Ярость

— Хеля! — рявкнул он таким тоном, что на сей раз прибежала. Дочка глянула на отца вопросительным взглядом влспиталки детского сада, которой никак не могло понравиться то, что какой-то короед морочит ей голову.

— Какой у нас сегодня день? — спокойно спросил он.

Та вопросительно подняла брови. Совершенно как Женя; вот удивительно, достаточно им совсем недолго прожить вместе, чтобы начать делаться похожими одна на другую.

— Я все тебе объясню…

— Хеля, — перебил он ее ответ, подняв руку, — одно дело. Не сто, не десять, всего одно. Тебе не нужно окружать опекой троих младших братьев и сестер, помогать мне в ведении семейного бизнеса, тебе даже не нужно стирать свои трусы или мыть ванную, которая, каким-то чудесным образом, вымывается для тебя сама. Раз в неделю, по вторникам, когда у тебя только четыре урока, ты должна сделать обед. Одно дело в неделю. Одно, прописью: одно. И которое в очередной раз оказалось для тебя слишком трудным.

Понятное дело, у девушки на глаза уже навернулись слезы.

— Ты вообще не понимаешь моей ситуации…

— Ну да, естественно, бедное дитятко из разбитой семьи, воспитываемое отцом-психопатом и злой мачехой. Прелестный цветочек, насильно оторванный от своих варшавских корней. Ты лучше не беси меня. Все ходят вокруг тебя на цыпочках, принцесса Шацкая, а ты в награду плюешь нам в суп. Извини, не плюешь. А знаешь почему? А потому что никакого чертова супа и нет!

Дочь со злостью глядела на него, губы шевелились, как будто бы она еще не решила, на какое оскорбление решиться.

— Ты еще ударь меня! — крикнула она наконец плаксиво.

От изумления Шацкий не мог сказать ни слова.

— Ты чего, совсем поехала? За всю свою жизнь даже подзатыльника не получила.

— Наверное, вытеснила. Пани педагог говорила, что такое возможно. Вытеснение травмы. Боже, что я пережила.

И спрятала лицо в ладонях.

Шацкий пытался успокоиться, но чувствовал, что внутри закипает.

— Не могу в это поверить. Просто скройся с глаз, а не то и вправду получишь травму. И гарантирую, что вот ее ты не сможешь вытеснить в течение последующих семидесяти лет. Мотай. И мигом.

Хелена повернулась на пальчиках и ушла, вытянувшись в струнку. Вся такая гордая, несмотря на все пережитые неприятности. Шацкий не мог сдержаться, чтобы не показать спине дочери средний палец.

— А за пиццу я вычту из твоих карманных. И обещаю, что это будет очень дорогая пицца.

Совершенно обессиленный, Шацкий уселся на кухонной столешнице, прямиком в оставшуюся еще с завтрака кляксу кетчупа, и почувствовал, как на заднице увеличивается мокрое пятно.

Тут уже он не смог сдержаться и фыркнул. Затем подвернул манжеты, помыл посуду после завтрака и заказал пиццу. Вообще-то говоря, ему даже хотелось как раз пиццы. Он как раз ставил воду для своего священного вечернего кофе, когда домой вернулась Женя. А вместе с ней неожиданно прибыл запах китайщины.

Стукнули сбрасываемые в прихожей сапоги, и тут же она вошла на кухню: высокая, зарумянившаяся от холода, в довольно длинном радужном шарфике, обернутом вокруг шеи. Женя выглядела мило, словно подросток.

— Я тоже хочу кофе. А если ты мне еще и молочка подогреешь, то… — она изобразила пальцами у губ что-то типа занятия любовью.

Шацкий постучал пальцем по лбу. Но на самом деле эту девушку он любил. Любил настолько, что слово «супружество» переставало звучать у него в голове как угроза. Вот разве было бы неплохо до конца жизни сносить ее засохшие шуточки? Следовало об этом подумать.

Женя поставила на стол два больших пакета, в которых угадывались коробочки с китайскими блюдами.

Шацкий вопросительно глянул.

— А, не могла решить, так взяла побольше, самое большее, останется на завтра. Елена, — она всегда называла дочку Шацкого Еленой, что, о чудо, малой даже нравилось, — звонила мне после школы, извинялась за то, что обед не сделает, у них был какой-то там благотворительный проект. Пообещала, что завтра пожарит блинчики с яблоками. Ну, Тео, и чего ты на меня так смотришь?

9

Тем временем, на улице Рувнэй, извращенно обычной в своей пригородности, в ничем не выделяющемся доме, мужчина сидел за обеденным столом и вспоминал про себя, как несколько месяцев назад у них был тренинг в гостинице под Лодзью. Тренер спросил, с чем они бы сравнили собственные семьи. Больше всего смеялись над одним мужиком, который сказал: с отпуском на Балтике. Вроде как и отдых, вроде как и сами того хотели, вроде бы как и куча бабок потрачена, вот только где же солнце? Он же, в свою очередь, сказал правду, зная, что на тренинге по администрированию она прозвучит хорошо: семью он сравнил с хорошо смазанной машиной.

Хорошо быть частью такой машины. Ну, может, не столько частью, сколько инженером. Об этом он тоже сейчас подумал, когда садился обедать. Блюда выглядели просто шикарно: стейк из говядины с каким-то соусом. И пюре, у каждого на тарелке был выложен инициал его имени из картофельного пюре. Малыш в своем креслице подпрыгивал восхищенно, как будто понимал, что там написано, все время трогал пальцем свою буковку и хохотал.

— Замечательно ты это сделала, — сказал он жене.

Та улыбнулась. Она не была ни слишком красивой, ни слишком женственной, но и у нее были свои лучшие дни. И этот был один из них. И у него тоже был его лучший день. Правда. Прекрасно смазанная машина.

— Хмм, а соус просто великолепный. Из чего?

— Из горгонзолы. Тебе нравится?

— Спрашиваешь. А он не ест?

— Где-то я читала, что сыр с плесенью идет лет только с трех. Наверняка преувеличение, но на всякий случай…

— Бабки брала из банкомата?

— О Боже, извини.

Тот лишь пожал плечами. Он знал, что иногда с его женой так и бывает. Даже если запишет на листке или вытатуирует на руке, все равно, либо забудет, либо сделает не так.

— Ничего не случилось, — успокаивающе сказал он, потому что увидел, как это ее обеспокоило; а потом еще погладил по руке. — Просто, когда платишь карточкой, легче контролировать расходы. Благодаря нашей тетрадке, мы знаем: сколько, в каком магазине и на что потратили, потом можно будет подумать, а не следует ли в чем-то ограничить себя. И тогда можно будет сэкономить на еще более классный отдых.

— Я забыла, что то не Коровка.^[34]

— Но мы же там закупок не делаем.

— Да, помню, но когда ехала, то по радио кто-то рассказал глупую шутку, что скорее в «Бедронке» можно будет платить карточкой, чем что-то там, сейчас уже и не помню что. И меня настолько заклинило, что нельзя платить карточкой, что сразу же сняла из банкомата.

— О'кей, понял, но ты же знаешь, как оно с наличными…

— Знаю, — и повторила его слова: «Сотню разменяешь, и сотни уже нет».

Мужчина сделал жест, означающий: даже я бы лучше не сказал, и последним кусочком мяса собрал остатки пюре. Съел, после чего начал играться с малышом шариками зеленого горошка. Оно вроде бы как едой не балуются, но на настоящую науку время еще будет.

Хорошо смазанная машина. Он любил свою карьеру, любил свой дом и свое дерево. Но вот эта семья — эта хорошо смазанная машина — была его наибольшим жизненным достижением. И он никогда не перестанет быть горд этим.

10