Юлий Ким

18

Вот еще одна повесть из жизни: Граф княгиню одну полюбил. И хоть был он большой керосинщик. Он женился и пьянку забыл. Но она оказалась дешевка И хоть с кем, даже с братом жила. Но настала война. Заразилась она, И он в Бога поверил тогда.

19

Да, я слушаю… слушаю… слышу… Нет, конечно… Ну что вы… Вчера… Николая, Петра… Нет, не Мишу… Мишу позже… Сначала Петра… Да, спасибо… Не нужно… Оставьте! Попрошу ко мне в душу не лезть! Кто сказал «пятьдесят»? Почему «пятьдесят»? Двести семь — ШЕСТЬДЕСЯТ — двадцать шесть!!!

20

Это танго — полет бумеранга: Вдаль к началу — и вновь на финал. Это песнь о стране Чунга-Чанга, Бесконечного детства вокал. Как яранга в низовиях Ганга, Это танго смешно и пестро. Но бывает на миг — Как змеиный язык Танго тонко и вместе остро!

21

Я прошу вас, Лариса, Глафира, Умоляю, считаю до трех: Отречемся от старого мира! Отряхнем его прах с наших ног! Ты, Лариса, поди за Бориса. Ты, Глафира, езжай на Кавказ — И тогда этот мир Будет заново мил, А не так безобразен, как щас.

22

— Д'Артаньян, вы дурак, извините! — Де ла Фер, но и вы сам дурак! — Понапрасну вы шпагой звените! — Больше вы не попьете коньяк! — Где мадам Бонасье, д’Артаньяша? — А кто предал жену палачу? — Я прощал сколько мог. Но последний намек Не прошу! Ни за что не прошу! — Я прощал до сих пор, Но последний укор Я ударом клинка возмещу! — Я прощал, как умел, Но всему есть предел, И за это я вам отомщу! — Но имейте в виду — Я и здесь превзойду: Все прошу и спокойно уйду.

23

— Начинаю: Е2 — Е4. — Продолжаю: Ж7 на Ж5. — Против денег часы золотые. — Принимаю. — Прошу продолжать. — Предлагаю посильную жертву. — Принимаю, хотя и не рад. — Что поделаешь, Поль: Мой бубновый король Объявляет вам рыбу и мат.

24

Дайте Баунти! Баунти! Баунти! И другие подайте плоды! Дайте радио! Видео! Ауди! Каждый раз! И во время еды! Дайте Стиморол! Стиморол! Стиморол Защищает с утра до утра! Дайте нам Блендамет! Педдигри! Киттикет! Дайте все, что для полости рта!

25

И еще одна повесть из жизни: Граф графиню свою разлюбил, И всю жизнь с ней мечтал разойтиться. Но все не было нравственных сил. Чуть бывало возьмется за посох. Как она уж опять с животом. Только будучи стар. Он свое наверстал И ничуть не раскаялся в том.

26

Всю-то жизнь я дурачился с песней. Бегал, прыгал, играл в чепуху. Называть это дело профессьей Как хотите — никак не могу. Я пложу свои песенки лёгко. Не хочу я их в муках рожать. А что деньги дают Как за доблестный труд — То не буду же я возражать!

27

— Я хочу рассказать тебе поле. — Что вы, сударь, пристали ко мне? Потому что вы с севера, что ли? — Шагане ты моя, Шагане, Хочешь, я расскажу тебе Фета? — Из Бодлера просила бы я. — Я могу и Рембо. — Ах, не все ли равно? — Шагане ты моя… — Я твоя.

28

Проходя по житейскому морю, Пять сердец я разбил дорогих. Правда, если бы я не разбил их. То разбил бы четыре других. Все равно, брат, вались на коленки И тверди, подводя результат: «Виноват. Виноват. Виноват. Виноват. Виноват. Виноват. Виноват!»

29

Как прекрасна мозаика жизни. Хоть и логики как лишена! Как луч света в вертящейся призме. Так дробится и брызжет она! Не ищите порядку и связи. Проповедуйте горе уму, А когда черный кот Вам тропу перейдет. Перейдите ее же ему!

30

Вот идет Александр Твардовский, С ним Островский идет Николай. К ним подходит поэт Маяковский: — Как пройти на бульвар де Распай? — Нет-нет-нет, мы московские люди, Ваш Париж для нас город чужой! — А он молча стоит. Непричесан, небрит, И глядит с непонятной тоской.

31

— А скажите, Раиса Петровна, Где вы брали такой крепдешин? — Это было у синего моря, Где струятся потоки машин. — И почем же платили за метр? — Это дорого мне обошлось. — А у нас креп-жоржет Расхватали чем свет. — Не могу это слушать без слез…

32

— До чего хороши пьесы Кима! — Да, и песни весьма хороши. — Да, но пьесы поглубже, вестимо. — Да, но в песнях побольше души! — Да, но главное — драматургия. — Да, но чем же он плох как поэт? — Да, действительно, но Нужно что-то одно. — Да, конечно, но, думаю, нет.

33

Беспорядочно перечисляя Что на слух и на глаз попадёт. Обернёшься назад — мать честная! И опять воспаленно — вперёд! Чуть за здравым погонишься смыслом. Лезет в очи какая-то муть! Хочешь прямо на юг — Получается крюк, Называется — творческий путь.

34

Это танго — оно вроде танка: Напролом так и лезет и прет. Безобра-, беспоща-, без остатка Давит траками все напролет. Как безумые воют тромбоны. От гитары спасения нет! Хоть среда, хоть четверг — Господа, руки вверх: Начинается новый куплет!

«НЕДОРОСЛЬ» первый русский мюзикл

Вокальные номера к спектаклю по пьесе Дениса Фонвизина «НЕДОРОСЛЬ» (1969)

Да, вот так, и никак не менее чем, величали иные театральные критики спектакль Саратовского ТЮЗа, поставленный Леонидом Эйдлиным по фонвизинскому Недорослю» в 1969 году. Сам Эйдлин называл это «комедия на музыке», что была истинная правда — но мы с ним и от «мюзикла» не открещивались.

Нет, наверное, в русском репертуаре такой пьесы, какую бы наши режиссеры еще так обходили за три версты, как Недоросль». Один Оскар Ремез, известный московский режиссер и педагог, решительно утверждал, что Недоросля» можно и должно ставить безо всяких сокращений — особенно и именно тех мест, где Фонвизин учит жить, высокопарно и скучно. Эйдлин же считал, что всю эту высокопарщину никакой искусностью не одолеешь и, следовательно, молодой зритель побежит из театра, не дожидаясь финала, — и пошел на сокращения без долгих раздумий. А чтобы бессмертная комедия обессмертилась еще более, он решил сделать ее музыкальной. И для этой цели позвал в помощь меня.