Юность в Железнодольске

Началась подготовка к 24 годовщине Красной Армии. Создаются фронтовые бригады.

Возник термин г в а р д е е ц т ы л а.

22 января

В годовщину смерти Ленина состоялась встреча женщин-производственниц с домохозяйками: сильная нужда в рабочих руках.

25 января

Заносы. Нет вагонов для отгрузки металла, нет платформ для приема чугуна с разливочных машин. Нехватка угля. Запасы железной руды составляют лишь четвертую часть нормы, доломита нет совсем, известняка — только десятки тонн, раскислителей — в обрез.

Из-за недостатка угля коксовые печи шли на аварийном уровне, недодавая кокс домнам, а газ — мартенам. Уменьшилось производство чугуна, недополучали доменный газ мартены и нагревательные печи проката. Из-за недостатка газа начался перевод мартеновских печей на жидкое топливо.

11 февраля

Отправили на фронт подарки. Созданы курсы инструкторов сельхозработ. Токарь Таня Захарова на расточке магнезитовых стаканов выполнила за смену 10 норм. Сталевар Затонов сварил плавку раньше на 3 часа 30 минут. Прибыли автомобильные батальоны для перевозки марганца.

15 февраля

Сегодня израсходован государственный резерв угля, вообще топлива, сырья.

С 15 февраля по 1 марта не работало девять мартеновских печей, 1 блюминг, 2 прокатных стана. Острее всего нехватки угля отразились на коксохиме. Там инженеры работают над организацией производства нового продукта «антрацена-2».

Несмотря на тяжелое положение в сталеплавильных цехах, инженер Струмилин вел экспериментальную работу по изысканию и созданию новой марки броневой стали для танков «KB», которая при отличном качестве содержала меньше дефицитных никеля и хрома, чем уже известные марки броневой стали.

1 марта

Уезжаю на фронт. Вел летопись инженер техотдела комбината Бургасов А. Л.

Я достал из тумбочки стеклянную чернильницу и латунную ручку, записал: «4 марта. Запись ремесленника Сергея Анисимова. Производство антраценового масла пошло. Увеличен выпуск сахарина. Сегодня я пил на нем чай. Сладко, но приторновато. Домна № 2 во главе с мастерами Кукурузиным, Шивкоплясом, Будановым за февраль осталась на первом месте по стране.

Пишу дома у Вали Соболевской. Я люблю ее. Она самая заманчивая девчонка на свете!

Сейчас литр молока стоит 8 червонцев, круглая хлебная буханка — 260 рублей, кирпичик — 170».

Глава шестая

Разве это тайна? Оказалось, что Галину Семеновну оставили в депо на другую смену. Под вечер оттуда прибегала рассыльная и передала, что Галина Семеновна просит кипяченого молока: в прошлую смену она промокла до нитки, и теперь у нее саднит в горле.

Валя закатала в пуховый полушалок бутылку с молоком и затолкала в сумку под какой-то пухлый сверток. Я предположил, что в этом свертке находится белье. Стало быть, придется ждать, когда Валя помоется в душевой.

Я был разочарован. Ждешь чего-то невероятного, волшебного, а на поверку — такая постнятина, такая тусклота, такая обыденность, что душа стынет от скуки и безнадежности. Неужели всегда так: мечты прекрасней жизни?

— Сережа, ну, поделись... Что ты интересное вычитал?

Мы шли около ограды детского сада, я наотмашь бил кулаком по ее стальным, позвончевшим от стужи прутьям. Поблизости от клуба железнодорожников, который отдали под общежитие, играли в чехарду долговязые подростки с Украины. Я вспомнил Кланьку Подашникову. Она давно не кастелянша: кочегарит на паровозе «ФД»; по-прежнему рядится мужчиной и стрижется у Мони «под бритый бокс». Парней из духового оркестра позабирали на фронт, теперь она за дирижера в клубе НКВД. На геликоне играет секретарь-машинистка Лера, Кланька водит ее в кино и называет невестой. Странно, почему Кланьку прельщает эта нелепая роль. Столько лет в одном и том же придуманном для себя спектакле — и ей никак не надоест?!

— У очень занятной старушки я купила подшивку газет и летопись, — не дождавшись моего ответа, сказала Валя. — Я говорю: «Нельзя же продавать летопись». Отвечает: «Куда она мне? К сестре еду. У нее куча детей. Что ни привези, все изрежут, испишут, изрисуют. Окромя — в деньгах нужда. У моего сынка были книги да газеты да эта летопись. Библиотеку оптом продала, газеты допродаю. У сестры летопись прахом пойдет. Они — прячь не прячь — найдут... На базаре, глядишь, к любознательному человеку попадет. Он ее сохранит, опосля, мож быть, в дело произведет». Я обещала сохранить... О тебе подумала: «Сережу заинтересует». Ты как будто мои мысли угадал. Про моего папу ничего там нет?

— Я читал не подряд.

— Вдруг да в ней записано, куда папу отправили и с каким революционным заданием.

— Мало вероятности.

— Почему?

— Если бы летопись велась от государства... Ее вел инженер Бургасов, от себя вел. Никто бы ему не доверил такой секрет.

— Земля слухом полнится.

— Что по-тайному делают, то до слуха не дойдет. Соблюдается бдительность.

— Против бдительности я не спорю. Но мы-то должны знать о своем отце.

— Зависит от задания.

— Больно уж скрытно.

— Революционеры всегда жертвуют.

— Им легче: они знают, ради чего... Мы-то точно не знаем.

— Я сочувствую тебе всей душой. И вообще вашей семье. Но мы ведь обязаны думать обо всем народе, обо всем земном шаре. Я вот почитал в летописи... Люди понимали, что строят и зачем строят, но они не знали, что строительство завода так трудно будет даваться. Таких великих строек, может, и не было. И тяжелых тоже. Отец Ваньки Затонова говорил. Я, мол, сроду не видел, чтобы крестьянин нагрузил на бричку огромный воз сена и погнал коней рысью иль галопом. Воз бы свалил, коней покалечил, сам, пожалуй бы, убился. Однако в эпоху индустриализации мы карьером мчались с огромным возиной. Все в пути было: оглобли ломали, колеса соскакивали, лошади летели в тартарары, зато цели мы достигли. Немец бы до нас уже пропорол, кабы на Урале да в Сибири не понаставили металлургических заводов.

Вахтер, стоявший в проходных воротах, жил в бараке Соболевских. Он пропустил Валю на территорию комбината. Железнодорожное пространство, где до войны обычно скапливалось много груженых и порожних поездов, теперь было свободно: сырье, необходимое домнам, мартенам, коксохиму, прямо «с колес» шло в дело, а продукция без промедления и беспрепятственно отправлялась к месту назначения, — на заводе был путь, возле которого всегда горели зеленые светофоры.

Нам не пришлось пролазить под вагонами, и мы быстро, подгоняемые студеным ветром, добежали до паровозного депо.