Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

So prodigiously good was the eating and drinking on board these sluggish but most comfortable vessels, that there are legends extant of an English traveller, who, coming to Belgium for a week, and travelling in one of these boats, was so delighted with the fare there that he went backwards and forwards from Ghent to Bruges perpetually until the railroads were invented, when he drowned himself on the last trip of the passage-boat.	Поили и кормили на этих медлительных, но комфортабельных судах так обильно и вкусно, что сложилась даже легенда об одном английском путешественнике, который приехал в Бельгию на неделю и после первой же поездки по каналу пришел в такой восторг от местной кухни, что не переставая плавал между Гентом и Брюгге, пока не были изобретены железные дороги, а тогда, совершив последний рейс вместе со своим судном, бросился в воду и утонул.
Jos's death was not to be of this sort, but his comfort was exceeding, and Mrs. O'Dowd insisted that he only wanted her sister Glorvina to make his happiness complete.	Джозу не была суждена подобного рода смерть, но наслаждался он безмерно, и миссис О'Дауд уверяла, что для полного счастья ему недостает только ее сестры Глорвины.
He sate on the roof of the cabin all day drinking Flemish beer, shouting for Isidor, his servant, and talking gallantly to the ladies.	Он целый день сидел на палубе и потягивал фламандское пиво, то и дело призывая своего слугу Исидора и галантно беседуя с дамами.
His courage was prodigious.	Храбрость его была безгранична.
"Boney attack us!" he cried.	– Чтобы Бони напал на нас! – восклицал он.
"My dear creature, my poor Emmy, don't be frightened.	– Голубушка моя Эмми, не бойся, бедняжка!
There's no danger.	Опасности никакой!
The allies will be in Paris in two months, I tell you; when I'll take you to dine in the Palais Royal, by Jove!	Союзники будут в Париже через два месяца, поверь мне. Клянусь, я сведу тебя тогда пообедать в Пале-Рояль.
There are three hundred thousand Rooshians, I tell you, now entering France by Mayence and the Rhine--three hundred thousand under Wittgenstein and Barclay de Tolly, my poor love.	Триста тысяч русских вступают сейчас во Францию через Майнц-на-Рейне - триста тысяч, говорю я, под командой Витгенштейна и Барклая де Толли, моя милая!
You don't know military affairs, my dear.	Ты ничего не понимаешь в военных делах, дорогая!
I do, and I tell you there's no infantry in France can stand against Rooshian infantry, and no general of Boney's that's fit to hold a candle to Wittgenstein.	А я понимаю и говорю тебе, что никакая пехота во Франции не устоит против русской пехоты, а из генералов Бонн ни один и в подметки не годится Витгенштейну.
Then there are the Austrians, they are five hundred thousand if a man, and they are within ten marches of the frontier by this time, under Schwartzenberg and Prince Charles.	Затем есть еще австрийцы, их пятьсот тысяч, не меньше, и находятся они в настоящее время в десяти переходах от границы, под предводительством Шварценберга и принца Карла.
Then there are the Prooshians under the gallant Prince Marshal.	Потом еще пруссаки под командой храброго фельдмаршала.
Show me a cavalry chief like him now that Murat is gone.	Укажите мне другого такого начальника кавалерии - теперь, когда нет Мюрата!
Hey, Mrs. O'Dowd?	А, миссис О'Дауд?
Do you think our little girl here need be afraid?	Как вы думаете, стоит ли нашей малютке бояться?

Is there any cause for fear, Isidor?	Есть ли основания трусить, Исидор?
Hey, sir?	А,сэр?
Get some more beer."	Принесите мне еще пива!
Mrs. O'Dowd said that her "Glorvina was not afraid of any man alive, let alone a Frenchman," and tossed off a glass of beer with a wink which expressed her liking for the beverage.	Миссис О'Дауд отвечала, что ее Глорвина не боится никого, а тем более французов, и, выпив залпом стакан пива, подмигнула, давая этим понять, что напиток ей нравится.
Having frequently been in presence of the enemy, or, in other words, faced the ladies at Cheltenham and Bath, our friend, the Collector, had lost a great deal of his pristine timidity, and was now, especially when fortified with liquor, as talkative as might be.	Находясь постоянно под огнем неприятеля или, другими словами, часто встречаясь с дамами Челтнема и Вата, наш друг чиновник утратил значительную долю своей прежней робости и бывал необычайно разговорчив, особенно когда подкреплялся спиртными напитками.
He was rather a favourite with the regiment, treating the young officers with sumptuosity, and amusing them by his military airs.	В полку его любили, потому что он щедро угощал молодых офицеров и забавлял всех своими военными замашками.
And as there is one well-known regiment of the army which travels with a goat heading the column, whilst another is led by a deer, George said with respect to his brother-in-law, that his regiment marched with an elephant.	И подобно тому как один известный в армии полк брал во все походы козла и пускал его во главе колонны, а другой передвигался под предводительством оленя, так и ***полк, по утверждению Джорджа, не упускавшего случая посмеяться над шурином, шел в поход со своим слоном.
Since Amelia's introduction to the regiment, George began to be rather ashamed of some of the company to which he had been forced to present her; and determined, as he told Dobbin (with what satisfaction to the latter it need not be said), to exchange into some better regiment soon, and to get his wife away from those damned vulgar women.	Со времени знакомства Эмилии с полком Джордж начал стыдиться некоторых членов того общества, в которое он вынужден был ее ввести, и решил, как он сказал Доббину (чем, надо полагать, доставил тому большую радость), перевестись в скором времени в лучший полк, чтобы жена его не общалась с этими вульгарными женщинами.
But this vulgarity of being ashamed of one's society is much more common among men than women (except very great ladies of fashion, who, to be sure, indulge in it); and Mrs. Amelia, a natural and unaffected person, had none of that artificial shamefacedness which her husband mistook for delicacy on his own part.	Однако эта вульгарная склонность стыдиться того или иного общества гораздо более свойственна мужчинам, чем женщинам (исключая, конечно, великосветских дам, которым она очень и очень присуща), и миссис Эмилия, простая и искренняя, не знала этого ложного стыда, который ее муж называл утонченностью.
Thus Mrs. O'Dowd had a cock's plume in her hat, and a very large "repayther" on her stomach, which she used to ring on all occasions, narrating how it had been presented to her by her fawther, as she stipt into the car'ge after her mar'ge; and these ornaments, with other outward peculiarities of the Major's wife, gave excruciating agonies to Captain Osborne, when his wife and the Major's came in contact; whereas Amelia was only amused by the honest lady's eccentricities, and not in the least ashamed of her company.	Так, капитан Осборн мучительно страдал, когда его жена находилась в обществе миссис О'Дауд, носившей шляпу с петушиными перьями, а на животе большие часы с репетицией, которые она заставляла звонить при всяком удобном случае, рассказывая о том, как ей подарил их отец, когда она садилась в карету после свадьбы; Эмилия же только забавлялась эксцентричностью простодушной леди и нисколько не стыдилась ее общества.

As they made that well-known journey, which almost every Englishman of middle rank has travelled since, there might have been more instructive, but few more entertaining, companions than Mrs. Major O'Dowd.	Во время этого путешествия, которое с тех пор старался совершить почти каждый англичанин среднего круга, можно было бы встретить более образованных спутников, но едва ли хоть один из них мог превзойти занимательностью жену майора О'Дауда.
"Talk about kenal boats; my dear!	– Вы все хвалите эти суда, дорогая!
Ye should see the kenal boats between Dublin and Ballinasloe.	А посмотрели бы вы на наши суда между Дублином и Беллинесло.
It's there the rapid travelling is; and the beautiful cattle.	Вот там действительно быстро путешествуют! Л какой прекрасный там скот.
Sure me fawther got a goold medal (and his Excellency himself eat a slice of it, and said never was finer mate in his loif) for a four-year-old heifer, the like of which ye never saw in this country any day."	Мой отец получил золотую медаль (сам его превосходительство отведал ломтик мяса и сказал, что в жизни не едал лучшего) за такую телку, какой в этой стране нипочем не увидишь.
And Jos owned with a sigh, "that for good streaky beef, really mingled with fat and lean, there was no country like England."	А Джоз со вздохом сознался, что такой жирной и сочной говядины, как в Англии, не найдется нигде на свете.
"Except Ireland, where all your best mate comes from," said the Major's lady; proceeding, as is not unusual with patriots of her nation, to make comparisons greatly in favour of her own country.	– За исключением Ирландии, откуда к вам привозят отборное мясо, - сказала жена майора, продолжая, как это нередко бывает с патриотами ее нации, делать сравнения в пользу своей страны.
The idea of comparing the market at Bruges with those of Dublin, although she had suggested it herself, caused immense scorn and derision on her part.	Когда речь зашла о сравнительных достоинствах рынков Брюгге и Дублина, майорша дала волю своему презрению.
"I'll thank ye tell me what they mean by that old gazabo on the top of the market-place," said she, in a burst of ridicule fit to have brought the old tower down.	– Вы, может быть, объясните мне, что означает у них эта старая каланча в конце рыночной площади? – говорила она с такой едкой иронией, что от нее могла бы рухнуть эта старая башня.
The place was full of English soldiery as they passed.	Брюгге был полон английскими солдатами.
English bugles woke them in the morning; at nightfall they went to bed to the note of the British fife and drum: all the country and Europe was in arms, and the greatest event of history pending: and honest Peggy O'Dowd, whom it concerned as well as another, went on prattling about Ballinafad, and the horses in the stables at Glenmalony, and the clar't drunk there; and Jos Sedley interposed about curry and rice at Dumdum; and Amelia thought about her husband, and how best she should show her love for him; as if these were the great topics of the world.	Английский рожок будил наших путников по утрам; вечером они ложились спать под звуки английских флейт и барабанов. Вся страна, как и вся Европа, была под ружьем, приближалось величайшее историческое событие, а честная Пегги О'Дауд, которой это так же касалось, как и всякого другого, продолжала болтать о Белинафеде, о лошадях и конюшнях Гленмелони и о том, какое там пьют вино; Джоз Седли прерывал ее замечаниями о карри и рисе в Думдуме, а Эмилия думала о муже и о том, как лучше выразить ему свою любовь, словно важнее этого не было на свете вопросов.

Those who like to lay down the History-book, and to speculate upon what MIGHT have happened in the world, but for the fatal occurrence of what actually did take place (a most puzzling, amusing, ingenious, and profitable kind of meditation), have no doubt often thought to themselves what a specially bad time Napoleon took to come back from Elba, and to let loose his eagle from Gulf San Juan to Notre Dame.	Люди, склонные отложить в сторону учебник истории и размышлять о том, что произошло бы в мире, если бы в силу роковых обстоятельств не произошло того, что в действительности имело место (занятие в высшей степени увлекательное, интересное и плодотворное!), -эти люди, несомненно, поражалитсь тому, какое исключительно неудачное время выбрал Наполеон, чтобы вернуться с Эльбы и пустить своих орлов лететь от бухты Сен-Жуан к собору Парижской богоматери.
The historians on our side tell us that the armies of the allied powers were all providentially on a war-footing, and ready to bear down at a moment's notice upon the Elban Emperor.	Наши историки говорят нам, что союзные силы были, по счастью, в боевой готовности и в любой момент могли быть брошены на императора, вернувшегося с Эльбы.
The august jobbers assembled at Vienna, and carving out the kingdoms of Europe according to their wisdom, had such causes of quarrel among themselves as might have set the armies which had overcome Napoleon to fight against each other, but for the return of the object of unanimous hatred and fear.	У августейших торгашей, собравшихся в Вене и перекраивавших европейские государства по своему усмотрению, было столько причин для ссор, что армии, победившие Наполеона, легко могли бы перегрызться между собой, если бы не вернулся предмет их общей ненависти и страха.
This monarch had an army in full force because he had jobbed to himself Poland, and was determined to keep it: another had robbed half Saxony, and was bent upon maintaining his acquisition: Italy was the object of a third's solicitude.	Один монарх держал армию наготове, потому что он выторговал себе Польшу и решил удержать ее; другой забрал половину Саксонии и не был склонен выпустить из рук свое приобретение; Италия являлась предметом забот для третьего.
Each was protesting against the rapacity of the other; and could the Corsican but have waited in prison until all these parties were by the ears, he might have returned and reigned unmolested.	Каждый возмущался жадностью другого, и если бы корсиканец дождался в своем плену, пока все эти господа не передерутся между собой, он мог бы беспрепятственно занять французский трон.
But what would have become of our story and all our friends, then?	Но что бы тогда сталось с нашей повестью и со всеми нашими друзьями?
If all the drops in it were dried up, what would become of the sea?	Что сталось бы с морем, если бы испарились все его капли?
In the meanwhile the business of life and living, and the pursuits of pleasure, especially, went on as if no end were to be expected to them, and no enemy in front.	Между тем жизнь шла своим чередом, и по-прежнему люди искали удовольствий, как будто этому не предвиделось конца и как будто впереди не было неприятеля.
When our travellers arrived at Brussels, in which their regiment was quartered, a great piece of good fortune, as all said, they found themselves in one of the gayest and most brilliant little capitals in Europe, and where all the Vanity Fair booths were laid out with the most tempting liveliness and splendour.	Когда наши путешественники приехали в Брюссель, где был расквартирован их полк, - что все считали большой удачей, - они оказались в одной из самых веселых и блестящих маленьких столиц Европы, где балаганы Ярмарки Тщеславия манили взор самой соблазнительной роскошью.

Gambling was here in profusion, and dancing in plenty: feasting was there to fill with delight that great gourmand of a Jos: there was a theatre where a miraculous Catalani was delighting all hearers: beautiful rides, all enlivened with martial splendour; a rare old city, with strange costumes and wonderful architecture, to delight the eyes of little Amelia, who had never before seen a foreign country, and fill her with charming surprises: so that now and for a few weeks' space in a fine handsome lodging, whereof the expenses were borne by Jos and Osborne, who was flush of money and full of kind attentions to his wife--for about a fortnight, I say, during which her honeymoon ended, Mrs. Amelia was as pleased and happy as any little bride out of England.	Здесь велась расточительная игра, здесь танцевали до упаду; пиры здесь приводили в восторг даже такого гурмана, как Джоз; здесь был театр, где пленительная Каталани восхищала слушателей своим пением; очаровательные прогулки верхом в обществе блестящих военных; чудесный старинный город с причудливой архитектурой и оригинальные костюмы - предмет удивления и восторгов маленькой Эмилии, которая никогда не бывала за границей. Поселившись в прекрасной квартире, за которую платили Джоз и Осборн - последний не стеснялся расходами и был полон нежного внимания к жене - миссис Эмилия в течение двух недель, что еще длился ее медовый месяц, была так довольна и счастлива, как дай бог всякой юной новобрачной, совершающей свадебное путешествие.
Every day during this happy time there was novelty and amusement for all parties.	Каждый день этого счастливого времени всем приносил что-нибудь новое и приятное.
There was a church to see, or a picture-gallery--there was a ride, or an opera.	То нужно было осмотреть церковь или картинную галерею, то предстояла прогулка или посещение оперы.
The bands of the regiments were making music at all hours.	Полковые оркестры гремели с утра до ночи.
The greatest folks of England walked in the Park --there was a perpetual military festival.	Знатнейшие особы Англии прогуливались по парку.
George, taking out his wife to a new jaunt or junket every night, was quite pleased with himself as usual, and swore he was becoming quite a domestic character.	Это был нескончаемый военный праздник.
And a jaunt or a junket with HIM!	Джордж, каждый вечер вывозивший жену в свет, был, как всегда, вполне доволен собой и клялся, что становится настоящим семьянином.
Was it not enough to set this little heart beating with^joy?	Ехать куда-нибудь с ним! Уже это одно заставляло сердечко Эмилии радостно биться!
Her letters home to her mother were filled with delight and gratitude at this season.	Ее письма домой к матери в то время были полны восторга и благодарности.
Her husband bade her buy laces, millinery, jewels, and gimcracks of all sorts.	Муж заставляет ее покупать кружева, наряды, драгоценности, всевозможные безделушки.
Oh, he was the kindest, best, and most generous of men!	О, это самый лучший, самый добрый, самый великодушный из мужчин!
The sight of the very great company of lords and ladies and fashionable persons who thronged the town, and appeared in every public place, filled George's truly British soul with intense delight.	Джордж глядел на лордов и леди, наводнявших город и появлявшихся во всех общественный местах, и его истинно британская душа ликовала.

They flung off that happy frigidity and insolence of demeanour which occasionally characterises the great at home, and appearing in numberless public places, condescended to mingle with the rest of the company whom they met there.	Здесь эти знатные люди сбрасывали с себя самодовольную надменность ц заносчивость, которые нередко отличают их на родине, и, появляясь повсюду, снисходили до общения с простыми смертными.
One night at a party given by the general of the division to which George's regiment belonged, he had the honour of dancing with Lady Blanche Thistlewood, Lord Bareacres' daughter; he bustled for ices and refreshments for the two noble ladies; he pushed and squeezed for Lady Bareacres' carriage; he bragged about the Countess when he got home, in a way which his own father could not have surpassed.	Однажды на вечере у командующего той дивизией, к которой принадлежал полк Джорджа, последний удостоился чести танцевать с леди Бланш Тислвуд, дочерью лорда Бейрэкрса; он сбился с ног, доставая мороженое и прохладительные напитки для благородной леди и ее матери, и, растолкав слуг, сам вызвал карету леди Бейракрс. Дома он так хвастался знакомством с графиней, что его собственный отец не мог бы превзойти его.
He called upon the ladies the next day; he rode by their side in the Park; he asked their party to a great dinner at a restaurateur's, and was quite wild with exultation when they agreed to come.	На следующий же день он явился к этим дамам с визитом, сопровождал их верхом, когда они катались в парке, пригласил всю семью на обед в ресторан и был в совершенном восторге, когда они приняли приглашение.
Old Bareacres, who had not much pride and a large appetite, would go for a dinner anywhere.	Старый Бейракрс, который не отличался большой гордостью, но зато имел отличный аппетит, пошел бы ради обеда куда угодно.
"I.hope there will be no women besides our own party," Lady Bareacres said, after reflecting upon the invitation which had been made, and accepted with too much precipitancy.	– Надеюсь, там не будет никаких других дам, кроме нас, - сказала леди Бейракрс, размышляя об этом приглашении, принятом слишком поспешно.
"Gracious Heaven, Mamma--you don't suppose the man would bring his wife," shrieked Lady Blanche, who had been languishing in George's arms in the newly imported waltz for hours the night before.	– Помилосердствуйте, мама! Не думаете же вы, что он приведет свою жену? – взвизгнула леди Бланш, которая накануне вечером часами кружилась в объятиях Джорджа в только что вошедшем в моду вальсе.
"The men are bearable, but their women--"	– Эти мужчины еще терпимы, но их женщины...
"Wife, just married, dev'lish pretty woman, I hear," the old Earl said.	– У него жена, - он только что женился, - говорят, прехорошенькая, - заметил старый граф.
"Well, my dear Blanche," said the mother, "I suppose, as Papa wants to go, we must go; but we needn't know them in England, you know."	– Ну что ж, моя милая Бланш, - промолвила мать,- если папа хочет ехать, поедем и мы; но, конечно, нам нет никакой необходимости поддерживать с ними знакомство в Англии.
And so, determined to cut their new acquaintance in Bond Street, these great folks went to eat his dinner at Brussels, and condescending to make him pay for their pleasure, showed their dignity by making his wife uncomfortable, and carefully excluding her from the conversation.	Итак, решив не узнавать своего нового знакомого на Бонд-стрит, эти знатные особы отправились к нему обедать в Брюсселе и, милостиво позволив ему заплатить за угощение, проявили свое достоинство в том, что презрительно косились на его жену и не обменялись с ней ни словом.
This is a species of dignity in which the high-bred British female reigns supreme.	В таких проявлениях собственного достоинства высокорожденная британская леди не имеет себе равных.

To watch the behaviour of a fine lady to other and humbler women, is a very good sport for a philosophical frequenter of Vanity Fair.	Наблюдать обращение знатной леди с другою, ниже стоящею женщиной - очень поучительное занятие для философски настроенного посетителя Ярмарки Тщеславия.
This festival, on which honest George spent a great deal of money, was the very dismallest of all the entertainments which Amelia had in her honeymoon.	Это пиршество, на которое бедный Джордж истратил немало денег, было самым печальным развлечением Эмилии за весь их медовый месяц.
She wrote the most piteous accounts of the feast home to her mamma: how the Countess of Bareacres would not answer when spoken to; how Lady Blanche stared at her with her eye-glass; and what a rage Captain Dobbin was in at their behaviour; and how my lord, as they came away from the feast, asked to see the bill, and pronounced it a d-- bad dinner, and d-- dear.	Она послала домой матери жалобный отчет об этом празднике: написала о том, как графиня не удостаивала ее ответом, как леди Бланш рассматривала ее в лорнет и в какое бешенство пришел капитан Доббин от их поведения; как милорд, когда все встали из-за стола, попросил показать ему счет и заявил, что обед был никудышный и стоил чертовски дорого.
But though Amelia told all these stories, and wrote home regarding her guests' rudeness, and her own discomfiture, old Mrs. Sedley was mightily pleased nevertheless, and talked about Emmy's friend, the Countess of Bareacres, with such assiduity that the news how his son was entertaining peers and peeresses actually came to Osborne's ears in the City.	Однако, хотя Эмилия рассказала в своем письме и про грубость гостей, и про то, как ей было тяжело и неловко, тем не менее старая миссис Седли была весьма довольна и болтала о приятельнице Эмми, графине Бейракрс, с таким усердием, что слухи о том, как Джордж угощал пэров и графинь, дошли даже до ушей мистера Осборна в Сити.
Those who know the present Lieutenant-General Sir George Tufto, K.C.B., and have seen him, as they may on most days in the season, padded and in stays, strutting down Pall Mall with a rickety swagger on his high-heeled lacquered boots, leering under the bonnets of passers- by, or riding a showy chestnut, and ogling broughams in the Parks--those who know the present Sir George Tufto would hardly recognise the daring Peninsular and Waterloo officer.	Те, кто знает теперешнего генерал-лейтенанта, сэра Джорджа Тафто, кавалера ордена Бани, и видели, как он, подбитый ватой и в корсете, почти каждый день во время сезона важно семенит по Пэл-Мэл в своих лакированных сапожках на высоких каблуках, заглядывая под шляпки проходящим женщинам, или гарцует на чудесном гнедом, строя глазки проезжающим в экипажах по Парку, - те, кто видел теперешнего сэра Джорджа Тафто, едва ли узнают в нем храброго офицера, отличившегося в Испании и при Ватерлоо.
He has thick curling brown hair and black eyebrows now, and his whiskers are of the deepest purple.	Теперь у него густые вьющиеся каштановые волосы и черные брови, а бакенбарды темно-лилового цвета.
He was light-haired and bald in 1815, and stouter in the person and in the limbs, which especially have shrunk very much of late.	В 1815 году у него были светлые волосы и большая плешь; фигура у него была полнее, теперь же он сильно похудел.
When he was about seventy years of age (he is now nearly eighty), his hair, which was very scarce and quite white, suddenly grew thick, and brown, and curly, and his whiskers and eyebrows took their present colour.	Когда ему было около семидесяти лет (сейчас ему под восемьдесят), его редкие и совсем белые волосы внезапно стали густыми, темными и вьющимися, а бакенбарды и брови приняли теперешний оттенок.
Ill-natured people say that his chest is all wool, and that his hair, because it never grows, is a wig.	Злые языки говорят, что его грудь подбита ватой, а его волосы - парик, так как они никогда не отрастают.

Tom Tufto, with whose father he quarrelled ever so many years ago, declares that Mademoiselle de Jaisey, of the French theatre, pulled his grandpapa's hair off in the green-room; but Tom is notoriously spiteful and jealous; and the General's wig has nothing to do with our story.	Том Тафто, с отцом которого генерал рассорился много лет назад, говорил, будто mademoiselle де Жезей из Французского театра выдрала волосы его дедушке за кулисами; но Том известный злопыхатель и завистник, а парик генерала не имеет никакого отношения к нашему рассказу.
One day, as some of our friends of the --th were sauntering in the flower-market of Brussels, having been to see the Hotel de Ville, which Mrs. Major O'Dowd declared was not near so large or handsome as her fawther's mansion of Glenmalony, an officer of rank, with an orderly behind him, rode up to the market, and descending from his horse, came amongst the flowers, and selected the very finest bouquet which money could buy.	Как-то раз, когда некоторые наши друзья из *** полка бродили по цветочному рынку Брюсселя после осмотра ратуши, которая, по словам миссис О'Дауд, оказалась далеко не такой большой и красивой, как гленмелонский замок ее отца, к рынку подъехал какой-то офицер высокого чина в сопровождении ординарца и, спешившись, выбрал самый прекрасный букет, какой только можно себе вообразить.
The beautiful bundle being tied up in a paper, the officer remounted, giving the nosegay into the charge of his military groom, who carried it with a grin, following his chief, who rode away in great state and self-satisfaction.	Затеи эти чудесные цветы были завернуты в бумагу, офицер снова вскочил на коня, препоручив букет ухмыляющемуся ординарцу, и поехал прочь с важным и самодовольным видом.
"You should see the flowers at Glenmalony," Mrs. O'Dowd was remarking.	– Посмотрели бы вы, какие цветы у нас в Гленмелони! – говорила миссис О'Дауд.
"Me fawther has three Scotch garners with nine helpers.	– У моего отца три садовника-шотландца и девять помощников.
We have an acre of hot-houses, and pines as common as pays in the sayson.	Оранжереи занимают целый акр, ананасы родятся каждое лето, как горох.
Our greeps weighs six pounds every bunch of 'em, and upon me honour and conscience I think our magnolias is as big as taykettles."	Виноградные грозди у нас весят по шести фунтов каждая, а цветы магнолии, говоря по чести и совести, величиной с чайник.
Dobbin, who never used to "draw out" Mrs. O'Dowd as that wicked Osborne delighted in doing (much to Amelia's terror, who implored him to spare her), fell back in the crowd, crowing and sputtering until he reached a safe distance, when he exploded amongst the astonished market-people with shrieks of yelling laughter.	Доббин, никогда не задиравший миссис О'Дауд, что с восторгом проделывал негодный Осборн (к ужасу Эмилии, умолявшей его пощадить жену майора), отскочил вдруг в сторону, фыркая и захлебываясь, а потом, удалившись на безопасную дистанцию, разразился громким, пронзительным хохотом, к изумлению рыночной толпы.
"Hwhat's that gawky guggling about?" said Mrs. O'Dowd.	– Чего этот верзила раскудахтался? – заметила миссис О'Дауд.
"Is it his nose bleedn?	– Или у него кровь из носу пошла?
He always used to say 'twas his nose bleedn, till he must have pomped all the blood out of 'um.	Он всегда говорит, что у него кровь носом идет, -этак из него вся кровь должна была бы вылиться.
An't the magnolias at Glenmalony as big as taykettles, O'Dowd?"	Разве магнолии у нас не с чайник величиной, О'Дауд?
"'Deed then they are, and bigger, Peggy," the Major said.	– Совершенно верно, и даже больше, - подтвердил майор.

When the conversation was interrupted in the manner stated by the arrival of the officer who purchased the bouquet.	В это-то время беседа и была прервана появлением офицера, купившего букет.
"Devlish fine horse--who is it?" George asked.	– Ох, хороша лошадь, черт побери! Кто это такой? – спросил Джордж.
"You should see me brother Molloy Malony's horse, Molasses, that won the cop at the Curragh," the Major's wife was exclaiming, and was continuing the family history, when her husband interrupted her by saying--	– Если бы вы видели Моласа, лошадь моего брата Моллоя Мелони, которая выиграла приз в Каррахе!.. – воскликнула жена майора и собиралась продолжать свою семейную хронику, но муж прервал ее словами:
"It's General Tufto, who commands the — cavalry division"; adding quietly, "he and I were both shot in the same leg at Talavera."	– Да это генерал Тафто, который командует *** кавалернйскои дивизией, - и затем прибавил спокойно: - Мы с ним оба были ранены в ногу при Талавере.
"Where you got your step," said George with a laugh.	– После этого вы и получили повышение по службе, - смеясь, добавил Джордж.
"General Tufto!	– Генерал Тафто!
Then, my dear, the Crawleys are come."	Значит, дорогая, и Кроули приехали.
Amelia's heart fell--she knew not why.	У Эмилии упало сердце - она сама не знала почему.
The sun did not seem to shine so bright. The tall old roofs and gables looked less picturesque all of a sudden, though it was a brilliant sunset, and one of the brightest and most beautiful days at the end of May.	Солнце словно светило уже не так ярко, и высокие старинные фронтоны и крыши сразу потеряли свою живописность, хотя закат был великолепен и вообще это был одни из самых чудных дней конца мая.
CHAPTER XXIX	ГЛАВА XXIX
Brussels	Брюссель
Mr. Jos had hired a pair of horses for his open carriage, with which cattle, and the smart London vehicle, he made a very tolerable figure in the drives about Brussels.	Мистер Джоз нанял пару лошадей для своей открытой коляски и благодаря им и своему изящному лондонскому экипажу имел вполне приличный вид во время своих прогулок по Брюсселю.
George purchased a horse for his private riding, and he and Captain Dobbin would often accompany the carriage in which Jos and his sister took daily excursions of pleasure.	Джордж купил себе верховую лошадь и вместе с капитаном Доббином часто сопровождал коляску, в которой Джоз с сестрой ежедневно ездили кататься.
They went out that day in the park for their accustomed diversion, and there, sure enough, George's remark with regard to the arrival of Rawdon Crawley and his wife proved to be correct.	В этот день они выехали в парк на свою обычную прогулку, и там предположение Джорджа о прибытии Родона Кроули и его жены подтвердилось.

In the midst of a little troop of horsemen, consisting of some of the very greatest persons in Brussels, Rebecca was seen in the prettiest and tightest of riding-habits, mounted on a beautiful little Arab, which she rode to perfection (having acquired the art at Queen's Crawley, where the Baronet, Mr. Pitt, and Rawdon himself had given her many lessons), and by the side of the gallant General Tufto.	Среди маленькой кавалькады, сплошь состоявшей из английских офицеров в высоких чипах, они увидели Ребекку в очаровательной, плотно облегавшей ее амазонке, верхом на прекрасной арабской лошадке, на которой она ездила превосходно (это искусство она приобрела в Королевском Кроули, где баронет, мистер Питт и сам Родон давали ей уроки); рядом с ней ехал доблестный генерал Тафто.
"Sure it's the Juke himself," cried Mrs. Major O'Dowd to Jos, who began to blush violently; "and that's Lord Uxbridge on the bay.	– Да это сам герцог! – закричала миссис О'Дауд Джозу, который тут же покраснел, как пион. – А это, на гнедом, лорд Аксбридж.
How elegant he looks!	Какой у него бравый вид!
Me brother, Molloy Malony, is as like him as two pays."	Мой брат Моллой Мелони похож на него как две капли воды.
Rebecca did not make for the carriage; but as soon as she perceived her old acquaintance Amelia seated in it, acknowledged her presence by a gracious nod and smile, and by kissing and shaking her fingers playfully in the direction of the vehicle. Then she resumed her conversation with General Tufto, who asked "who the fat officer was in the gold-laced cap?" on which Becky replied, "that he was an officer in the East Indian service."	Ребекка но подъехала к коляске; но, заметив сидевшую в ней Эмилию, приветствовала ее нежными словами и улыбкой, послала ей воздушный поцелуй, игриво помахала ручкой в сторону экипажа, а затем продолжала беседу с генералом Тафто. Генерал спросил: - Кто этот толстый офицер в фуражке с золотым галуном? И Ребекка ответила, что это "один офицер Ост-Индской армии".
But Rawdon Crawley rode out of the ranks of his company, and came up and shook hands heartily with Amelia, and said to Jos,	Зато Родон Кроули, отделившись от своей компании, подъехал к ним, сердечно пожал руку Эмилии, сказал Джозу:
"Well, old boy, how are you?" and stared in Mrs. O'Dowd's face and at.the black cock's feathers until she began to think she had made a conquest of him.	"Как живете, приятель?" - и так уставился на миссис О'Дауд и на ее черные петушьи перья, что той подумалось, уж не покорила ли она его сердце.
George, who had been delayed behind, rode up almost immediately with Dobbin, and they touched their caps to the august personages, among whom Osborne at once perceived Mrs. Crawley.	Джордж и Доббин, нагнавшие в это время коляску, отдали честь высокопоставленным особам, среди которых Осборн сразу заметил миссис Кроули.
He was delighted to see Rawdon leaning over his carriage familiarly and talking to Amelia, and met the aide-de-camp's cordial greeting with more than corresponding warmth.	Он увидел, как Родон, фамильярно склонившись к его коляске, разговаривал с Эмилией, и так обрадовался, что ответил на сердечное приветствие адыотанта с несколько даже излишней горячностью.
The nods between Rawdon and Dobbin were of the very faintest specimens of politeness.	Родон и Доббин обменялись сугубо сдержанными поклонами.
Crawley told George where they were stopping with General Tufto at the Hotel du Parc, and George made his friend promise to come speedily to Osborne's own residence.	Кроули рассказал Джорджу, что они остановились с генералом Тафто в "Hotel dn Pare", и Джордж взял со своего друга обещание в самом скором времени посетить их,
"Sorry I hadn't seen you three days ago," George said.	– Страшно жалею, что не встретился с вами три дня назад, - сказал Джордж.

"Had a dinner at the Restaurateur's--rather a nice thing.	– Я давал обед в ресторане... было очень мило.
Lord Bareacres, and the Countess, and Lady Blanche, were good enough to dine with us--wish we'd had you."	Лорд Бейракрс, графиня и леди Бланш были так добры, что отобедали с нами. Жаль, что вас не было.
Having thus let his friend know his claims to be a man of fashion, Osborne parted from Rawdon, who followed the august squadron down an alley into which they cantered, while George and Dobbin resumed their places, one on each side of Amelia's carriage.	Сообщив таким образом старому знакомому о своих притязаниях на звание светского человека, Джордж расстался с Родоном, который поскакал по аллее вслед за блестящей кавалькадой, в то время как Джордж и Доббин заняли места по обе стороны экипажа Эмилии.
"How well the Juke looked," Mrs. O'Dowd remarked.	– Ну не красавец ли герцог! – заметила миссис О'Дауд.
"The Wellesleys and Malonys are related; but, of course, poor I would never dream of introjuicing myself unless his Grace thought proper to remember our family-tie."	– Вы знаете, Уэлсли и Мелони в родстве. Но у меня, конечно, и в мыслях нет представиться его светлости, разве что он сам вспомнит о наших родственных узах.
"He's a great soldier," Jos said, much more at ease now the great man was gone.	– Он замечательный вопи, - сказал Джоз, чувствуя себя гораздо свободнее теперь, когда велнкий человек уехал.
"Was there ever a battle won like Salamanca?	– Что может сравниться с победой при Саламанке?
Hey, Dobbin?	А, Доббин?
But where was it he learnt his art?	Но где он научился своему искусству?
In India, my boy!	В Индии, мой милый!
The jungle's the school for a general, mark me that.	Джунгли - отличная школа для полководца, заметьте это.
I knew him myself, too, Mrs. O'Dowd: we both of us danced the same evening with Miss Cutler, daughter of Cutler of the Artillery, and a devilish fine girl, at Dumdum."	Я ведь тоже с ним знаком, миссис О'Дауд; на одном балу в Думдуме мы оба танцевали с мисс Катлер, дочерью Катлера, который в артиллерии... чертовски хорошенькая девушка!
The apparition of the great personages held them all in talk during the drive; and at dinner; and until the hour came when they were all to go to the Opera.	Появление высоких особ служило им темой для разговора во время всей прогулки, и за обедом, и позже, до самого того часа, когда все собрались ехать в оперу.
It was almost like Old England.	Казалось, они и не уезжали из старой Англии.
The house was filled with familiar British faces, and those toilettes for which the British female has long been celebrated.	Театр был переполнен знакомыми английскими лицами и туалетами того сорта, какими издавна славятся англичанки.
Mrs. O'Dowd's was not the least splendid amongst these, and she had a curl on her forehead, and a set of Irish diamonds and Cairngorms, which outshone all the decorations in the house, in her notion.	Миссис О'Дауд занимала среди них не последнее место: на лбу у нее вился кокетливый локон, а ее убор из ирландских алмазов и желтых самоцветов затмевал, по ее мнению, все драгоценности, какие были в театре.
Her presence used to excruciate Osborne; but go she would upon all parties of pleasure on which she heard her young friends were bent.	Ее присутствие было пыткой для Осборна, но она неизменно появлялась на всех сборищах, где бывали ее молодые друзья.