Язверь
Шрифт:
— Речь не об этом. Дело в Австралии.
Голос отца стал невнятным, прерывистым, как будто их разговор транслировался на коротких волнах:
— …в восемь раз ядовитее скорпиона, в полсотни раз опасней гремучей змеи…
То, что он рассказывал, требовало осмысления. Во сне этого сделать нельзя. Нужно просто запомнить.
— Ух ты, — наивно воскликнула Гера.
Сон причудливо изменился: перебросил Геру
Ногу обожгло что-то тонкое. Она постаралась избавиться от нитей, но не смогла. Кто-то схватил ее под руки, вытащил из реки, положил под голову полотенце. Нити продолжали цепляться за кожу, срослись с ней, делая боль нестерпимой. Как будто лезвие сначала докрасна раскалили, а потом провели им по телу.
— Гера! — отец тряс ее за плечо. — Очнись, нужно бороться!
Наверное, это неправильный сон.
Незнакомец бесцеремонно дергал Геру за капюшон: «Эй, просыпайся. Дома нужно спать, а не в метро. Здесь тебе подушку под голову не подсунут».
Сон улетучился, оставив в памяти терпкий древесный запах.
Перед глазами возникла старуха с допотопными, сшитыми вручную авоськами. На секунду Гере показалось, что лицо ее, и без того безобразное, покрыто едва заметной щетиной. Чтобы избавиться от наваждения, она заморгала. Конечно, не бывает такого, и шерсть у старух на лице не растет.
Вместо того чтобы по-прежнему ехать в вагоне, Гера, согнувшись, сидела на лавочке одной из весьма удаленных станций метро.
— Как я здесь оказалась?
— Ну, уж это тебе лучше знать! — злобные интонации привели ее в чувство: — Ты что, пьяная? Мне полицию вызвать?
— Извините, я просто… на работу хожу больная. Спасибо, что разбудили. Мне нужно идти.
Подхватив гламурный рюкзак, Гера бросилась к эскалатору. Там слегка отдышалась; что это она, в самом деле? Никто бы не стал вызывать полицию, ведь таких, как она, задремавших, в метро пруд пруди.
Решив не возвращаться, Гера поднялась наверх. В помещении вестибюля нашла укромное место: угол между киоском с газетами и мраморной стенкой. Достала из рюкзака леденец, запихнула за щеку. Горло продолжало саднить, это действовало угнетающе. Лучший способ избавиться от мыслей о боли — прогуляться по улице.
Когда стеклянная дверь распахнулась, сильный порыв влажного ветра ударил в лицо. Погода испортилась, и вместо ясного дня Геру ожидал сырой и промозглый вечер.
Атмосфера соответствовала настроению.
Чертовщина какая-то происходит. Как она могла бесконтрольно выйти из вагона метро? Как она вообще оказалась в этом районе?
Взгляд, мельком брошенный на стрелки часов, ситуацию не прояснил. В метро Гера вошла приблизительно в шесть двадцать пять. Сейчас на часах семь ноль четыре. Где она болталась все это время? С чего это ей показалось, что женщина, которая ее растолкала, как будто короткой шерстью покрыта? Почему в последние дни ей мерещится жуть?
Хорошо, после кошмарного сна может привидеться все, что угодно. Но чем тогда объяснить исчезновение человека на чертовом колесе?
Допустим, человек этот — профессиональный гипнотизер. Ему бы не составило труда убедить Геру в чем угодно,
она болеет. Подобное может с каждым случиться.В природе помимо человека не существует других разумных существ. Нет ни мутантов, ни оборотней. Нечисть разгуливает по городам лишь в голливудских блокбастерах. И лемурги, живущие бок о бок с человеком, — тоже чья-то фантазия.
Нет ничего более отрезвляющего, чем запах асфальта вперемешку с автомобильными выхлопами. Характерный для города смог раньше мог вызвать у нее тошноту, но теперь она даже рада была, что дышит той гарью.
Неподалеку готовили курицу-гриль; аромат свежего мяса приятной щекоткой разбудил обоняние. Посторонних запахов не было. Посторонних — тех, что пугают, тех, из-за которых нервы с утра на пределе.
Вокруг привычный московский пейзаж: вдоль бульвара извилистая изгородь лип, газон с оранжевыми петуньями, оживленная проезжая часть.
За автобусной остановкой, подложив под колени подстилку, сидела старуха в коричневой куртке с рваными рукавами. Лицо старухи скрывал такой же выцветший, коричневато-серый платок. Если мимо проходил человек, она жалостливо крестилась, наклонялась вперед, касалась головой тротуара. Рядом лежала трикотажная шапка в мелких цветочных узорах, в которой незаметной горсткой блестели монеты — с десяток-другой рублей.
Из-под скамейки вылез котенок и прямиком направился к шапке с монетами. Пока он принюхивался, старуха распахнула ворот, достала оттуда завернутый в тряпку кусок колбасы. Сначала она сама откусила немного, остальное протянула котенку. Тот жадно схватил колбасу и сразу же умчался к ближайшей палатке, где быстро уничтожил добычу.
В рюкзаке затрезвонил мобильный. Пока Гера расстегивала рюкзак, звонки прекратились. Зато, одна за другой, упали несколько sms-ок: оператор сообщал о непринятом звонке, шеф требовал перезвонить, Катя успокаивала в отношении последних анализов.
Из всех троих самый нетерпеливый — шеф. Этому человеку нужно звонить в первую очередь.
— Леонид Анатольевич, это Гера. Что-то произошло?
Голос шефа был благодушным, но слегка озабоченным:
— Зарплатную ведомость кто будет подписывать? Деньги в этом месяце не получаем?
Деньги Гере действительно были нужны, и Леонид Анатольевич знал, как для нее это важно. Поэтому она ответила вежливо, нажимая на страдальческие нотки в голосе:
— Леонид Анатольевич, извините. С утра неважно себя чувствую. Это не потерпит до завтра?
— Теперь уже, конечно, потерпит. Но завтра обязательно сделай.
Через минуту в трубке послышался другой голос: тревожный, родной.
— Доченька, где ты пропала? С тобой все в порядке?
— Не волнуйся, мам. Я уже еду домой.
— Хорошо, моя дорогая. Не задерживайся.
Еще звонок.
— Катя, ты что-то хотела?
— Врач определился с диагнозом. Просили тебе передать, что нет у тебя ни СПИДа, ни сифилиса. Это простой, ничем не примечательный тонзиллит. Вылечим, плевое дело. Приедешь домой — перезвони, поболтаем.
От разговоров с близкими людьми на душе у Геры стало комфортно.
Вот и выяснилось, что у нее обыкновенная форма болезни. Банальнее не бывает. Плевое дело, подлечат.
Жизнь снова обретала черно-белые полутона. И перемен в ближайшем будущем не предвиделось. Господи, как хорошо-то!