За границами легенд

Грустно куснула нижнюю губу.

— Так… Так тебе и правда… Дали Чёрную чашу.

И, выходит, ты и тот дракон не были сном. То падение с горы. Тот Наал Тан, почему-то вступившийся за меня. И те двое, пытавшиеся меня обмануть. Они тоже не были сном… И, возможно, один из них был Акаром.

— Ничего, — спокойно сказал мужчина, — Я заслужил. Я не должен был нападать на вас. Прошу у вас прощения за моё ужасное поведение, принцесса, — и низко мне поклонился.

— Но… вы же волновались тогда из-за Лэра! Подумали, вдруг мне что-то известно о Матарне…

— Я всё равно не должен был на вас нападать, — он выпрямился, опять закашлялся, пряча рот под рукой.

— Но если бы я тогда не сказала… Вам бы не пришлось… из-за меня…

Он требовательно вытянул руку, забыв, что на ней тоже могли быть капли крови — и пара капель всё-таки были — будто прося меня помолчать. Шумно выдохнув, снял серебряную флягу, крепившуюся к поясу, открутил крышку чуть дрожащими руками, сделал глоток, закрыл. Несколько раз выдохнул, вернул и кружку, и флягу на место. Улыбнулся как ни в чём ни бывало.

— Я действительно виноват перед вами, Зарёна. Я не сумел сдержаться в тот день. И не должен был об этом молчать. Кому и следует кого винить — так это мне себя. И хватит о том. По милости короля я всё ещё живой.

— Просто вы сумели отчасти справиться с ядом.

— Просто мой король, смилостивившись, дозу ядовитых растений сделал меньше. Так, чтобы я всё же мог выжить. Это не моя заслуга, а заслуга его доброты, — Син окинул меня взглядом с ног до головы.

Вспомнив, что на мне ночная рубашка, смутилась.

— Вам бы одеться. Сегодня у вас и у нашего народа важный день.

— Ну, как бы…

Мы какое-то время молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Смутившись его взгляда, спокойного, стала смотреть ему на лоб. На прилипшую прядь чёрных волос, вымокшую от пота. Он, спохватившись, достал новый платок, голубой, смахнул пот, лицо быстро протёр.

— Вы не желаете сегодня выглядеть красиво? — уточнил мужчина, — Почему? Сегодня весь эльфийский народ сможет взглянуть на вас, а вы — на нас.

— А вы… вам не влетит от моего отца, что вы дерзнули подойти ко мне после всего?

Син усмехнулся. Сейчас он стал очень похож на себя прежнего. Если бы не нездоровая бледность.

Чуть помолчав, он признался:

— Вообще-то, сам Хэл прислал меня к вам. Чтобы помочь вам одеться — если вы соблаговолите принять мою помощь. У вас сегодня важный день.

— Неужели, отец не боится… после всего…

— Он сказал, что позволит мне один раз, сегодня утром, подойти к вам, а дальнейшее будет зависить от меня. Смогу я наладить с вами отношения или нет.

— Но…

Мы ещё какое-то время молчали, внимательно смотря друг на друга. Не удержавшись, всё-таки спросила:

— А почему ты… не убежал? В тот день? Ты же мог убежать! Вдруг бы ты одолел тех воинов, что пришли следить за тобой? Ты же один из главных воинов этой страны и, наверное, очень сильный.

Эльф нахмурился. Но ответил спокойным голосом:

— Тогда бы меня прокляли и нарекли Забытым.

— Но стать изгнанником намного лучше, чем перейти Грань!

Он качнул головой.

— Или ты… вы… Вы с самого начала надеялись, что король вас помилует?

— Нет, — Син усмехнулся, — Это, разумеется, было бы великолепно, но на такой ход Хэла я не рассчитывал.

Ступила к нему, заглянула в глаза:

— Тогда… зачем?..

— Чтобы сохранить хотя бы моё имя спокойным уходом после Чёрной чаши.

— А толку-то вам?.. Вас бы уже тогда не было!

— Зато бы меня запомнили. И мои поступки. Я бы сохранил в веках и летописях часть меня. Эльфы — и мои родственники в том числе, мои знакомые и друзья не стеснялись бы говорить, что нечто сделано именно мной. А о заслугах Забытых не говорят. А ведь и среди них… — он вздохнул, — Среди них тоже были великие умы и характеры, великие мастера. Но если ты стал Забытым, значит, ты стал никем. Всё. В этом мире тебя некогда не существовало, — мужчина дерзко усмехнулся, его глаза сверкнули, наполняя бледное лицо каким-то огнём, — А я хочу, чтобы обо мне помнили. Да и… Вот выпил я яд — и доказал, что не смотря на мою ошибку, я всё ещё верен моему королю. Сегодня он даже отпустил меня поговорить с вами.

— Но, если бы…

— Ах, если бы, если бы! — он рассмеялся, правда, поморщившись, легонько похлопал себя по груди, — «Если бы» меня интересует только с точки зрения возможностей, которые я могу получить. Что там могло быть или не быть в прошлом — уже не важно.

Какое-то время мы молчали. Я смотрела на лес и на цветы, но не на него. Потом всё-таки посмотрела. Син невозмутимо стоял у стены и смотрел на меня. Сам же такой же непоколебимый как стена. Упрямый.

— Но, если, всё-таки… тот яд…

— Я рад, что вы так заботитесь обо мне, Зарёна.

Смутилась и уже тише добавила:

— Но после всего… Вы, кажется, потеряли должность, большую. И, возможно, доверие короля.

— Милая Рён… — выдохнул он ласково, и я растерянно застыла, — Вы всё тревожитесь и тревожитесь обо мне. Но лучше бы вы запомнили: пока я живой, я… — он снова закашлялся, скрывая рот ладонью, потом, сжав пальцы в кулак, утёрев лицо тыльной стороной ладони. И, усмехнувшись, досказал: — Пока я живой — я ещё не проиграл.

Мне он вдруг сам напомнил те скалы, возле которых сражался. Такой же упрямый и невозмутимый. Непрошибаемо уверенный в себе. А камнем на голову упадёт — и зашибить может. Красивый мужчина… Мне было всё равно на красоту их лиц и тел, но Син был красив. Характером. Сильный мужчина.

— Вы так смотрите на меня…

Вздрогнув, испуганно спросила:

— Как?

— Так восхищённо, — Син фыркнул, — Что, турнир уже можно не проводить?

— Нет! Возмутилась я, — Пусть проводят! Я просто… Я просто подумала вдруг, что вы так стойко держались до того, как вам дали Чёрную чашу и уже выпив из неё яд. Это… это было красиво!

— Вот видите! — он щёлкнул пальцами, — А вы говорите, что я бы ничего не выиграл, если бы спокойно ушёл за Грань после яда. А разве уйти, забрав кусочек чьего-то сердца — это поражение? Остаться в памяти — это тоже победа, — снова закашлялся, пряча рот уже платком, долго. Поспешно отпил от фляги, снова подвесил к поясу, — Вы позволите… Я немного у дерева постою?

— Да, конечно. Если хотите.

Он прошёл мимо берёз — я попросила их высадить около моих покоев в память о берёзовых рощах в Черноречье — и стал, прислонившись ладонями и лбом к старому дубу, который рос здесь ещё до моего появления. И долго так стоял, замерев возле дерева. К счастью, не кашлял.