Юдаизм. Сахарна

И рукопожатия (т.е. что-то физическое; зачем бы оно при «духовном уважении»?), и «подстригаем волосы», и надеваем мантильи.

Если бы не было «не окончательно» — не было бы культуры.

(на конверте полученного письма)

* * *

Что это, коварство или глупость — не понимаю: пока я боролся с хр... и «был за юдаизм», Мережковский, слегка упрекая за Христа, — был мне другом и необыкновенно ласков лично. Но едва от «евреев сейчас» я отвернулся и хотя в то же время хоть несколько стал повертываться к хр ,

он обрушился на меня со страшными укорами за хр и в энтузиазме

христианского усердия почти предлагает побить камнями (которые, впрочем, в литературе суть пробки). Всё — в газете «Речь».

И «Речь» такая христианская.

Очевидно, и ей больно, что Розанов не только нападает на Бердичев, но и на Христа.

Конечно, тут дело в Бердичеве и Гессене. Но каким образ, писатель с большим именем и памятью о себе в будущем, — рискуя всею последнею, ставит коренные слова идеи в зависимость от сотрудничества в мелкой газете, которая, конечно, никакой памяти в истории не будет иметь. Конечно, — не коварство, а глупость («чечевичная похлебка» Исава).

(11 сентября 1913 г.)

* * * 

Всегда перекрестится, что бы ни начинала делать.

(мамочка; едет к зубному врачу; 12 сент. 1913 г.)

— Я одна! Я одна!

Ни меня, ни прислугу не взяла (допустила поехать) с собою. А будут вырывать трудный зуб. Вчера уже вынули всю верхнюю челюсть (из ослабленной десны). Сегодня без всех верхних зубов, шамкает смешно губами и в первый раз я ее увидел старушкой, — молодой старушкой. Ибо настоящей старушкой мамочка не может быть: при всех страданиях, очевидно, чудное ее зачатие выносило ее на верх молодости.

Наша мамочка всех моложе. Оттого мне всегда с ней весело. И с нею ничего не боюсь.

Но эти смешные губы (шамкает) пробудили во мне новое чувство. «Мама-старушка». 23 года позади. Как изогнулась дуга жизни и после высокого горба падает книзу.

Но каждое утро мы, просыпаясь, протягиваем руки друг другу и, пожимая, — смеемся:

— Мамочка, мы здоровы!!

Никогда не думал. Никогда не надеялся. 31/з месяца не принимает ни digitalis, ни strophon, ни камфору, ни кофеин; ходит, ездит — и ничего.

Господь с нами. Я верю — Господь с нами. Я опять счастлив.

* * *

Хорошо. Великие события происходили. И великие чувства переживались. Синай дрожал. Иов страдал. И Давиду возливался елей помазания на голову.

Нет, больше: когда Авессалом вопреки воле царя был умерщвлен Иоавом, то Давид, получив весть об этом, «шел и, рыдая, говорил: О, Авессалом, сын мой! О, Авессалом, сын мой! Как бы я хотел быть мертв вместо тебя».

Но

КАК ВСЕ ЭТО ЗАПИСАЛОСЬ???

Не то же ли наше слабое, человеческое, обыкновенное, мое («Уед.». «Оп. л.»):

Иов прекрасно затрепетал и записал.

Давид прекрасно почувствовал и записал.

Моисей «испугался литературно» и, присев к камню, нацарапал на бараньей шкуре слова, которые Синод перепечатывает в «Синодальной Библии».

~

И я, последний, посыпаю пеплом голову, говорю:

 Как же давно зародился Гутенберг, и... перо... и чернильница.

Бедные мы человеки. Вот уж не «боги».

(14 сент. 1913 г., устав за счетами)

* * *

Дурака и «дураком» называют в глаза и бессовестного — «бессовестным», а он подводит в небо глаза и величественно не отвечает.

(наши «европейцы» в литературной полемике)

Beati роssidenter⁹⁰ .

(на извощике; 15 сент. 1913 г.)

* * *

 Он перекрестился на церковь и потом зарезал на дороге проезжего (возражение; «Власть тьмы»),

 Да, разбойник возражающий; но ты знаешь, что он и без «перекрестился» зарезал бы, и может быть бы, двух.

И что без «перекрестился» он уже никогда не оглянется, а теперь вспомнит...

Не всякий вспомнит, но некоторые вспомнят.

(курю на крылечке церкви; 17 сент. 1913 г.)

* * *

Побыл в церкви и чувствуешь, что день провел «как следует». Не побыл в церкви и чувствуешь, что «все как-то не так».

Из борьбы этого «не так» и «как следует» и сложилась «История церкви».

(курю на крылечке церкви; 17 сент. 1913 г.) (на улице, по сю сторону стеклянной закрытой двери)

* * *

17 сентяб. 13 г.

Конечно, «все человеку простить можно» (либерал-гуманисты); — кроме молитвы. Вот этого уж простить нельзя.

Нельзя простить религии. И я никогда не слышал ни одного либерала, который бы прощал человеку то, что «он помолился». Тут он неописуем — и в последней ярости.

(Стасюлевичи и Пыпины)

* * *

О болящих молится церковь ОДНА.

И об умерших молится церковь ОДНА.

Чего же тут спорить. Как можно.

(на паперти курю папироску) (17 сент. 1913 г.)

* * *

17 сентября 1913

Ставлю «на канун» две свечки: «Надежды», «Веры». Верочка умерла 45 лет назад (сестра). Надежда (мать) — лет 40.

«Давно бы забыл». Церковь напомнила своим обычаем.

Сыну и брату она напомнила, что он должен вспомнить, может вспомнить; проложила путь и создала форму для воспоминания.

ОДНА церковь создала ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ.

Помня «святых своих», она этим самым проложила путь к нашим «воспоминаниям» о покойниках.

Это еще от египтян, от пирамид, которые тоже — «Вечная память».

Как же спорить с церковью, как ее порицать.

Как смеют говорить о ней лютеране и Гарнак со своей «разумностью».

Что такое «память о покойнике». Это и не разумно и не неразумно, это — хорошо.

Это — возвышенно, истинно, благородно.

Это — то, что называют святым.

* * *

Удивительно, Чуковский почти исчез.

Почему?

Нет мыслей. Нет пафоса.

Как известно, он не чистой крови. И, должно быть, родители его были в ссоре. Потому насколько он «в отца» — не любит мать, а насколько «в мать» — не любит отца.