Язверь

Туалет был единственным местом, где она могла спокойно себя рассмотреть. Когда ты в задумчивости срастаешься с унитазом, на тебя не обращают внимания. Сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы кто-то ее замечал.

Не обошлось без скорой помощи Насти:

— Рамки твоего восприятия изменились, — объясняла она по мобильному телефону. — Ты, как и все мы, видишь тот особенный запах, с которого все началось. Глаз обычного человека не в состоянии видеть то, что за пределами органов чувств. Глаз лемурга — результат мутации в генах. Клетки глаза перенастроились, и теперь они переводят в зрительный образ испарения, которые исходят от кожи каждого лемурга. Поэтому мы можем видеть друг друга иначе.

— Почему я не вижу другие запахи?

У Насти на все был готовый ответ:

— Возможно, так вирус устроен.

— Хочу видеть свое лицо — настоящее. И свое прежнее тело.

— Про это забудь.

— Навсегда?

— К несчастью, я не всесильна.

Гере казалось, что Настя замалчивает нечто важное, ключевое. То ли пугать ее раньше времени не желает, то ли действительно знает не все.

Яркие эмоции часто замещают пережитое. И если память что-то сочла мусором, но не ликвидировала, стирает позже в такие моменты.

Став лемургом, Гера перестала думать о Вадике. И только к вечеру, закончив работу, вспомнила о школьном приятеле.

Жив он? Вышел из комы?

То, что ей пришлось нарушить закон, ничего не меняло. Насильника она не жалела.

И все же где-то повыше пупка зрело ощущение скорой беды, предчувствие быстрой расплаты. Никто не может безнаказанно убить человека.

Рассудок подсказывал ей, что, как любому преступнику, сейчас ей необходимо оставаться в тени, не высовываться, а лучше — подальше уехать. В пику рассудку женская логика подсказывала, что неплохо бы выяснить, как сильно она его изуродовала.

Она решила съездить в больницу к Вадику в конце рабочей недели. Катя помогла ей: узнала адрес, часы, в которые можно приехать, но под конец посоветовала не обольщаться.

— Тебя не пустят в реанимацию. Наверняка бойцы Фонтана оборону держат, чтобы никто подозрительный не просочился. Вот когда Вадика выпишут…

— Если Вадика выпишут, найдешь меня в морге.

В раздевалке Гере выдали белый халат, и она поспешила в указанном направлении.

Возле реанимации на стульях медитировала охрана. Оба бойца пребывали в состоянии молчаливой сосредоточенности. Халаты, наброшенные поверх пиджаков, не превращали бандитов в медбратьев. Их мрачные лица гармонировали с особой аурой места.

— Ты ведь Гера?

Она обернулась. К ней обращался невысокий, плешивый мужчина с крупной родинкой на виске, и она догадалась, кто это.

— Эдуард Вазгенович?

— Подойди, — потребовал он.

Фонтан ей и раньше не нравился. И хотя она видела его всего-то лишь раз, да и то с расстояния в несколько десятков шагов, успела разглядеть черную метку над бровью. Родинка удачно завершала образ авторитета, как будто кто-то специально поставил ему эту отметину.

— Значит, школьная любовь не ржавеет? Ну и как тебе Вадик?

— Что значит, как?

— С пользой покувыркались?

«О таком не принято говорить. Но для Фонтана запретных тем, видно, в принципе не существует. Такие, как он, думают, что им дозволено все».

Гере захотелось вцепиться когтями в родинку и выдрать ее вместе с кожей. Но она промолчала.

— Не строй из себя фрейфею. Решила, что можно не отвечать?

— Разговор закончен. Простите, — она собралась оставить глупую затею с визитом, приготовилась уходить.

— Закончен! Слышали? — Фонтан стал нехорошо смеяться взахлеб, но потом, остановившись, добавил: — Значит так, соска, непонятливым объясняю. Когда я спрашиваю тебя, ты отвечаешь. Если меня игнорируют, я спрашиваю в другом месте. Сечешь?

— Он был… он был…

— Ну?

— Никаким, — честно ответила Гера.

— И ты слиняла поэтому?

— Поэтому.

— Допустим, — Фонтан раскачивался на каблуках, перемещая тяжесть тела с пяток на мыски и обратно. — Какой он любовник, я знаю. Не соврала. Вот если бы ты соврала, значит, что-то скрываешь и совесть твоя нечиста.

Фонтан был так близок к истине, что задай он провокационный вопрос, Гера сразу бы раскрыла все карты. Но от повел себя по-другому.

— Послушай, — он погладил ее по руке как животное, которое хотят приручить, — ты видела Вадика крайней. Наверняка что-то приметила. Может, мимо кто-то прошел или показался тебе подозрительным?

— Рядом не было никого, кроме парней из охраны.

— Допустим, — Фонтан снова задумался, краем глаза приглядывая за ней. Было заметно, что он ей не верит. — Так ты пришла, чтобы Вадика навестить? Так его полюбила?

— Ну, в общем… Мы же вместе учились.

— Ладно, соска, идем.

Перед Фонтаном открылась дверь, и они двинулись по коридору в отдельную палату. По пути Гера заметила, что в просторном холле лежат пациенты, и что у каждой кровати есть капельница. За столом возле входа дежурил врач. Медсестра ставила капельницу старику, который не подавал признаков жизни.

Геру подтолкнули в прибранную, отремонтированную палату с работающим телевизором на стене. Справа стояла кровать, в которой грузно, с провисом, спал Вадик.

— Вот твой любовник, соска. Не комплексуй.

Гера понимала, что нужно реагировать на происходящее: кинуться к Вадику на грудь, рыдать, а лучше биться в истерике. Но она не двинулась с места.

Фонтан по-отечески обнял ее и вежливо пропустил вперед.

— Видишь, что эта тварь сделала с сыном?

— Вижу, — она словно остолбенела.

Вадика было по-человечески жалко: глаза, нос и рот утонули в синюшном отеке, руки покоились в гипсе на надежном каркасе. Правая нога устойчиво застыла в воздухе, придерживаемая тонким тросом с противовесом. Напрасно она вспоминала, когда успела так его отходить.

— Знаешь, что я сделаю с той тварью? — шепнул ей на ухо Фонтан.

— Н-нет…

— Сдеру с него кожу и буду отрезать по кусочку мясо… и тут же при нем зажаривать. Чтобы он видел все, тварь, чтобы он все видел! — Фонтан сжал кулак, демонстрируя, что ни одна особь не избежит правосудия. А под конец подытожил: — Значит так, соска, если это ты его… хм… я тебя из-под земли достану.

Гера быстро выскользнула из-под пристального взгляда Фонтана; больше незачем здесь находиться. Ей вообще ни к чему было являться в больницу, только осложнила свое положение.

Возле выхода из больничного корпуса кто-то схватил ее за руку.

— Стой. Нужно поговорить.

Это был первый лемург, которого она видела не в зеркале. Красивые вытянутые глаза, будто специально подведенные карандашом. Приятная, подобная леопарду физиономия. Блестящая шерстка. Она с первого взгляда влюбилась в него.