Йога Таун
Шрифт:
Эти слова больно ранили меня.
– Это была интрижка или любовь?
– Теперь уже нет разницы.
– Для меня есть. Ты любила Лоу?
– Конечно. Но не так, как Марка.
– Ты видела, как Лоу его…
– Да.
– Я не понимаю, как после этого ты могла с Лоу… Простить – это одно. Но создать с ним семью – совсем другое.
Коринна глубоко вздохнула и посмотрела мне в глаза.
– Ведь я первая увидела тогда их в постели. Марка и Марию. Во мне все так и перевернулось. Я кинулась к Лоу. Он спал в своем бунгало. Я растолкала его…
– Он рассказывал по-другому. Что он сам проснулся, а ты стояла снаружи.
– Нет. Если бы я его не разбудила, ничего бы не произошло. Он бы все проспал.
–
Коринна молча смотрела на меня.
– Чтобы не впутывать тебя?
Она кивнула. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять всю важность этой детали.
– И знаешь что? – тихо заговорила она. – Я до сих пор не уверена, что именно я видела. Действительно ли они переспали, или Марк просто обнимал ее.
– Ты спрашивала у Марии?
– Нет.
– Почему?
– Потому что это ничего бы не изменило! Ничто не может ничего изменить, понимаешь?
– Значит, вы с Лоу тогда просто взяли и заделали ребенка?
– Да что ты понимаешь? Сейчас легко судить. А тогда…
– Я пытаюсь понять! Почему Мария его бросила?
Коринна долго смотрела на меня, не говоря ни слова. Ее молчание угнетало. В дверь постучали. Лоу ввалился, не дожидаясь ответа. Он походил на мокрого пса, как в тот день, когда ворвался ко мне в студию.
– Что вы тут делаете?
Сквозь открытую дверь в мастерскую хлестал дождь.
Не дождавшись ответа, Лоу сказал:
– Нам пора…
– Куда? – спросила я.
– На наш пятизвездочный курорт.
Коринна не попыталась удержать нас. А я спросила себя, почему эти двое не в состоянии поговорить друг с другом.
– Нет, – сказала я.
– Рюдигеру надо ехать.
– Я останусь здесь.
– Но там наши вещи.
– Ну и пусть.
Лоу наконец закрыл дверь и принялся сновать по мастерской, беспокойно поглядывая на разрисованные горшки, кисточки и картины. Я чувствовала, что он хочет не уехать в город, цель его – помешать Коринне рассказать мне нечто такое, что ему не понравится. Словно это нечто таило угрозу.
Коринна все молчала. Он остановился напротив нее и спросил:
– Сколько ты здесь пробудешь?
– Не знаю.
Он кивнул, как обычно, когда она принимала решение, а он покорялся судьбе. Я не припомню случая, чтобы он хоть раз пытался отговорить ее от чего-то. Он принимал ее такой, какая она есть. Может, именно этого ей в нем не хватало – несогласия, возражений. И его покорность утомляла ее. Но, возможно, именно поэтому она всегда хорошо обращалась с Лоу. Я никогда не могла проникнуть в тайну их отношений.
– Выглядишь ты ужасно, – сказала она.
Это прозвучало нежно.
Он растерянно пожал плечами, не зная, куда себя деть в мастерской, которая ему не принадлежит.
– Тебе нужно отдохнуть, – сказала она.
Он перебирал кисточки на верстаке.
Это безумие, подумала я. Мы нашли Коринну, но все равно потеряли ее. Она сама все еще ищет себя.
Мария пригласила нас остаться. На несколько дней, на сколько захотите, сказала она. Когда буря унялась, небо прояснилось и последние тяжелые капли падали с деревьев, она вместе с детьми занялась уборкой, разобралась с перекосившимся окном, выгребла листья из водостока, чтобы вода ушла из двора. Один из мальчиков забрался на манговое дерево, сорвал манго и протянул мне. Проделал он это с такой обезоруживающей улыбкой, что мне вдруг стало стыдно.
После ужина все собрались в общей комнате на ежевечерний киртан [105] . Лоу сел рядом со мной, Коринна и Мария – на другом конце комнаты. Рюдигер к тому времени исчез, не попрощавшись.
Дети запели мантру.
Om triyambakam yajamahe [106] .
Текст
и мелодия были мне знакомы, но здесь мантра звучала совсем иначе. Лилась свободно, энергично и в то же время напоминала мне о доме.Sugandhim pushtivardhanam [107] .
105
Духовная практика в индуизме – коллективное распевание имен Бога.
106
Мы приносим жертву Триямбаке (девангари, здесь и далее перевод Т. Елизаренковой). Махамритьюмджая-мантра (мантра, побеждающая смерть), древнейшая мантра в индуизме.
107
Благоухающему, усиливающему процветание.
В Берлине мы часто распевали мантры, не понимая их по-настоящему. Великая мантра, побеждающая смерть. Здесь пели дети, которые излучали такую жизнерадостность, что я задавалась вопросом, откуда они черпают силы. Я восхищалась ими.
Urvaarukam iva bandhanaan [108] .
Я чувствовала, что они мне ближе, чем собственные родители. Пока в комнате стоял слон, мы не могли соединиться. И нельзя было не заметить, что Лоу чувствовал себя неважно. Он скорее бормотал мантру, чем пел. Пряди волос свисали на бледное, потное лицо.
108
Как тыква от своей ножки.
Mrityor mukshiya maamritaat [109] .
Когда дети зашумели, вставая, чтобы идти спать, Мария подошла к Лоу и положила ладонь ему на лоб. Он тоже засобирался уходить, но Мария удержала его за руку и отвела в сторону. Я слышала только обрывки их разговора. Они спорили.
– Скажи ей наконец, – говорила Мария.
– Уже поздно, – упорствовал Лоу.
Лоу бросил взгляд на Коринну, потом на меня. О ком говорила Мария?
109
Я хотел бы избавиться от смерти – не от бессмертия.
Я ждала его у двери.
– О чем вы спорили?
– Ни о чем.
– Лоу, скажи мне.
– Люси, мне нехорошо.
Он впервые это признал.
– У тебя температура?
Я положила руку ему на лоб. Лоб был горячим и влажным. Лоу не противился, как обычно, словно готов был принять помощь.
– Может, вернемся в больницу?
– Ни за что. До больницы я был в порядке. Наверное, что-то подхватил в этой поганой дыре.
– Вызвать врача?
– Нет, мне просто нужно поспать. Пройдет.
Он ушел, а я смотрела ему вслед и думала, что, наверное, надо было настоять на своем.
– О чем это Лоу и Мария беседовали? – спросила я Коринну.
– Ни о чем, – ответила та.
Мне стало понятно, что она знает. Она пожелала мне спокойной ночи и ушла. А рядом возникла Мария.
– О чем вы спорили? – спросила я и ее.
Она посмотрела сочувственно, но не ответила. Вышла во двор и заговорила с волонтерками.
Я почти не спала. Перед рассветом босиком и в одной футболке прокралась в комнату Лоу (нас разместили в волонтерском крыле), чтобы проверить, как он. Лоу не спал. Стоял на маленькой веранде и курил. В небе ни огонька. Увидев меня, Лоу вздрогнул.