Яшмовая трость

Что говорю! моим — бесстыдством! и позорным

Желаний торжеством.

Я пред тобой была безвольной, обнаженной

От бедер до лица,

И заклинала я, чтоб сумрак благосклонный

Тянулся без конца;

И мог ты о другом беседовать с другими,

Не о моих губах!

Их речь выслушивать, смеяться вместе с ними,

И думать о делах!

И мог ты снова жить, как жил, меня не зная,

И, свой восторг тая,

Не называть меня! молчать, не повторяя:

Она моя! моя!

Нет! если ты владел моей покорной страстью,

И ты, с того же дня,

Всем не кричал о том, в душе не веря счастью,

Ты не любил меня!»

VI

*ЖЕЛАНИЕ

Когда бы мог себе я выбрать век достойный,

Носил бы я тюрбан, был важен, дряхл и сед

И вел бы дни свои, следя за тенью стройной,

Что бросил кипарис иль белый минарет.

В мечети мраморной, где с именем Аллаха

На гладких изразцах переплелся кизил,

К лампадам гаснущим я б поднял взор без страха

И ждал, пока меня не кликнет Азраил;

У голубой струи прозрачного бассейна

Свершал бы я намаз, как правой веры сын,

К мозаике ковра припав благоговейно,

Как только в час зари заплачет муэдзин;

Средь звездной тишины, вдоль Золотого Рога

Скользил бы мой каик, таинственен и тих;

И лучшая жена, закутанная строго,

Дарила б только мне сиянье звезд своих.

Так жил бы я в саду у тихого фонтана,

Вдыхая свежесть роз и запах табака,

Под властью старого и мудрого Султана,

Чьим звучным именем наполнены века.

И в тесноте могил, где льет луна сиянье,

Где темный кипарис в бассейне отражен,

Мне б пели соловьи, а горлиц воркованье

Баюкало бы мой невозмутимый сон.

Ах, что вся эта жизнь, когда воображенье

Мне может подарить желанный час, страну,

Где всё, чем грезил я, встает в одно мгновенье

Подобно яркому и сбывшемуся сну!

И сквозь чужой Стамбул, сквозь пыльный сад Босфора,

Вновь мусульманских стран мне слышится привет,

Где движут тень свою, достойно и нескоро,

Полночный кипарис и лунный минарет!

*ГОРОДОК ВО ФРАНЦИИ

Я выхожу с зарей туда, к полям пшеницы...

Как звонок тротуар и как смеется день!

Как солнце юное ласкает черепицы

И за оградами безумствует сирень!

Вдоль обомшелых стен, под свежею листвою,

Шагам моим легко ответствует земля;

Дорога белая, кончая с мостовою,

Выводит за город, в шумящие поля.

И вот я на холме, откуда так просторно,

Весь в солнечных лучах, почти у самых ног,

Разлегся маленький, простой, в тени узорной

Своих садов и крыш — родимый городок.

Он подо мною весь. Река бежать ленится

И дважды под мосты скрывается во мглу,

А липы площади стары, как черепица

Собора, средь домов вознесшего иглу.

В прозрачном воздухе, что весел, свеж и молод,

Неясный долгий шум доходит до ушей.

То слышится валек, то бьет кузнечный молот,

То, острый и живой, щебечет смех детей...

Преданья этих мест глубокой тьмой покрыты,

И как бы ты его ни восхвалял, любя,

Мой тихий городок, ничем не знаменитый,

Невзрачен и похож на самого себя.

Такой же, как и все собратья по долине,

Среди полей и рощ в краю холмистом он

На карте Франции означил только имя —

Одно из милых нам, но небольших имен;

И все ж, когда один бреду я по дороге,

Среди его холмов, покуда меркнет день

И солнце клонится в лесистые отроги,

И вязы вдоль шоссе кладут косую тень

Когда подходит ночь, стирая очертанья,

И звонко в такт шагам ответствует земля,

И шлюзов городских доносится журчанье,

И ветер вдоль реки шевелит тополя,

Когда я, утомлен своей прогулкой длинной,

Спускаюсь к городу, где в первом же окне

Сквозь тюлевый туман тоскою керосинной

Домашний огонек уже мигает мне, —

Я тороплю шаги по улицам предместья,

И трость моя смелей в ночные плиты бьет

И нежно родина, с которою мы вместе,

Как мать или сестра, мне руку подает.

VII

*К ПОРТРЕТУ

Когда на свежий холст художник знаменитый

Пастелью перенес прелестные черты,

Вы были в возрасте, перед которым скрыты

И тайны темные, и холод пустоты.

На ваших локонах, осеребренных пудрой,

Приколот был чепец, чей голубой атлас,

Как символ юности, своей расцветкой мудрой

Счастливый ясный день предсказывал для вас;

Ваш рот, улыбка глаз, девичих щек цветенье,

Где легкий след румян отметила пастель,

Хранят невинности и тайны выраженье,

Как утренней росой обрызганный апрель

Недолго вы цвели. Ударил гром, зарницы

Испепелили цвет, рассеявшийся в прах!

Из жизни вы ушли почти отроковицей,

Оставив нежный след в семейных дневниках.

Шли годы. В комнате беспечного студента,

Такой задумчивый и непонятный мне,

Пыля свой нежный лик, и кринолин, и ленты, —

Поблекший ваш портрет томился на стене;

И лишь когда в душе нашли свой отклик струны

Пристрастия к вещам, которых больше нет,

Сумел я полюбить, мечтательный и юный,