Юся и эльф

Демон молчал.

То ли сам не знал, то ли поверить не мог, что я и вправду решилась. Понимаю. Я сама не могла. Вот через не могу и чертила треклятую пентаграмму, что раскинулась от двери до подоконника, мягко намекая, что гостей в ближайшее время принимать не стоит.

Мало ли.

Я с раздражением сунула перо в чернильницу, содержимое которой стоило мне двух дней, нескольких десятков золотых монет и изрядной толики нервов. Никогда-то не отличалась я любовью к работе нудной и требующей сосредоточенности.

— Мы можем и не делать, — заметил Эль, в котором вдруг очнулась вся мудрость эльфийского народа и выразилась в том, что в последние дни муж стал тих и незаметен.

— Договор.

— Можно нанять исполнителя.

— Ага, папочку… о нем, к слову, ничего не слышно?

После той треклятой ночи прошла неделя. И эта была подозрительно тихая неделя. Дождь и тот прекратился, будто не желая участвовать в творимом безумии.

Знаю, в городе говорили о кладбище.

О мертвецах и некромантах, что этих мертвецов пытались упокоить, но не вышло… о гнезде грызлов, которые вдруг очнулись и выбрались на старых складах. И стае мелкой изгрызи, что сцепилась с грызлами, пытаясь защитить колонию.

Повезло.

Городу.

Склады спалили, а пепел заморозили. Так, на всякий случай. Слухи же… слухи пошли самые разные. Аль их собирал, но то ли неумело, то ли волновать меня не хотел, однако были они на редкость скучны, можно сказать, лишены фантазии.

— Болеет, — Эль присел на корточки у двери. Он наблюдал за мной, и я спиной ощущала и его взгляд, и беспокойство, и желание немедля запретить мне творить глупости. И понимание, что ни к чему-то хорошему запрет не приведет, ибо демон здесь, хотя и частично.

А еще договор.

И мое весьма суицидальное стремление его исполнить.

Жидкость стекала с пера ровной нитью, ложилась на дерево и впитывалась в него моментально. Полы менять придется. А лучше сразу дом, хотя… полы дешевле выйдет. Нам к вечеру обещали пыльцу фей доставить, а с ней пяток иных, не менее извращенных — вот какое феи к демонам отношение имеют? — ингредиентов, без которых ритуал, если и пойдет, то вовсе не так, как нам хотелось.

— И чем?

— Согласно официальной версии, его крепко грызлы помяли.

— Ага…

— Но опасности для жизни нет.

— Угу.

Я замкнула линию первого контура и смахнула пот со лба. Оставалось еще три, включая руны, которые следовало выписывать особо аккуратно, ибо договор договором, а возможность подгадить демон не упустит.

Он оскорбился, но как-то… вяло.

Да и вовсе в последнее время демон вел себя не совсем так, как полагалось существу могущественному и при том весьма близкому к обретению свободы.

Заболел, что ли?

И если так, то что делать?

…целителя?

Это он шутить пытается? Если так, то хорошо, значит, живой, а с остальным как-нибудь сладим. Может, он тоже волнуется. Шутка ли, столько лет существовать между мирами, да… это не жалость, нечего оскорбляться. Между жалостью и сочувствием есть разница.

Мне тетушка говорила.

Тетушке я верю.

Второй круг, как ни странно, дался легче первого. То ли рука вспомнила изрядно подзабытый навык, то ли просто приспособилась. В конечном итоге ничего-то сверхсложного в нынешней рунописи не было. Много? Это да. Сложно… мастер Гримм, помнится, весьма любил давать что-то этакое, хитровывернутое, чтобы с двойным подтекстом и особым начертанием надстрочных символов.

Да…

Я выдохнула и, оглядев круг, — мастер Гримм не сказать, что похвалил бы, и отнюдь не из-за полной незаконности его, но в силу некоторой кривоватости и неоднородности толщины линий — почесала кончик носа.

— Не получилось? — встрепенулся Эль.

— Если бы…

Круг, конечно, был далеко не шедевром искусства начертательной магии, но все же грубых ошибок я не видела, а некоторая неравномерность толщины линий была вполне допустима. Руны и вовсе удались.

— Еще нужно. Кое-что…

И желательно, до заката, ибо чем меньше временной разрыв в нанесении пентаграммы, тем лучше. А потому, если не успею, работать придется ночью. Ночью же вершить ужасные деяния, как говорила, не слишком удобно.

И встав на четвереньки, я продолжила неблагодарное свое занятие. Колени заныли, спину заломило, а в голове мелькнула мысль, что нелегко приходится злодеям.

И дорого.

И муторно.

И вообще… руки вон дрожат, пальцы едва ли не судорогой сводит, а может, именно ею. Глаза слезятся. Чернила, обретая силу, меняли цвет, а заодно уже начинали пованивать.

Хорошо так пованивать.

Напоминая, что основной компонент — подхвостовые железы водного урраха, твари медлительной, туповатой, но способной отравить среднего размера озеро. Этими вот самыми выделениями.

Зрелыми.

Судя по тому, что слезы просто-таки катились по щекам, мои железы были очень даже зрелыми.

Но я сумела.

Я дописывала последнюю руну, когда в дверь постучали. Вежливо так. Настолько вежливо, что дверь сразу захотелось запереть еще на один засов, а лучше и подпереть. Вон, хотя бы столом. Он тяжелый, дубовый, аккурат подойдет.

Но я закрыла флакон с остатками чернил.

Поднялась. Мышцы неприятно тянуло, напоминая, что тело человеческое плохо предназначено для стояния в одной позе.

— Открывай, что ли, — сказала я Элю, который дернулся было руку подать, но остановился у внешнего круга. Вот и правильно. Нечего по самодельным пентаграммам, которые, может, не до конца просохли, лазить.

— Уверена?

— Уверена, выбора у нас особого нет, — я добралась-таки до окна, что было непросто. Темные линии на дереве влажно поблескивали, словно намекая, что, стоит коснуться и мигом размажутся, лишая и труды мои, и день нынешний всякого смысла. Ступать приходилось меж линий. А ноги двигались неплохо.

Вонь усиливалась.

И обретала, так сказать, полноту. Кажется, я начинаю понимать, зачем в курительные смеси, которые полагалось возжигать в процессе вызова, добавляли розовое масло, розмарин и три капли настурциевого эльфийского настоя.

Чтоб не задохнуться от этой вони.

Окно открылось, впустив ветер, который вонь слегка разбавил, вернув возможность дышать. Подумалось, что соседям аромат точно не понравится. А потом, если это потом будет, придется менять не только пол, но и стены.