Ящер

Я оскалился в предвкушении, входя в цех, погружаясь в стрекот швейных машин, гудение режущих основу лобзиков и в запах клея, кожи, древесины, окидывая довольным взглядом новые свои владения, но дрожь в кармане известила о входящем звонке, перекрытом общим шумом.

Махнул всем и вышел обратно.

— Привет, Андрюха!

— ответил на звонок с улыбкой, увидев имя Боева на экране.

— Макар… — голос Боева был хриплым и оборвался, внезапно грохнувшись мне на башку и плечи огромной глыбой льда.

— Лебедь, Ерохина… с ней беда.

Глава 33

Лиза

— Прости-и-и!

— провыла, раскачиваясь туда-сюда Марина, размазывая по лицу слезы и кровь.

— Заткнись, а!

— огрызнулась я, вслушиваясь не почудился ли мне отдаленный гул двигателя, и поднялась, морщась от уже боли в ребрах, к которой притерпелась за последние сутки.

— Не бросай меня, умоляю!

— тут же дернулась за мной девушка и заорала схватившись за сломанную ногу.

— Да, бля, сиди ты спокойно!

— рявкнула я на нее и снова скривилась от резкого вдоха.

— Еле-еле же тебе смастерила эту гребаную шину!

Я же не твой подлый долбо*б поклонник с дружками, чтобы бросить тебя в такой жопе.

А в жопе мы оказались, честно признать нужно, феерической.

Всю неделю долбанутая мажорка пила из нас с Вороновой кровь и изволила кушать мозг.

То пыталась сбежать из-под надзора, типа мы ее на ровном месте прозевали.

То ввязывалась в разный гемор, натуральным образом залупаясь на всех подряд в клубах, по которым шаталась вечерами, и вынуждая нас ввязываться в потасовки.

Норовила прогнуть нас и сделать холуйскими девочками принеси-подайками.

Разок полезла ко мне целоваться прилюдно и лапать за грудь.

К Евгении вообще в постель сунулась, когда та спала в комнате по соседству со спальней Марины, которую нам отвели в доме Коновалова.

И много еще всяко-разного веселья (на ее стервозно-мажорский взгляд, конечно) исполняла.

А между делом успевала доставать и портить жизнь и всем вокруг.

Прислуге в доме, девчонкам из салонов красоты, по которым таскалась, продавцам из бутиков, да просто иногда прохожих, коим не свезло с этой поганкой пересечься.

И апофеозом этого шестидневного п*здеца стал “выезд на природу” этой дуры гадской в компании новейшего (всего два дня как гениталиями зацепились) возлюбленного — такого же бесящегося от дурного жира мажорчика и парочки его друзей-прихлебателей.

Им же мало было сначала на моторках по реке нарезать круги, потом бухими на джипах носиться по лесным колдобинам, вопя, как неупокоенные упыри и паля в воздух холостыми.

Реальной охоты всхотелось этим жертвам неудавшихся абортов.

В начале лета.

Когда у зверья малышня как раз.

И никто же им и слова против не сказал, по щелчку пальцев вертолетик небольшой подали, любой, бл*дь, каприз за ваши бабки!

Твари.

И мажоры эти, и те, кто ради их бабла хоть на что готов.

Места в вертолете после того, как туда наш тупорылый объект с компанией влез, осталось только одно, и эти дебилы и настаивали чтобы вообще нас не взять с собой.

Пришлось доходчиво объяснить, что тогда внезапно пилот у них может потеряться.

Эти-то уроды неприкасаемые, а он — нифига.

Полетела я, мы с Вороновой монетку бросили, не видя особой разницы кому терпеть матерные высеры от “хозяев жизни” в процессе.

Хотя сейчас думаю, что нужно было ни черта не церемониться и сломать-таки руку пилоту или там приборную панель расхреначить на крайний случай.

Или бошки долбо*бов, что втянули наш объект в это говно, а после того, как вертолет хернулся, тупо свалили, бросив дуру Марину со сломаной ногой тут в лесу.

Пилот наш убился, у меня сотряс, походу, и ребрами приложилась, у Коноваловой нога вон, а мажористым у*банам — хоть бы что.

Так, синяки-царапины, и пока я мозги в кучу после падения собирала, вытаскивала из вертолета Марину, искала из чего бы ей фиксацию для ноги сделать, они по-тихому рассосались, забрав с собой и все винтовки.

Мрази!

— Прости меня, Лиз… — завела по-новой свою песнь раскаяния Коноваловская наследница.

— Прости за все… За то, что я так с вами… Прости!

— Блин, Марина, задолбала!

— отмахнулась от нее я.

Ребра болят, башка трещит, в ушах шум от усилий услышать не летят ли нас спасать и мутит еще адски, а тут она со своими “прости-прости”.

— Лиз, я тебя отблагодарю, клянусь!

Ты ни за что не пожалеешь, что не бросила меня.

— Чем благодарить станешь?

— не выдержала я и позволила себе язвительность.

— Папиными денежками?

Теми самыми, что нам обеспечили по факту попадос в такую задницу?

Бессмысленно сейчас говорить, но времени у нас, походу, море, так почему бы и нет.

— Я со стоном не села — сползла по стволу, садясь с ней рядом.

— Вот какого хера ты такая сука-то по жизни, а, Марин?

Ну неужели самой такое в кайф?

— Ты не поймешь.

— Ну так ты поясни, не все время же ныть тебе.

Как можно тащиться от того, что тебя все ненавидят и в душе желают сдохнуть сто раз на дню?

— А лучше когда тебя вовсе что ли не замечают?

Когда на тебя всем плевать?

Когда ты место пустое для всех?

— Блин, это чего еще за принцип Шапокляк?

Хорошими делами прославиться нельзя, поэтому буду добиваться лавров самого говнистого существа на свете?

Ответить Марина не успела.

Тихо хрустнула ветка, за кустом мелькнуло что-то серое, а через несколько секунд оттуда вышел волк.

Здоровенный такой, куда как больше самой крупной овчарки, какую видела.

Серо-рыжий, с желтыми цепкими глазами, от взгляда которых меня как ступором к месту прибило.

Он повел черным влажным носом и повернулся в сторону вертолета, около которого так и лежало тело пилота.

Из-за кустов появился еще один зверь, чуть помельче, и они вдвоем стали неспешно подбираться к телу.