Юбер аллес (бета-версия)

Это Фридриха несколько удивило: он ожидал долгого и нудного выяснения личности, или хотя бы вопроса. Потом он поднял голову и увидел стеклянный блеск линзы над дверью. Видеокамера, понял он. Судя по всему, поставлена недавно. Страхуются.

Внутри всё было то же самое - белый камень лестничной площадки, консьержская клетушка. В ней кое-как умещался здоровенный парень с копной отчаянно рыжих волос и усами того же цвета. На Фридриха он посмотрел очень внимательно, цепко, но пропустил без разговоров.

Неплохо соображает, подумал Власов. Похоже, обитающий здесь божий одуванчик решили всерьёз оберечь от возможных неприятностей.

Дверь в квартиру 23 тоже заменили. Вместо деревяшки с узором из гвоздиков на него смотрела гладкая серая панель без замка. Старые косяки заменила металлическая рама. Единственное, что сохранилось в неприкосновенности - кнопка звонка.

Трель за стеной была столь же противной, но хотя бы не такой громкой.

Старая Берта выглядела как всегда - халат, огромные тапочки, очки на поллица, остальное место занимал нос. Единственным новшеством был небольшой слуховой аппарат за левым ухом.

– Власов, шоб вы были здоровы, - сказала старуха не очень громко, но слышно, - не кричите в меня, я слышу. Идёмте в обеденную, там будет у нас чай. Дверь хлопните только, она мине тягостная.

Власов с силой захлопнул дверь - в самом деле, тяжеловатую: не металл, но что-то прочное, - и поплёлся по знакомому коридору, гадая, что же всё-таки понадобились старой ведьме лично от него.

Обеденный стол и в самом деле был накрыт под чаепитие. Посреди стола стоял самый настоящий самовар, такие Фридрих видел только в кино - медный, пузатый, с краником на боку. Картинку портил только чёрный электрический провод, тянущийся под сервант. Власов невольно подумал, как же это старуха умудрилась таскать по коридору этакое чудовище, и решил, что она крепче, чем кажется.

– Должны принести торт, - торжественно объявила старуха.
– Я заказала торт у Розанова.

– Который на Тверской?
– блеснул познаниями Власов.

Старуха поправила аппаратик возле уха и рассеянно кивнула.

– Давайте вашу чашку, - распорядилась она.
– Если вы чего хотите знать за ту женщину и Мойше, вы говорите. Я всё видела этими вот глазами, - она провела рукой перед лицом.

– Я читал отчёт, - сказал Фридрих.
– Насколько я понимаю, фрау Галле и её сын спрятались в тайнике у вас на кухне, но были обнаружены. Как вы утверждаете, женщина закричала.

– Очень глупо, - заметила старуха.
– Я уже немножко решила это дело, и тут она кричала. Мне пришлось показать, где тайник, и тот хулиган их достал. Очень грубо, - добавила она и замолчала.

– Это чрезвычайно прискорбно, - выжал из себя Власов: скорби он не испытывал, скорее уж досаду и злость. Отчасти на себя, но больше - на фрау Галле, которая долго и старательно нарывалась на неприятности, и, наконец, нарвалась.

– Так должно быть, - старуха открутила медный краник, самовар зафыркал, свистнул паром, и, наконец, выпустил сверкающую стеклянную струйку кипятка, горячую даже на вид.
– Я знала, кого-то убьют.

– Почему он не убил вас?
– спросил Фридрих напрямик. В стиль дуфана это как-то не вписывалось.

– Шобы я пила тут чай, - старуха то ли ушла от ответа, то ли на что-то намекнула: Власов не понял.
– Эти дураки сделали мне цорес. Их эта дверь, я не могу это двигать, у меня возраст. Скажите им, пусть вернут ту старую дверь. Если меня захочут убить, зачем ему дверь, он и так войдёт, - непонятно добавила она.

Власов усилием воли подавил нарастающее раздражение. Старуха сама напросилась на эту встречу, вроде бы намереваясь сообщить что-то важное. "Это будет о жизни и смерти, пожалуйста", - вспомнил он её голос в трубке. В прошлый раз она свела его с израильской разведкой; он рассчитывал, что и теперь услышит нечто существенное, возможно - решающее для событий ближайших часов. Скажем, кто-то из участников игры решил слить информацию через старуху... а учитывая, что квартира прослушивается - слить ее не только Управлению, но и ДГБ. Точнее, определенным людям в ДГБ. Вне всякого сомнения, Берта это учитывала, иначе позвала бы Власова не к себе домой, а, скажем, в ту же китайско-израильскую чайную. Возможно, это был наилучший способ анонимно уведомить союзников - или же, напротив, предупредить противников: мы знаем о ваших замыслах! Власову приходилось включиться в эту игру вслепую, но, учитывая дефицит времени и отсутствие внятных результатов, он вынужден был рискнуть. И вот теперь он попусту сидит и смотрит, как она наливает ему чай!

Впрочем, было и кое-что еще. Кое-что более скверное, чем потеря времени. Старуха определенно нервничала. Она пыталась это скрывать, и, наверное, великолепно умела скрывать такие вещи в прошлом, но теперь годы все же брали свое. Что-то ее беспокоило, всерьез беспокоило...

Заверещал, как резаный поросёнок, домофон. Старая карга недовольно подняла глаза.

– Торт, - сказала она.
– Вы не можете сходить за торт?

Власов встал, старательно убеждая себя, что ещё пять минут он может потерпеть.

На пороге стоял тот самый рыжий парень-консьерж со здоровенной белой коробкой в лапах. Коробка была неловко перевязана каким-то шнуром.

– Торт "Киевский" пожалуйста!
– парень чуть сипел, видимо, был простужен. Фридрих про себя подумал, что отправлять на задание больного могут только в этой безалаберной стране.

– Простите, пожалуйста, - парень заговорщицки наклонился к Власову, - я посмотрел, что там... Мало ли, сами понимаете... Потом завязал, некрасиво получилось: тут ленточка была, вы уж извините...

Власов понимающе наклонил голову. Вряд ли старую Берту будут убивать бомбой в коробке, но порядок есть порядок.

– Оплачено?
– на всякий случай поинтересовался он.

– Всё в порядке, - шепнул парень, - я с курьером уже расплатился. За счёт заведения, - он подмигнул.

Тут у рыжего в кармане запиликал целленхёрер. Рыжие усы дрогнули.

– Ой, это мне... Извините, - он повернулся и побежал по лестнице, смешно перескакивая через ступеньки.

Власов захлопнул дверь - та закрылась с неприятным лязгающим звуком, как будто что-то проглотила, - и вернулся, держа торт за верёвку.

Старуха тем временем закончила с чаем и даже выставила блюдечко с печеньками, каменными даже на вид, и вазочку с каким-то полузасохшим вязким составом, то ли вареньем, то ли конфитюром. Выглядело оно так, будто варили его в прошлом столетии.

– Теперь вы откроете торт, я не могу это крутить- заявила она решительно.
– А я пока принесу тарелки и лопаточку, шобы накладывать.

Власов достал одноразовые перчатки и салфетку - ему совершенно не хотелось измазаться в креме.

Верёвки, которыми излишне старательный парень стянул торт, оказались неожиданно жёсткими и тугими. Власов повозился, стараясь развязать хитро накрученный узел, и в конце концов плюнул, достал "зонненбранд" и несколькими движениями рассёк путы. Потом аккуратно взял крышку за бока и поднял...

– Это есть нельзя, - сказала Берта Соломоновна, глядя на содержимое коробки. Она стояла в дверях с двумя тарелками в одной руке и серебряной лопаточкой в другой.

Фридрих позавидовал ее хладнокровию. Он отнюдь не был кисейной барышней. И, хотя летчикам война обычно представляется гораздо чище, чем пехотинцам, в Африке ему доводилось видеть очень скверные вещи. И все же он ощутимо вздрогнул, когда увидел, что было в коробке, и усилием воли подавил импульс тошноты. Женщине от такого зрелища полагалось вообще хлопнуться в обморок... впрочем, конечно, не с такой биографией, как у Берты.