Йога Таун
Шрифт:
– Вам лучше?
– Вы меня слышите?
Мужчина приподнял мою голову, женщина, наоборот, попыталась опустить ее, они заспорили, а я была невероятно разочарована, что вернулась. Я была так близко к солнцу.
Если вы мне не верите, можете считать меня сумасшедшей. Но я клянусь, что так и было. Ничего сверхъестественного не произошло. Я не встретила ангела. Мое сердце не остановилось. Жизнь не промелькнула перед глазами, подобно фильму. Это не был опыт клинической смерти, всего лишь измена. Я полюбила другую жизнь.
Зря я рассказала об этом. Сразу после возвращения домой. Дети не смеялись надо мной. Джонас был голоден, потому что я пришла поздно, а Ясмин больше переживала из-за ссоры с приятелем, потому что мы не разрешали ей поехать с ним в Амстердам. И еще ей не понравилась
Как будто со мной ничего не случилось.
Потом заговорили о текущих делах. Домашние задания по математике, счет за визит Ясмин к стоматологу и хватит ли срока действия договора на сотовую связь, чтобы Джонас забрал мой старый мобильник. Я сидела за кухонным столом, как в старом нуар-фильме. Потом Аднан спросил, все ли со мной в порядке. Я ответила, что все в порядке, и подумала: теперь мне этого мало. Я пережила нечто непостижимое. Я хочу пережить это снова.
Может, со мной случилось то, что древние йоги называли самадхи? Абсолютный покой, состояние чистого познания? Но тогда мое возвращение не принесло бы столько беспокойства. Я всегда больше доверяла осязаемому, чем неосязаемому, телу – больше, чем духу, потому что тело не лжет. Моя йога работала и без медитации, моим моджо было движение. Так что я отправилась в студию и попыталась с помощью последовательности инь вернуться в это состояние. Но дверь в иную реальность захлопнулась. Я почувствовала только боль в затылке и ощущение замурованности в собственном теле. Потом пришла на занятия вечерняя группа. Я не подавала вида и пыталась сосредоточиться. Учить, задавать направление – это всегда помогает мне собраться. Но теперь это не сработало. Это было самое паршивое занятие в моей жизни. Йога означает объединение, но никогда еще я не чувствовала себя такой изолированной. Рассеянной. Безучастной. Я подумала, не получил ли мой мозг травму при падении. Не лучше ли сделать паузу. Существует прием, который позволяет проверить, не слишком ли большой нагрузке подвергается тело при занятиях йогой. Нужно улыбнуться, выполняя асану. Если не получается – значит, ты чересчур напряжен. Тогда нужно сделать перерыв. Прогуляться на воздухе, поспать, дать телу передышку. Улыбнуться-то у меня получилось. Я все-таки профессионал. Но при этом возникло такое чувство, будто я продаю успокоительные таблетки. Я слышала собственные слова, и мне казалось, что я сама себя обманываю.
– Извините, – подала голос женщина из последнего ряда. – Я не могу расслабиться под такую музыку.
Она была из тех, кто постоянно чем-то недоволен. Обычно я контролирую такие ситуации. Сейчас я заметила, что недосмотрела и поставила плейлист на воспроизведение вперемешку. И вместо «Ом, Шанти, Шанти, Шанти» играла песня Алиши Киз. Я отмотала назад, но включилась быстрая композиция Анушки Шанкар. В зале зашушукались. Мол, только под индийскую музыку можно расслабиться. Нет, индийская музыка действует на нервы. И вообще настоящая йога есть только в Индии. Я теряла авторитет. Вместо того чтобы сохранять спокойствие, я рявкнула:
– Кому не нравится музыка, пусть идет в другое место!
Вечно недовольная поднялась и вышла, хлопнув дверью. В тот же миг я пожалела о своих словах. Все уставились на меня.
– Извините, – пробормотала я. – Была не права.
Я выключила музыку и попыталась очистить вибрации тремя мантрами Ом. Но в третий раз никто уже не повторял за мной, беспокойство нарастало, а собственный голос показался мне чужим. Я почувствовала себя не в своей тарелке. Почувствовала эгоизм учеников, их требовательность, отсутствие чувства юмора, духовную напряженность. Они вели себя так, словно дух йоги не связывал сердца, а парил где-то над головами. Каждый был сам по себе.
Тем вечером я поняла, что захлопнулась еще одна дверь – дверь в мою прежнюю жизнь. Я была уже не я. Словно между мной и моим сознанием возникла стеклянная стена. Прозрачная, но непробиваемая, как бы сильно я ни стучала.
Я никогда еще не сомневалась в выбранном пути йоги. Были, конечно, и волнение перед занятиями, и боли в мышцах, и изнеможение, но стоило мне оказаться перед учениками и начать занятие, я чувствовала себя на своем месте. Йога была мной. Всегда жила во мне. Но порой я сомневалась, кто такая я. Возвращаясь после занятий в свою жизнь, я чувствовала себя актрисой, оставшейся без роли. И это чувство, порой вспыхивавшее, а чаще
забывавшееся, теперь превратилось в главное. Я застряла на нейтральной полосе. Не там и не здесь. Я во всем сомневалась. Кто я такая, для чего живу. Мое существование казалось мне невероятно ограниченным. Конечно, я любила свою семью. Любила Аднана. Любила, когда мои ученики приходили на занятия измотанными, а после занятий на их лицах появлялись улыбки. Но среди всех возможных путей, которые я могла бы выбрать, тот, что я называла своей жизнью, был лишь одним из многих. Если живет только одно Я, остальные не исчезают. Просто забываются. Задвигаются в каморку непрожитых возможностей. Из года в год каморка пополняется, каждая отвергнутая развилка оказывается там – упущенная любовь, нерожденные дети, отложенные путешествия, несделанная карьера. Мы никогда не узнаем, что было бы, если бы мы воспользовались шансом, а жизнь, которой мы живем сейчас, оказалась бы в каморке упущенных возможностей. А пока там накапливаются несбывшиеся мечты, собственное существование сжимается до строго отрегулированного плана. От приготовления завтрака детям и покупок до ночных подсчетов в постели – я не жила, а выполняла пункты плана. Я жонглировала одновременно несколькими мячами и разбивала ими же собственные желания. А время уходило. Если жизнь – это широкая улица, от которой отходят развилки к другим улицам, то с годами эти развилки становятся все реже. И скоро дорога оборвется. Конец еще не виден, но ты знаешь, что это ненадолго.Мне было стыдно за такие мысли. Это называется беситься с жиру. Есть люди, которые спят под мостом. Но для меня это стало вопросом существования. Люси Фербер перестала быть преподавателем йоги, матерью, женой, ей даже не хватало ума делать покупки, потому что она забывала нужное, а пакеты у нее рвались. Люси Фербер бегала за катящимися апельсинами. Но она не могла больше вернуться в безграничное чувство чистого сознания, когда была свободна и одновременно связана со всеми. Люси Фербер была инопланетянином в супермаркете, зомби в зале для йоги. О любви и говорить нечего.
Жизнь происходит там, где ты в чем-то участвуешь. Я это знала, но не могла отделаться от голоса, который нашептывал мне, что мое место не здесь. Аднан ночами держал меня в объятиях и говорил, что любит меня. Я хотела ответить тем же, но не могла проникнуть сквозь разделявшее нас стекло. Не потому что любви не было – он был лучшим из мужчин, которых я знала. А потому что нечто во мне возлагало на него ответственность за то, что я попала в ловушку под названием семья. Нет, я, конечно же, любила детей. Но это был не мой выбор.
Аднан никогда мне не врал. Уже при первой встрече он рассказал о своей семье. И хотя мы сразу понравились друг другу, он не стремился начать отношения. Он тогда еще был женат на Джеральдине. Аднан приводил детей на послеобеденные занятия, пока она проходила химиотерапию. Потом он отправлялся на работу в ресторан, а после йоги Ясмин и Джонас сами шли домой. Иногда их забирала Джеральдина. Мы нравились друг другу. Она надеялась. Она говорила, что когда все закончится, тоже займется йогой. И однажды она не пришла. Я не была на ее похоронах. Трудно объяснить, почему я не смогла, скажем просто: я не люблю похороны.
Дети продолжали заниматься йогой. Аднан погрузился в тоску. Дети часто задерживались в студии, садились в уголке и делали домашние задания. В Африке говорят, что нужна целая деревня, чтобы вырастить ребенка. Однажды Аднан пригласил меня поужинать в своем ресторане. Он сам готовил, а когда кухня закрылась, мы сидели в пустом зале среди поднятых на столы стульев, смеялись, пили и рассказывали истории. Все было просто и естественно. Словно мы ждали друг друга. Мы не медлили, но и не торопились. Каждое прикосновение было приятным. Не о чем было размышлять. То есть, конечно, размышлять можно было бы о многом, но это был один из тех редких моментов, когда просто все хорошо.
Хотя мы во многом разные, а может, как раз благодаря этому мы смогли исцелить друг друга. Без усилий. Просто находясь рядом. Старые демоны потеряли свою силу. Временами он испытывал страх потерять меня, а я боялась, что мой Чужой вернется. Но если мы и теряли друг друга из вида, дети снова сводили нас вместе. На каждую годовщину я удивлялась, что мы все еще пара, а Аднан удивлялся, почему я удивляюсь. Именно он предложил жить вместе, и если бы он не знал, что я считаю брак ненужным, давно надел бы мне кольцо на палец. Но, кажется, он чувствовал, что лучше не будить Чужого во мне. Ведь все шло хорошо.