За голубым сибирским морем

— Куда вам?

— А вы в кулечек. У меня ничего с собой нет.

— Ничего нет — подставляйте карман.

— Да нет вы уж заверните.

— Бумаги нет. Подумаешь, антилигенция!

Богунцов ссыпал орехи в карман. Но на другой день в обкоме состоялась беседа с работниками торговли…

А в деревнях как! Предшественник его, бывало, прикатит в колхоз, к председателю: «Ну, как у тебя…» Выслушает, даст «указания» и — был таков. А этот нет! Сначала побывает на полях да на фермах, с колхозниками посоветуется, а то и чайку с ними попьет, потом собирает правление колхоза и спрашивает: «Почему же у вас, товарищи…» И учит, и учится.

Это — совсем иное дело!

…Интересно, как он нас встретит? Богунцов…»

Вдруг никелированная тарелочка над дверью брызнула коротким звонком и умолкла.

Девушка тут же вернулась и пригласила журналистов в кабинет.

3

Богунцов встретил Шмагина и Грибанова приветливо, как старых знакомых.

— Здравствуйте, здравствуйте, грозные газетчики. И вечером от вас покоя нет. — Он говорил и смеялся. На верхней губе у него двумя столбиками чернели усы, и когда он улыбался, усы топорщились, и лицо его становилось еще более простым и добродушным.

Потом стал серьезным, посмотрел на журналистов, сказал:

— Ну, слушаю вас. Что случилось?

Когда Павел кончил объяснять содержание статьи, Богунцов спросил Шмагина:

— А вы как думаете? Со всем согласны?

— Безусловно. Грибанов прав. Могу только дополнить. В музее есть кирка, лопата и тачка. Это — орудия древности. Есть и шахтерский обушок. А где врубовка и другие шахтерские новинки, где драга? Это же пловучая фабрика, целое предприятие! Не показывают, даже рисунка не вывесили.

— А по строительству, — подсказал Павел.

— Да, вот по строительству. Мы почти ежедневно печатаем информации: в Хилкове построен Дворец культуры, в Нарымской — стадион, в Дульдарге — школа, а какие вырастают предприятия, рабочие поселки. Колхозы создают водоемы, разводят фруктовые сады. Музей — ни гу-гу.

— Правильно, товарищи, правильно. В нашем городе — море огней, заводы! И это на месте грязного, купеческого городка. Покажи-ка это в музее — душа запоет. Недаром же наши добрые соседи — китайцы говорят: охраняй прошлое, но знай новое.

— О нашем городе в статье тоже есть, — вставил Грибанов.

— Значит, редактор отказывается публиковать статью? — переспросил Богунцов.

— Видите ли, дело не только в нем, — заговорил Грибанов. — Сам редактор, пожалуй, опубликовал бы ее, но помешала консультация. Со Щавелевым он советовался.

— А-а! Почему же вы раньше не пришли, не рассказали?

— Надеялись, — ответил Шмагин, — думали, уж раз работник обкома…

— Да и в обкоме работники бывают разные. Здесь ведь не боги сидят — простые люди.

— Это не все. У нас еще один вопрос — Шмагин посмотрел на Павла, потом на секретаря обкома. — Вопрос очень серьезный. Грибанова решили перевести в отдел пропаганды.

— Перевести? Позвольте, на бюро вас когда утвердили? — обратился Богунцов к Павлу.

— В мае.

— Полгода работы — мало. Пропаганда — дело важное, но кадры — не шахматные фигурки. А как вы сами-то?

— Несогласен. Но они настаивают.

— Кто?

— Ряшков и Щавелев. Уже приказ подписан.

— Гм…

Он поднял трубку и попросил соединить его со Щавелевым. Шмагин и Грибанов переглянулись.

— Вениамин Юрьевич? Прошу зайти на минутку. Да, да, — Положил трубку, встал. — Тут и мы виноваты. За дело поругали нас на пленуме. Конечно, сейчас, после войны, самое главное — восстановить хозяйство, укрепить и развить дальше экономику. Но эту задачу не решить без усиления идеологической работы. Мы сами допустили ошибку. Давайте вместе исправлять положение. Вскрывайте недостатки и не стесняйтесь. Смелее выступайте. Вот с рудником у вас хорошо получилось. Сегодня из министерства получили сообщение. — Он открыл папку, порылся в бумагах, взял одну из них. — Вот слушайте: «Учитывая особенности залегания руды, поддерживая инициативу передовых горняков, о которой говорят материалы местной печати, построить на Бурканском месторождении разрез, добычу руды вести в дальнейшем двумя способами: подземным и открытым…» Видите как.

В это время обитая дверь бесшумно растворилась. Грузно шагая, вошел Щавелев. Прошел к столу, с беспокойством посматривая то на секретаря обкома, то на журналистов, сел. Богунцов спросил:

— Вы статью о музее читали?

— О музее? Нет, нет…

— Вот тебе и на! Какой же вы зав. отделом…

— Позвольте, о музее? А, да, да! Я не читал, но знаю. Редактор информировал.

— Что же вы решили?

— Так ведь, редактор…

— Но он же вас информировал? Вы то… ну, хорошо, минутку, — Подошел к Шмагину и Грибанову. — Спасибо вам, товарищи, мы тут… выясним.

…Когда Грибанов закрывал за собой дверь кабинета, то увидел, что секретарь обкома резко повернулся к Щавелеву, но что он ему сказал, Павел уже не расслышал.

4

Разговаривая вполголоса, они торопливо шагали по коридору к выходу. Особенно радовался Грибанов: кто-кто, а уж первый-то секретарь внушит редактору!

Когда поравнялись они с дверью кабинета заведующего промышленным отделом Юрмакова, Павел заметил на диване знакомое лицо. Остановился.

Человек вскочил с дивана:

— Здравствуйте!

— Костя! Здравствуй, дорогой! Каким ветром? Дмитрий Алексеевич, знакомься, это тот самый шофер Александровского сельпо… Ну как там у вас, что с базой?

— Ужалгина сняли.

— Сняли?! А нам до сих пор не сообщили. — Он обратился к Шмагину. — Ответа ведь не было.

— Ну, ответ! Ужалгин долго под следствием был, — словно оправдывая руководителей облпотребсоюза, сказал Костя. — Его только вчера судили. В тюрьму! А на его месте — Бугрова.

— Никиту Степановича? — оживился Павел. — Правильно.

— Сижу вот жду его. Сюда зашел, — шофер показал на дверь. — Автомашины ремонтировать надо, а в мастерской пусто. Сюда приехали, может, запасными частями помогут нам.

— Помогут, заводы помогут, — начал уверять Павел, — сейчас о торговле все заботятся. А как ваши залежи?

— Разворошили, — Костя заулыбался. — Никита Семенович такой. Приезжайте, опять прокатимся.

— Да уж по той дороге… — Павел покачал головой. — А как там Евсеич поживает?