Ярый Рай

— Конечно, буду. Не расстраивайся. Вот, возьми эту, она большая, — Рональд извлек из кучи вещей другую рубашку и протянул Лизе.

Теперь пуговицы без проблем вошли в петельки.

А две минуты спустя Лиза сидела, накручивая прядь на палец, и смотрела, как белое молоко тугими струями с журчанием вливается в ведро, слушала, как Рон ей что-то говорит, смеялась, улыбалась, а мыслями витала далеко.

Ведь день прошел. Ярый пришел в себя. Настало время выяснить. Все. До остатка.

Она прошлась по поляне, посмотрела, как Биззи потянулась к сочной, мокрой от росы, траве. Вдохнула полной грудью свежий, прохладный воздух. Послушала шелест листвы. Ушла с Роном под руку в дом. Обернулась.

Тропинка вела вниз. В лес. Там он.

Быстро отвернулась, чтобы Рональд не заметил, на что именно она отвлеклась. Посмотрела, как Рон возится с плитой и ставит чайник, стараясь сильно не шуметь.

— Ваш чай, — галантно поставил перед Лизой чашку.

— Благодарю, — ответила учтиво и отхлебнула. — М-м-м, он правда лучший в мире! Но ты все равно вкуснее. Имей в виду.

Рональд зарделся и сел рядом. Часы в гостиной мерно отбили семь часов утра. На втором этаже раздались шаги, видимо, Грэгор тоже проснулся. Время неумолимо шло, и улыбка сползла с лица Лизы. Идти туда хотелось все сильнее. И, как бы хорошо не было сейчас здесь, девушка чувствовала, что должна находиться там.

— Рональд… — осторожно начала Лиза. Ей очень не хотелось расстраивать его.

— Что? — посерьезнел он тоже.

— Мне нужно пойти… туда. Сейчас.

Рон мигом переменился в лице и посуровел.

— Зачем? Лиза, не надо. Ты ведь можешь не ходить к нему, зачем ты каждый день туда ходишь? Он делает с тобой что-то страшное, ты каждый раз возвращаешься другая, а все равно продолжаешь туда ходить! Не надо. Не ходи. Лиза. Пожалуйста. Останься.

— Мне надо. Я выясню, чего он от меня добивается. Рональд, не отговаривай меня, пожалуйста, я же к тебе прислушиваюсь. Я просто узнаю, что ему нужно, и все. Не бойся за меня.

— Я пойду с тобой, — после долгой паузы вздохнул и сдался Рональд.

Когда Грэгор спустился и, зевая, зашел на кухню, то застал только две пустые чашки на столе и смятое, брошенное на спинку стула, полотенце.

Чесать задней лапой ухо было забавно. Брык, брык, брык — и по ушной раковине приятно заскользили когти. Правда, удержать равновесие на передних вытянутых лапках не получилось — лисичка повалилась на бок и от нечего делать прикусила кончик хвоста. После завертелась волчком, пытаясь ускользающий хвост поймать. Не поймала.

Кот напротив сосредоточенно облизывал лапу и остервенело тер ею мордочку. Словно внезапно где-то загрязнился, причем довольно сильно, потому что марафет он наводил, по ощущениям Лизы, минут эдак с сорок. Он молчал, она молчала, он ждал, когда лиса заговорит первой — лиса занималась ровно тем же.

По пространству то и дело пробегала мелкая, едва ощутимая дрожь. Горячий и концентрированный воздух казался излишне вязким. Витающее вокруг напряжение чувствовалось и с закрытыми глазами, но никто никуда не торопился. Снаружи Рональд сидел рядом и держал спящую девушку за руку, и Лиза чувствовала его. С ним было хорошо. Уверенно, спокойно.

Девушка смотрела, как нервничает кот, и продолжала дурачиться, делая вид, что ей, в общем-то, и без того нормально, и она сюда просто так пришла, позабавиться.

Он то и дело на нее поглядывал, дергал хвостом, отводил уши назад, и вылизывался, вылизывался, вылизывался…

Лиса зевнула и свернулась калачиком, спрятав кончик носа в густой щекотливой шерсти.

Кот зубами прошелся по растопыренным пальцам и прочистил острые когти.

Лиса закрыла глаза и притворилась спящей.

Шершавым языком кот пригладил шерсть на боку.

Лиса не шелохнулась и засопела.

— Девочка, — сдался кот.

Лиза вскинула мордочку, пошевелила ушами и усами, втягивая носом воздух. Посмотрела налево, посмотрела направо, обернулась на всякий случай.

— Это ты мне?

— Не самое подходящее время для шуток.

— Слушаю, — ответила, переменив образ на обычный. Обратила внимание на руку — с морщинистой истонченной кожей, обильно покрытой пигментными темными пятнами, сквозь которую просвечивались синие вены. В спадающей пряди выделялись седые волосы. Много седых волос.

— Ты пришла, — вкрадчиво продолжил кот.

— Пришла.

— Ты смогла войти.

— Смогла.

— Значит, ты не держишь на меня зла?

— Держала. Ты мог убить меня вчера. Из-за тебя я пережила пожалуй, самый страшный кошмар за всю жизнь. Понимаю, что ты не виноват и не специально, и сам сильно пострадал, и, поверь, мне очень жаль, но… сегодня ты мне все расскажешь. И если ты не расскажешь мне все сейчас, то я уйду. И не приду больше. Мне надоело это все, Ярый. Я хочу знать, что вчера произошло. Я хочу понять, что с тобой происходит. Я хочу знать точно, что тебе нужно. Ты умер вчера, верно?

Кот принял образ Ярого. Зрелого, хмурого, усталого. Даже волосы его изменились, и грязными сосульками свисали вниз. Он, ссутулившись, сел, погасшим взглядом посмотрел на Лизу и нехотя продолжил говорить:

— Сейчас все слишком в твоих руках. Я не могу предопределить, что будет дальше. Да, я умер вчера. Я часто умираю. Мой дом наполовину мертв. Он плохо работает. И после каждой смерти он портится сильнее. И я начинаю умирать чаще. Лекарь поддерживает его в порядке. Что-то убирает, что-то вычищает. Но это. Ненадолго. Помогает.

— Тени не дают тебе умереть полностью?

— Да, девочка. Они заталкивают меня обратно. В тот дом. Плохой дом.

— Они жестоки.

— Нет. Они не жестоки. Ты не понимаешь, девочка. Мы жили не так, как вы. Мы были одним целым. Смотри сюда, — он обвел пространство рукой, и вокруг появился тропический шумный лес, влажный и прохладный. И там ходили люди — похожие на Ярого, но другие. Мужчины, женщины, дети. Все без одежды. Они переговаривались молча, смеялись, улыбались. И вокруг них иногда летали тени, редкие и одиночные. Лиза повертелась на месте, обогнула несколько стволов, хотела потрогать ближайшего ребенка, но рука прошла сквозь него.

— Тени всегда кружились вокруг нас, — продолжил Ярый. — Они — это мы и есть. Наши души. Души тех, чьи дома разрушились, — один человек упал, и от его груди отделилась черная капля — и слилась с другими тенями. — Мы все, и живые, и неживые, были тесно связаны. Взаимозависимы. Они не могут без нас, мы не можем без них, мы с ними — едины, мы все одно живое существо. Они ждали, когда зародится новый дом, и кусочек тени поселялся в него. Мы помнили прошлые жизни, мы проживали новые, мы вылетали из одного дома и селились в другом. Мы все произошли друг от друга, мы разговаривали без слов, мы все всегда были открыты друг для друга. Мы смотрели общие сны. Мы добавляли что-то новое, мы с каждой новой жизнью становились лучше, чище, мы были совершенны, девочка. И так было испокон времен, всегда, пока не пришли вы, — все люди вокруг погрустнели и исчезли. Лиза осталась вдвоем с Ярым. — Я остался один. Мне тошно находиться здесь, в вашем убогом мире. Девочка, я ненавижу вас. Больше всего на свете. Теперь я последнее связующее звено с внешним миром. Мой дом разрушается. А они не понимают. Они всего лишь тени. Они не могут думать без внешней оболочки. Они просто хотят новые дома, они ждут, они по-другому не могут, они навсегда привязаны к моему дому. Они ждут, когда я предоставлю им новые дома, но я не могу, нас больше нет. Мне некуда их расселить, а в мой дом они войти не могут, потому что он мой. Один дом — один жилец. Они не могут позволить мне исчезнуть, потому что когда исчезну я — исчезнем все мы. Мы все уйдем. Я, тени. Нас не станет. Мы станем свободны. Я — их заложник. Они — заложники меня. Это порочный круг. Его очень сложно разорвать.