Ядовитый воздух свободы

Джоанна с некоторым промедлением открыла одну из папок и протянула ее полицейским.

— Тут схема расположения наших камер.

— Кто-то кроме вас ставит камеры на улицах? — спросил Грин, забирая документы.

— Нет. Не в этом районе.

— Вы можете что-то еще сказать, мисс Каас? — спросила Стич.

В переговорной комнате повисло напряженное молчание. Было слышно, как тяжело работает кондиционер и скрипит маленький холодильник. Джоанна смотрела на свои руки. Разговор выбил ее из колеи, напугал. Но у Грина не было ни малейшего желания ее спасать. Судя по всему, она состояла в сговоре с монтажниками. Они продавали новые камеры и ставили на объекты старые, наскоро их починив. Аксель заметил на нескольких столах разобранную аппаратуру и инструменты. И, судя по всему, Дженкинс ничего не знал об их маленькой авантюре.

Ну что ж, теперь узнает.

— Камеры у нас ремонтирует Джеймс. Но он не появлялся на работе после того, как я его оштрафовала, получив жалобу от управления.

— То есть вы не видели его после того, как сообщили о штрафе?

— Нет. — Она тяжело покачала головой. — Но я ему и не звонила. Тут все не самые надежные с точки зрения пунктуальности люди. Я думаю, он запил.

Арабелла поднялась с места.

— Прекрасно. Работаем дальше. Спасибо за время, мисс Каас, пожалуйста, не уезжайте из города. А если что-то вспомните, звоните мне или детективу.

Глава девятая Николас Туттон

Спутник-7, Айриш-паб

Попытка не пить, оказывается, была глупой и наивной. Выйдя из отцовского дома, Ник отправился в ближайший паб, где благополучно вливал в себя алкоголь уже несколько часов. К Туттону то и дело подходили знакомые, с кем-то он пил, с кем-то нет, с кем-то говорил, с кем-то нет. Было так хорошо и так ужасно одновременно, что он решил даже не пытаться анализировать тот хаос, который бушевал в душе. Телефон давно отключился. Ника никто не трогал, он ни о чем не думал. Вернее, думал. Что пора заказать добавки. А теперь стоит пойти в туалет. А вот сейчас можно взять напиток покрепче. И что-нибудь перекусить.

Что он там уже пил? Кажется, это был виски. Или нет? Ник помотал головой, сделал глоток и улыбнулся. Он так хотел уже упиться до состояния, когда ты ничего не понимаешь и не можешь мыслить здраво, но не получалось. Как назло, организм не принимал алкоголь, то и дело гоняя криминалиста в туалет. В глазах стояли слезы, они жгли роговицу, хотелось нырнуть в бассейн. И не всплывать.

Ник заказал очередную порцию и замер, привалившись плечом к стене, в которую упиралась длинная барная стойка. Играла музыка, чуть громче, чем стоит, чуть тише, чем хотелось бы. Люди танцевали, ругались, смеялись. Кто-то целовался в углу, кто-то трахался в туалете. Обычный паб, самое достойное заведение в этом городе. Здесь были вип-комнаты, специальное меню и доступ в рай. А еще здесь подавали хороший алкоголь и отменные закуски.

— Почему-то я не удивлен. Присяду?

Ник с трудом повернулся и увидел Грина. Тот успел переодеться и выглядел не так строго, как утром. Под глазами детектива залегли тени, волосы лежали на плечах. Дождавшись несмелого кивка, детектив опустился на барный стул рядом с коллегой. Бармен тут же подошел к новому посетителю, принял заказ и ретировался.

— Как ты нашел это место? — запинаясь, спросил Туттон-младший.

— Нашел, — неопределенно ответил Грин. Бармен принес ему рокс с темным напитком. Аксель сделал маленький глоток и удовлетворенно кивнул.

— Ты хочешь поймать меня на слабости и выпытать всю правду про город? Город — дерьмо. Люди — полное дерьмо. Дело наше — откровенное дерьмо. Здесь нет ничего хорошего, надежды и тайных смыслов. Просто каждый сам за себя. Я никого не защищаю.

— Но ты саботировал расследование.

Ник допил и кивнул бармену, чтобы тот наполнил рокс. Поднял глаза на Акселя и попытался улыбнуться. Вышло плохо — голова слегка кружилась. Но он чувствовал себя так, будто выпил максимум двести граммов. А на самом деле… а черт его знает, сколько времени он здесь провел.

— А ты ждал чего-то другого? Приехал… весь такой важный. Порядки наводит. Все тут для тебя не так и никто якобы работать не умеет.

Нет, все-таки он пьян. На трезвую голову он бы такое не сказал. Тем более прославленному детективу. Ник сжался, думая, что получит в обратку, но, подняв глаза на Грина, увидел, что тот улыбается. Конечно, это не была дружеская и теплая улыбка. Скорее, грустная и понимающая.

— Так оно и есть, Ник, — проговорил Грин, сделав еще пару глотков и отбросив волосы за плечи. — Вы нарушили регламент, забыли про протокол и за неделю даже не удосужились добраться до архива. Я до сих пор не знаю, кому принадлежит скелет, кто работал в лаборатории и чем она занималась.

— И вряд ли узнаешь, — пробормотал Ник. — Тридцать пять лет. Ты только вдумайся. Ты когда-нибудь расследовал такое дело?

— Нет, — покачал головой Грин. — Но мне довелось раскрыть дело, которое тянулось десятилетие.

— Ты везунчик.

— Что ты на самом деле хочешь сказать, Туттон?

Криминалист поднял на детектива взгляд. Он видел Грина сквозь призрачную дымку алкогольного угара, но чувствовал себя на удивление сносно. Даже не тошнило. Просто опутывало странным чувством, что в этом мире он ничего не решает.

— Что у тебя делала Маги? Между вами что-то было?

— Лучше скажи, что произошло между вами, Ник?

Вопрос Акселя хлестнул подобно пощечине. Ник резко выдохнул, допил напиток, толкнул рокс к наконец освободившемуся бармену и зажмурился, лишь бы не видеть клуб. Никого не видеть. Просто отказаться от зрения и пропасть в самом себе и в прошлом. Вернуться в ту ночь, когда он проявил слабость и не смог сказать отцу «нет». Почему они не уехали, черт возьми! Неужели не нашли бы способ выжить? Они могли отправиться в Чехию. Или во Францию. Но вместо этого он в очередной раз повел себя как ребенок, позволив отцу решить его судьбу.

— Когда-то мы были женаты. А потом нет.

— Ты ее до сих пор любишь?

— А ты любил, Грин?

Аксель медленно отставил бокал в сторону и слегка наклонился, чтобы посмотреть Нику в глаза. Тот выдержал взгляд спокойно, явно помогал алкоголь. Нику было плевать на последствия. Что может сделать Грин? Отстранить его? Это уже произошло. Помешать ему? Это невозможно. Причинить боль? Самую чудовищную боль из возможных он причинил себе сам. Аксель не в силах сделать ничего, и поэтому Нику не нужно держать лицо и подбирать слова. Он может говорить то, что думает, то, что чувствует. А ему почему-то было отчаянно важно услышать от детектива подтверждение, что он тоже живой человек, который может испытывать боль. И любовь.

В темно-синих глазах Грина промелькнула вспышка.

— Любил, — сказал он после паузы, как будто взвешивал, можно ли это произносить вслух.

— И где она?

— Ее больше нет.

— Значит, ты понимаешь…

Аксель промолчал. Очередная купюра перекочевала на барную стойку, и Туттон блаженно закрыл глаза, предвкушая тот самый последний глоток, который отключает от реальности. Он призывал его, мечтал о нем.

— Но я не хочу! — послышался откуда-то справа смутно знакомый голос.