За огнями маяков

Вилами с шишечками Олег накладывает селедку на то и дело меняющиеся носилки проворных парней: те чуть не бегом носятся. Потом он меняет работу: в паре с Жорой Корчаком из Холмска носит ее в выстеленный брезентом котлован, медленно наполняемый глянцевой свежей селедкой.

— Сюда вот, с этой стороны зайдите, — указывает Олегу знакомая девушка, нештатная преподавательница по ихтиологии. Работает она в Госрыбтресте главным специалистом. — Обойдите вокруг, пожалуйста. — Плавным жестом руки указывает, как обойти, улыбается Олегу, как человеку знакомому. Эта ее улыбка и жест Олегу нравятся.

Звать ее Руфиной Фоминичной. Встречались перед уроками в учительской, менялись журналами, обменивались мнениями об учащихся. Видно было, что она любимая учительница, с ней парни делились заветными мыслями. Однажды она сочла нужным доложить Олегу:

— О вас только и разговоры. Говорят в каждой группе: «Он у нас боксер, драться может хоть с кем, обязательно уложит — вот какой у нас преподаватель!» Такой у вас в училище складывается авторитет, я вас поздравляю!

— Без преувеличений легенд не бывает. Просто я готовлюсь к соревнованиям и желающих подраться использую в качестве спарринг-партнеров.

— Но вы не просто боксируете: сбиваете с ног!

— Когда очень просят — бью сильно.

— А посмотреть на вас — вы не похожи на геркулеса. Обыкновенный.

— На том спасибо, — Олег кивает. — Хочу быть обыкновенным.

Она смотрит на него, улыбающегося, и не хочет отводить свои серые, опушенные ресницами глаза.

Сейчас встречает каждые носилки с селедкой, следит за нормой засыпаемой соли, и некогда ей общаться с этим… новым преподавателем. Одета она в сшитые в пошивочной мастерской голубые шелковые шаровары, сверху — оранжевая накидка. В солнечный день одеяние подчеркивает ее легкую, красивую фигуру. Олег то и дело оборачивается, чтобы посмотреть на ее трепещущий на ветру изящный наряд.

Работается всем весело. Бегают, носятся, словно играют взапуски, никого подгонять не надо. Но появляющийся старший мастер, Семен Семенович, то и дело выдает напутствия:

— Поживей, ребятки, поживей! К обеду надо управиться.

Вместе с парнями, мастерами и преподавателями, спешат и наши уфимские герои. Гоша Цаплин со своей группой, чуть подальше, у такого же, метровой вышины штабеля, убывающего, впрочем, на глаз видно. Селедку стали подбирать с земли, с песка, но все больше она попадает под ноги и растаптывается. На берегу, дальше только что убранной рыбы, у самого прибоя лежат метровые и чуть побольше акулы. Много акул и все со вспоротыми брюхами. Олег выяснил: рыбаки вспарывают — любят они акулью печень.

Говорят, скоро сюда придут корейцы, те очистят все побережье: заберут брошенных рыбаками акул, выберут и раздавленную селедку — для удобрения своих огородов. Дуром у них будет все расти: здесь, на Сахалине с морскими северными ветрами, вызревают у них лук, чеснок, огурцы, красные помидоры. Но какое-то время, пока они не соберут рыбных останков и волны не залижут этих отходов, берег будет скользить и чавкать, воздух будет отдавать смрадом и не станут возможными ни купанье, ни прогулки, ни тренировки… Олег вслушивался в разговор рыбаков и представлял всю эту неприглядную картину.

— Ну, что ж? Мальчишки ушли и инструмент унесли, — услышал он негромкий, глуховатый голос Руфины Фоминичны. — Пойдемте и мы.

— Да, идемте.

— Вы где обедаете?

— В столовой.

— Идемте в трестовскую, там хорошо кормят.

— Нет, пожалуй, в свою пойдем, в ремесленскую. Где ребята кушают.

Не сказал, что за обеды в столовой бухгалтерия с них высчитывает.

— Ну, тогда доброго вам пути.

— До свидания.

Думал он об этой Руфине Фоминичне: кто она? Откуда?.. Училась в Астрахани как будто. Молода вроде, а сколько ей? Двадцать два-двадцать три, не больше.

10. Учащийся Ларионов

В магазине, по пути в столовую, Олег покупает две селедки — на двоих с Гошей. Маринованные, со специями. Усаживаются за первый, назначенный для педработников стол, разделывают ее, по-матросски разрывают от хвоста до головы, закусывают для начала. Ощущая при этом непередаваемый вкус!

Прибыл физрук Вена Калашников, сразу дал о себе знать — шуткой, смехом, впрочем, и анекдотом. Расскажет и сам первый хохочет.

— А где вы, друзья, селедку взяли?

— В магазине, через дорогу.

— Малосольная? Со специями? Ну, я тогда сбегаю. А то вы так аппетитно едите…

Старший мастер Семен Семенович сегодня дежурный по столовой. Подошел, остановился, полюбовался, с каким аппетитом едят.

— Где, братцы, селедку брали? — спросил то же и почти так же. — В магазине? И глянется магазинная?

— Глянется, — утверждают Олег с Гошей.

— О-о! Но ведь, друзья мои, вы же проходите мимо моего сарая, а там бочка с малосольной селедкой. Собственного моего посола! Идете мимо, дак заверните, мою попробуйте! Не понравится, тогда шут с вами, покупайте магазинную. А понравится, дак берите кажный раз сколько угодно душе. Вот после обеда провожу вас, покажу бочку. И вы не стесняйтеся, берите от души. — Семен Семенович вдохновенно жестикулирует и отходит. Попутно с дежурством решает и благотворительную миссию.

— Хорошие здесь люди, Гоша. — Олег приступает к горячим щам.

Гоша кивает.

— В бухгалтерию не заходил? Почта пришла, может, есть письма.

— Рано еще.

— Мы же телеграммы дали из Южного. Твоя Леночка поторопится, увидишь. Сейчас ты, поди, только о ней и думаешь.

— Стараюсь забыть и не думать. Придет время — вспомню.

Второгодники, наконец-то, возвратились. Шуму, гаму добавилось. Новенькие жидко растворились в плотной массе вернувшихся с плавательской практики, при встрече с ними уступают дорогу, иные смотрят вслед.

Что сделала с ними практика! Не расходуя сил на поднятие ног, волокут они по земле ботинки, шкрогают подошвами. И, обнимаясь, виснут друг на дружке — не иначе демонстрируют всемирное морское братство. Разговаривать с этим братством, тем более — делать замечание бесполезно. Речь свою пересыпают матросским жаргоном, говорят все враз и гогочут, и выламываются, изображая из себя полупьяных… Все видели они в портах. Например, в дым пьяных своих временных наставников. Заодно с ними пивали и пиво, и спирт, потом добирались до своих кубриков чуть не на карачках, а по утру с больной головой уходили в море. Но ведь им, восемнадцати-девятнадцатилетним, надо еще учиться, придерживаясь внутреннего распорядка училища, установленного режима, нарушение которого несовместимо с продолжением учебы!

И вот с этими надо работать. Но как, с чего начинать? На летучей оперативке директор попросил Олега Сибирцева и физрука Калашникова остаться в кабинете.

Когда вышли мастера и преподаватели, кряхтел он, убирая с глаз лишние бумажки, разглядывал молодых людей.

— Вы спортсмены, у вас и сила, и уменье. За плечами у обоих техникумы. Как думаете, училище вправе ожидать от вас хорошей работы?

После такого вступления Иван Кузьмич поручил назавтра обоим прийти на утренний подъем, к семи часам. Поднять весь личный состав и вывести на линейку. Особенное внимание уделить второгодкам, третьей группе судоводителей. Она долго была без наставника, парни разболтались, надо взять их в руки. Начнем, говорит, с подъема.