Уж поверь, я знаю всё о саморазрушающихся мальчиках… Знаю, до чего могут довести вина и отчаянье, – он говорит это так, что я тут же верю его словам. А ещё в памяти всплывает другой пьяный и отчаянный мальчик, однажды пришедший в мой дом.
Глава 17.
Понимание того, что что-то не так, нагоняет меня через два месяца. За это время мы успели окончить учёбу в первом полугодии, встретить новый год, пережить каникулы, во время которых я пластом провалялась на диване, ибо сил на что-то другое просто не было, а самое главное, встретить родителей. Мама с папой действительно не смогли приехать на новый год, но зато успели приехать на старый. Но огромная радость от их приезда так и не смогла заглушить внутреннюю тревогу, разрастающуюся во мне день ото дня. Скорее даже наоборот, возможность постоянно быть с родителями, порождала во мне новую волну паники, очень похожую на отчаянье. Правда, я тогда ещё не осознавала с чем это может быть связано. Мама смотрела на меня, а мне казалось, что она знает ВСЁ, даже если я сама об этом не догадываюсь.
К счастью, поначалу родителям вообще было не до меня, они с головой ушли в покупку-продажу новой квартиры, дабы начать уже жить всем вместе. А бабуля (пока я всё ещё жила с ней) с готовностью отдала все бразды воспитания в руки маме и перестала переживать из-за моей «детской хандры».
Сначала мне было просто плохо. Но не так, как после истории с Сашкой. Тогда я захлёбывалась в своих эмоциях. А тут хотелось всё время лежать и спать, словно из меня в один момент вытащили батарейки. Затем пришла тошнота. Сначала просто мутило, я ходила и убеждала себя, что это от плохого настроения. Потом меня начало выворачивать наизнанку, причём не только утром, а в любое время суток. И тут я тоже ходила и убеждала себя, что от стресса, от переживаний, от того, что я не в настроении. В голове откуда-то всплыло модное слово психосоматика. Да, это, конечно же, она, ведь ничего другого быть не могло.
Ну а окончательной точкой во всём этом стал мой обморок. Вот я иду по коридору во время перемены, вот вижу спереди Сашку, идущего с Каринкой, а вот я очень эпично проваливаюсь в темноту… потом, правда, оказалось, что прямо в руки Чернову, но последнее, честное слово, полная случайность и дикая инсинуация со стороны судьбы.
Прихожу я в себя в кабинете медика, когда мне под нос подсовывают нашатырь. От резкого запаха опять начинает тошнить, я чуть не скатываюсь с неудобной кушетки, но чужие руки меня ловят. Конечно же Чернов.
– Пришла в себя? – спрашивает школьный фельдшер Марья Васильевна.
Я лишь бурчу что-то невнятное в ответ.
–Спасибо, Саш, за помощь, думаю, что ты можешь идти. Дальше я с нашей больной разберусь сама.
–Я останусь, – категорически заявляет Чернов, чем очень сильно удивил нас.
–Думаю, что мы тут сами справимся, девочками, – улыбается ему фельдшер.
–Нет, я останусь.
Ну, не дурак ли? Марья Васильевна даже теряется, от такой глупости.
– Саш, тебе пора.