Юся и эльф

Попытки добраться.

Попытки добиться большего, чем удавалось наставнику… власть над нежитью и идея, что власть эта может стать абсолютной. И кто тогда рискнет связаться с человеком, что способен подчинить себе любую из проклятых тварей, не говоря уже о том, чтобы превратить живого в эту вот проклятую…

Я закрыла глаза.

И открыла.

— У них не получалось, верно?

— Они пытались выделить преобразующее вещество из крови, но да, ее было слишком мало.

— И тогда… я, да? Или нет, я появилась раньше… моя мать… тоже часть эксперимента? То есть… — я замотала головой. — Подожди, но есть ведь Грета… и тогда он убил ее не сразу.

Легкий наклон головы стал ответом.

— Демоны воспринимают время иначе, хотя и отличаются некоторой нетерпеливостью. А люди и вовсе умеют ждать… и знают, что есть месть. У него получилось убедить твою мать в собственной невиновности. В том, что он лишь пытался уберечь возлюбленную от глупостей, беременные ведь ведут себя странно, а она была слаба… он внушил чувство вины.

— Откуда ты знаешь?

— Как оказалось, во мне кровь демона проявилась чуть иначе. Не знаю, оттого ли, что матушка была из Пресветлого народа или просто так совпало, но я слышал его, как слышу демона или тебя. Ты мне нравишься. И я не стану тебя убивать, если это волнует… и не только тебя. Я благодарен леди… и я оставил ей картину. Она поймет. Она… если бы я не был демоном, — он сгорбился, и плечи вздулись, будто готовые выпустить крылья. — Что до твоей матери, он играл ею. А наигравшись, бросил… и сделал так, что она сломалась. Внутри. Люди хрупкие. А он умел делать больно.

— Я…

— Ты тоже стала частью игры. Нужно. Но не настолько, чтобы держать рядом. А может, причиной клятва, которую он когда-то дал? Клятвы людей убеждают… и накладывают ограничения.

Что ж, хотя бы на это у матушки хватило ума.

И сил.

И… и не знаю, как я бы повела себя на ее месте.

— Когда ему надоело смотреть, он убил ее… он знал, что зелье не готово, что преображение пойдет… неверно, но все одно провел эксперимент. Он был рядом с ней все время. И не просто был. Он рассказывал ей о своем прадеде. И о его удаче, как он полагал… о собственных планах, которым для воплощения не хватало малости. У него был череп того несчастного младенца, но сила его почти иссякла, тогда как рука оставалась недоступна. Он рассказал, кто должен будет забрать эту руку… ему нравилось мучить. Всех. Я ведь помню, что он говорил моей матери. Как разжигал ее ненависть ко мне… и что потом говорил уже мне, не зная про мою эту память.

Ошибся.

Все ошибаются.

Великие некроманты тоже.

— Глен? Его ты зачем убил?

— Ничтожество, — раскаиваться Ниар определенно не собирался. — Жалкий человечишко. Трусливый. Готовый приспосабливаться, и не важно, к чему… ему было велено сбежать, он и сбежал. Его отправили присмотреть за тобой, ибо ты вдруг изменилась.

— Я?

— Ты, — эта улыбка была безумно ласковой. — Ты связалась с тем, кого твой отец полагал до крайности неподходящей компанией. И вдруг перестала быть жалкой, ничтожной, годной лишь для того, чтобы зачаровывать крестьянские амбары от мелкой нежити.

Жалкой?

Я никогда… и ничтожной тоже. У меня была просто обыкновенная жизнь. Не слишком любимая работа, так ведь полно людей, которые обыкновенно живут и мирятся с нелюбимой работой. Почему сразу… или… прав он.

Во многом.

— Эта тварь должна была убрать помеху, — Ниар кивнул на Эля. — Там, на празднике… и супруга передала ему яд. Хороший яд. Такой, с которым не справится, даже если ты благословен существом иным… и обвинили бы тебя.

Обвинили бы.

Верю.

Особенно, если бы нашлись доказательства, а они, чую, нашлись бы…

— Наш отец не выдал бы тебя эльфам, но…

…и среди людей я не прожила бы долго.

Как бы я поступила?

Что бы испытала?

И… и что бы я ни испытала, он сумел бы обратить это себе на пользу. Дышать стало сложнее, и Эль, чувствуя это, осторожно погладил меня по плечу.

Утешал.

— Он предложил бы тебе откупиться. Или стать частью плана, раз уж у тебя получилось выжить при встрече с Хранителем… и ты бы согласилась.

Думаю, что да.

Если бы Эля не стало, я бы… я, наверное, на многое согласилась. От боли. Из мести. И просто из нежелания жить дальше без него. Раньше я не понимала, как возможно такое, глупостью казалось. Как же… я ведь сама по себе.

Всегда.

И вот больше не сама, и это больно, страшно, особенно от понимания собственной уязвимости, и все одно иного не хочу.

Я… я больше и вправду не сама.

Ниар улыбнулся, будто… понял?

— Спасибо, — только и сказала я.

Я ведь полагала Глена засранцем, но безобидным и даже полезным.

— А те… из подвала?

— Их отправили, чтобы понять, на что ты способна, — Ниар посмотрел в окно. Солнце уже коснулось крыш и даже провалилось сквозь них. Где-то там, за городской чертой, оно медленно тонет в вязких водах реки, в которой слишком много мусора, чтобы осталось место чему-то. — И чтобы убедиться, что… ты действительно ее получила.

— Руку… демона?

— Да.

— А если бы…

— Он ведь тоже связан. Он пусть и не слышал, этот демон научился благоразумию за прошедшие годы, но эхо донеслось… в том числе эхо преобразований.

И отец понял, что я знаю… в общем, много знаю, много умею, но гордиться этим не выйдет.

— Мне понравилось, что вы сделали с кладбищем, — он не издевался, Ниар, который был врагом. Или не был? Он не лгал, сказав, что не станет убивать нас, но для чего он пришел. — Я слышал… эхо. И это было прекрасно. Я говорил… и я понял, что должен сделать.

— Что?

— Говорю же, помочь.

— Что с отцом. Он…

— Не всегда преобразование идет гладко. Он все-таки добыл нужную ему кровь.

— Как?

Ниар молча закатал рукав. По бледной коже его змеились шрамы. То есть, в первое мгновенье я решила, что это шрамы, но… они шевелились, будто живые.

Они и были живыми.

— Это же…

— Управлять тхарком у него, мягко говоря, не совсем, чтобы получается, — Ниар повернул руку, и шрамы поспешно поползли к локтю, свиваясь причудливыми узорами. — Я оказался сильнее, но все же не настолько, чтобы избавиться от него.

Тхарк.

Тварь, родом из Смутного времени, которую многие полагали вовсе вымыслом. Страх рождает чудовищ, так, помнится, писал благородный Аквилион Игнасийский в том самом «Бестиарии тварей несуществующих».

Шрамы замерли.

И ушли в тело. Кожа разгладилась, будто ничего-то и не было, а Ниар запрокинул голову. Он прикрыл глаза, и показалось, что того и гляди уснет. Устал ведь. Случается.

Только черты лица слегка заострились.

И дыхание его вовсе не было ровным.

Сколько он носит тварь в себе?

Тхарк.

Тень от тени. Тьма от тьмы. Обитатель заброшенных городов и древних могильников, которые поставлен охранять. Почти разумный, живущий вечно, если верить свидетельствам тех, кого Аквилион Игнасийский не стеснялся высмеивать, говоря, что среди всех, с кем беседовал он, ни один-то человек не видел тхарка собственными глазами, но почти все знали кого-то, кто точно был знаком с тем, кого тварь сожрала.

…и выбрать след раба молодого и крепкого здоровьем, такого, чтоб не было в нем ущерба телесного, и связав его поместить в могилу, заботясь о том, чтобы был он жив и живым оставался все время, пока длится ритуал…