Юдаизм. Сахарна

Какое высокомерие и какое непонимание.

«Униженные и оскорбленные» — из удивительнейших произведений Достоевского.

И я всегда был безумно влюблен в этот его тон.

* * *

20.Х.1913

Где губы, там и лицо.

А сзади и целая голова, если даже невидима. «Днесь спасения нашего главизна»...

(за «Пропавшая невеста» Шерл. Холмса)

* Из «Религ.-фил. собр.», где вотировалось дело Бейлиса.

Но об этом раньше Розанова догадался, кажется, Египет.

* * *

20 октября 1913

Что прекрасно в наивном, то будет отвратительно в опытном, — вот чего не разглядел «Д » ⁹⁶ , — подражая своей матери⁹⁷ .

И она вошла в историю и будет иметь биографию, но его биограф заскучает матерьялом, — и он если войдет в историю, то — недоумением или кляксой.

Радикализм прекрасен в наивном. Но чуть «поумнее» — он начинает переходить в Азефа.

I

Ведь радикализм — отрочество, юность. Вечный радикал слова — это Писарев. В «деле» — это все герои «Подпольной России» (Степняка) и «последние могикане» — Мельшин, Анненский, Богучарский.

Мне приходилось близко знать Каблица («ходил в народ»): лучшего человека я не знал, и, в сущности, это был идеал человека. Когда-нибудь новый Шиллер создаст русского Маркиза Позу из Дебогория или Каблица.

Есть точки и линии, которыми они стояли неизмеримо выше «людей 40-х годов». Удивительное в них было: реализм, трудолюбие, простота, естественность, грубоватость манер и тона, прикрывающие неизъяснимое благородство и любовь (нежность) к человеку.

В сущности, ни Тургенев, ни Достоевский этих «ходебщиков» в народ не передали; не говоря уже о высокомерном Толстом («граф» и «не занимаюсь» — к тому же «святой»). Они, в сущности, переданы только в замечательных «Записках» Дебогория, которые совершенно параллельны по правде и по чистоте «Сказаниям инока Парфения» и «Запискам»

А. Т. Болотова, — и также характеризуют нашу историю, характеризуют полосу в ней. Судя по личному знакомству с Каблицем, эти «Записки» (Дебог.) совершенно точны и «с подлинным верны».

«Уголок» этого я еще видел в 1876—77 гг. в Нижнем.

Но уже в Университете (Москва) я их совсем не видел: там (у медиков) была водка, публичный дом, длинные нестриженные волосы, «дай взаймы денег» и бесчеловечная ругань «Московских Ведомостей» и правительства. Гул и бестолочь сходок. В этой «красе» уже разгуливал Желябов. Пока позднее всех не повел на убой Азеф.

II

Действительно замечательно (указал Меньшиков — «читайте Библию»): родоначальник еврейского племени богател через жену свою. Уступая ее фараону и ханаанскому князьку, — уступая не на ночь, бурно и не поборов обстоятельств, а уступая «на сколько хочешь» и сам войдя в Египет и зная предварительно, что там такие нравы. Это спокойствие к судьбе жены — поразительно. И после того «лёжаную» он берет опять ее к себе. Какая-то нечистоплотность и небрезгливость.

Что это? Случай? Но почему такого избрал Бог, когда было много «не таких»?

Поразительно. Загадка.

Бог (Иегова) его нисколько не упрекает за это, не укоряет. «Как ничего не было». Этот грех ему Бог (Иегова) явно не вменил ни во что.

Вообще «m'esaliance»ов нет в Библии, а есть факты. Живут со служанками (Иаков) — и ничего. Даже тесть (обычная ревность за «честь» дочери) не укоряет⁹⁸ . Лот имел сношение с дочерьми — и опять ничего. «Факты, батюшка, факты!» Библия вся есть книга фактов без утайки чего-либо.

Была ли тогда «совсем другая мораль», чем теперь? Но ведь Библия — не книга этнографии, а книга божественных откровений, которые вечны и перемениться не могут. Не показывает ли это, что «Божие» и «религиозное» лежит совсем вне плоскости «VII заповеди», пришедшей через века потом и которая начертана «в хвосте» предписаний, — ниже «соблюдения праздников» и «почитания родителей». А «пожелание жены ближнего» даже поставлено позади клеветы и злословия.

Что же над нами все трясутся с «VII», выдвигая ее, — решительно выдвигая, — на первое место, как какое-то новое «Аз есмь Господь Бог твой». Да это («VII») просто пустяки. «И так, и этак можно» — не теряя любви Божией к себе, не переставая быть очень религиозным человеком.

III

Истории с Авраамом и Иаковом как будто показывают, что Б. вовсе не вмешивается в личную жизнь, в «наши любовные истории и ход их», а наблюдает лишь космологические законы, и в данном случае — первый: чтобы Земля, еще пустынная, была населена. Отсюда-то проистекает колоссальная свобода «лица» в Ветхом Завете. У нас как «закон Божий» — сейчас стеснение, узкое платье, везде жмет; там «закон Божий» — и ширь, простор, «халат», если не «нагишом». Во всяком случае, «полная естественность»...

* * *

20 окт.

Как же все это произошло?..

А очень просто.

На «Птичку Божию», в которой 16 строчек, Венгеров написал замечательные «Критико-Биографические замечания». Ему возражал Аничков, изложивший «Мысли в дополнение к Сообщениям Венгерова». Игнатов из Варшавы, зоолог, написал: «О птицах и поэтах», что вызвало отповедь Горнфельда. Все это очень остроумно опровергал Сакулин. И наконец, ко всему Овсянико-Куликовский, академик, написал «Историческое обозрение споров о Пушкине и о птичке».

По истечении достаточного времени все это затвердело и стало спрашиваться на экзамене.

Когда же отвечающего на экзамене спрашивали:

 О чем вы говорите? То отвечали:

 Я говорю о Сакулине (один).

 Я говорю об Овсянико-Куликовском (другой).

 Я говорю о Венгерове (третий).

И когда спрашивали:

 А «Птичка Божия»?

Тб все три недоумевали и говорили:

 Мы об этом никогда не слыхали.

Так постепенно произошло забвение Ветхого Завета и Нового и о чем там говорится.

(ночью в постели: «богословие» Григория Петрова, Мережковского и прив.-доц. Дух. академии Петропавловского; тоже проф. Троицкого)

* * *

Как произошло, что профессора Духовной Академии не помнят Ветхого и Нового завета?

...Мелкий бес нас водит, видно, И кружит по сторонам.

Как же это, в самом деле, могло произойти? А произошло.