Ядовитый воздух свободы

— Все, о чем мы будем говорить, должно остаться между нами, доктор Нахман. Я знаю, что человек вашего уровня лучше большинства знает, что такое конфиденциальность, и понимает, что ее придумали не просто так, — заговорила агент Стич. — И мы очень рассчитываем на вашу помощь и откровенность.

Нахман нахмурился.

— Я не понимаю, что случилось, господа. Я не был в Спутнике-7 несколько месяцев и почти не находился на связи. Если я способен помочь вам, то, конечно же, сделаю это. Если ваши вопросы не коснутся конфиденциальных сведений, ведь люди вашего уровня четко понимают, что некоторые моменты лучше не обсуждать.

— Доктор Нахман, нас интересуют события тридцатипятилетней давности, — взял слово Аксель. — И лаборатория, которую сейчас раскапывает бригада Венсана Жанака. Мы знаем, что работы инициировал ваш сектор. И хотим поговорить об этом месте.

— Зачем?

— Разве вам не доложили, что там нашли скелет женщины?

Нахман, который успел взять в руки чашку с кофе, медленно вернул ее на место.

— Простите?..

— Я не верю, что вам не доложили, доктор Нахман.

— Оперативными вопросами занимается Родерик, — со спокойным достоинством возразил ученый. — Давайте его позовем и все проясним. — И после паузы добавил: — Скелет женщины? В моей лаборатории?

— Давайте поговорим о лаборатории, — мягко предложила Аделаида, вновь овладевая вниманием Нахмана, который казался глубоко удивленным. — А потом позовем вашего управляющего и все проясним.

Арнольд резко кивнул. Прядь волос упала ему на лоб. Когда он снова поднял голову, в темно-зеленых глазах билось напряжение, но лицо оставалось спокойным.

— Хорошо. Что вы хотите узнать?

Глава тринадцатая Констанция Берне

Лето 1964 года

Старый Треверберг, район Старых мостов

— Вот как бывает. Ты просто живешь, получаешь образование, заводишь семью, рожаешь первого ребенка и думаешь, что все удалось. Ты вроде бы успешна, тебя приглашают на выступления, от тебя ждут новых достижений. Тебе кажется, что все — дальше прыгать уже некуда. — Констанция грустно рассмеялась. — А потом в твоей жизни появляется человек, который забирает душу.

— Может, сердце?

— Нет-нет! Душу! Как самый последний демон преисподней. Он просто приходит. И берет.

— Но что-то же дает взамен?

— Только бесконечность, черную дыру, пропасть и ощущение того, что этот мир больше никогда не будет прежним. И вот ты заносишь ногу над пропастью, — она вытянула ногу за пределы моста и замерла, глядя на мрачный поток, — и думаешь, шагать или нет. За спиной надежность, за спиной какое-то подобие баланса. За спиной — все правильное, все самое понятное, то, к чему стремятся миллионы.

— А перед глазами? — мягко спросил он, кладя руку ей на талию.

— А перед глазами счастье, такое яркое, что на него больно смотреть. — Констанция ловко повернулась, прижалась поясницей к перилам моста и положила руки мужчине на плечи. Ее волосы разметались, укрывая шелковистым водопадом спину, а светлые глаза сияли. — Я стала Икаром, доктор Нахман. В ваших руках я превратилась в мифологическое существо, которое взлетело на запредельную высоту. Если вы отпустите меня, я сорвусь и больше никогда не смогу летать.

Арнольд наклонился к ней. Она почувствовала, как его теплое дыхание щекочет шею. Когда его губы прикоснулись к коже, Констанция блаженно зажмурилась, безотчетно прижимая его к себе. Ей было плевать, что они в Треверберге, где любой может их узнать. Что кто-то обязательно расскажет мужу. Что просто глупо стоять на мосту и целоваться, будто вам по двадцать лет. Но ей хотелось именно этого. Всю жизнь она бежала из дома и от ужаса, который ее там ждал. От брата, от себя, от отца и от семьи. Ото всех, кто сковывал ее, пытался заявить свое право на ее мысли и даже тело. Она вышла замуж, родила сына, но вдруг поняла, что клетка никуда не делась, просто ее золотые прутья стали мельче и отдалились — а Констанция и не замечала. Оптическая иллюзия. Иллюзия свободы. Но когда появился Нахман, она поняла. Все сразу поняла.

Они никогда не говорили о ее муже.

Они никогда не говорили о его жене.

После той встречи в кабинете они виделись почти каждую неделю, изобретая тысячу способов и причин, чтобы пересечься. А сегодня она, не сказав мужу, подписала контракт, по которому получала должность ведущего исследователя лаборатории «Сигма», направления «медицина». Это говорило только о том, что они… они будут вместе. Чего бы это ни стоило.

— Я тебя не отпущу, — пообещал он, не поднимая головы.

«Люблю тебя».

Вечер того же дня

Треверберг

Когда она вернулась домой, Мишель занимался с Луи. Муж выглядел уставшим, но счастливым и спокойным. Его явно не интересовало, где она пропадала, он видел в этом мире только сына, который что-то ворковал на своем детском языке. Констанция, сбросив туфли, прислонилась плечом к дверному косяку. Выброшенная из объятий Нахмана, она чувствовала себя скованно. Она не хотела говорить с Мишелем и не хотела ему ничего объяснять. Решимость рассказать правду таяла на глазах.

Боже, что она творит?

Констанция осторожно подошла к ним, протянула руку и коснулась головки сына. Мишель поднял на нее глаза. Улыбнулся. Луи продолжил что-то лопотать.

— Хорошо, что ты пришла, — негромко сказал муж.

— Мне работу предложили.

— Работу?..

— Да. Работу. Платят лучше, задачи интереснее. Есть шанс сделать что-то действительно стоящее.

Мишель тихонько рассмеялся. Луи следил за ними со всей серьезностью, на которую были способны маленькие дети. Иногда она думала, что годовалые дети намного мудрее взрослых. Что-то было в их взгляде такое… вековечное.

— И, конечно же, есть «но»?

— Есть. Но мы это решим.

— Ладно. Я приготовил обед.

— Я поела, пока ничего не хочу, спасибо.

Когда Мишель взял ее за руку и тихонько поцеловал пальцы, Констанция поймала себя на мысли, что хочет провалиться сквозь землю. Как она сможет сделать больно такому человеку? Как? Он ни разу ни в чем ее не упрекнул, никак не ограничивал. Ее ограничивал брак. И отсутствие любви. Хотя раньше она думала, что любит этого мужчину. Точно — любит. Но как-то иначе. По-другому.