За пределом

– Ванна готова, - перед ней стоял хозяин дома, судя по выражению лица начинающий уже терять терпение.

– Иду, - откликнулась Надя. Как бы там не было, а помыться хотелось. Пусть даже и в бочке. Даже грубым мылом, да хоть золой.

– Так пошли, - отозвался этот непостижимый человек и вопреки своим словам снова сгреб ее в охапку.

– Я бы и сама могла.

– Сама ты сейчас слабее котенка. Особенно после эпического забега в погреба.

Надежда с удивлением отметила для себя, что палач, которому она досталась в жены, склонен к сарказму, а так же знает умные слова. Однако поразмыслить еще и над этим не удалось, не хватило времени.

– Пришли.

Очередная дверь открылась перед Надей. Вопреки ожиданиям тут не было никаких бочек и прочих средневековых ужасов. Как раз наоборот, все было очень даже мило. Да что там, все было почти шикарно! Глубокая круглая сделанная из какого-то выглаженного камня ванна - вот что первым делом бросилось в глаза. Только потом Надюшка обратила внимание на пузатый комод, уставленные разновеликими горшочками полочки, сияющие медные краны и даже лейку душа, спускающуюся с потолка.

– Раздевайся, - велел тем временем Магнус и не нашел ничего лучшего, как устроить свою ношу на комоде.

– Да-да, сейчас, - покрепче сжав края ворота, согласилась она.
– Конечно.

– Как ты думаешь, кто ухаживал за тобой все это время, Надин?
– привалившись к дверному косяку, поинтересовался этот… нехороший человек.

– Ты?
– покраснев до корней волос, уточнила она.

– Угу, - кивоватая усмешка скользнула по мужским губам, которые можно было бы назвать совершенными, будь они чуть полнее.

– Понятно, - опустила глаза Надежда.

– И?
– в голосе этого мучителя ясно слышался вопрос.

– Что?

– Не прикидывайся дурочкой, Надин. Лучше раздевайся.

– Пожалуйста, - Надюшка с ужасом поняла, что этот, залюби его верблюд, Магнус Доу сейчас будет ее трахать. Сначала на комоде, а потом в ванной.
– Можно я выкупаюсь сама?

– Как хочешь, - спустя вечность позволил он и вышел вон.

– Спасибо, - Надюшка поблагодарила захлопнувшуюся дверь и, наконец, слезла с почти уже родного предмете мебели.

Быстро скинув длинную сорочку - единственную свою на данный момент одежду, она торопливо опустилась в покрытую душистой шапкой пены воду и аж застонала от блаженства.

– Все в порядке?
– тут же проявил бдительность муж. Лучше бы он объелся груш, а не пугал в ванне честных девушек.

– Да, - со страху глотнув теплой пахнущей лавандой воды, откликнулась Надюшка.
– Все хорошо. Спасибо.

– Ну купайся, купайся, - разрешил этот профессиональный мучитель и скрылся.

– Я немножко побуду в теплой водичке?
– понимая, что каждое ее слово слышат, попросила Надя.

– Только не усни, - послышалось в ответ недовольное.

Ничего не ответив, Надюшка откинула голову на бортик и закрыла глаза.

– Я только минуточку полежу и буду мыться, - пообещала она сама себе.

– И как это называется?
– прозвучавший над ухом раздраженный голос самопровозглашенного супружника, заставил Надюшку дернуться.
– Утопление красавиц? Или ' Сладкий сон в пенной ванне'? А может ' Грезы богини любви'? Хотя больше подходит ' Моя жена стеснительная дура'!

– Я… - пойманной рыбкой затрепыхалась Надюшка.

– Ты чуть не утонула!
– прижал ее к себе этот обличитель, безо всяких усилий вздергивая девушку на ноги.
– Мужа нужно слушать, раз своего ума нет.

– Я не знаю как это получилось, - стараясь выровнять дыхание, повинилась она.
– Закрыла глаза на секундочку, и вот.

– Тут и моя вина есть, - смягчился этот непонятный человек, зачерпывая из кувшинчика, стоящего на краю ванны, какую-то мазь.

– Ты еще слабенькая после болезни, а в воде успокоительный эликсир был. Ладно. Все хорошо, что хорошо кончается.

Видимо решив, что сказано достаточно, Магнус легко и непринужденно переквалифицировался в банщики, неторопливо намыливая застывшую статуей Надюшку. Та стояла ни жива ни мертва и даже пикнуть боялась. А этот… этот… подходящего слова для него нет, продолжал свое дело и аж глаза прижмурил, до того ему нравилось. Причем он не уделял какого-то особого внимания отдельным частям Надюшкиного тела, но и вниманием их не обходил.

Уверенные движения мужских рук успокаивали и одновременно будоражили. Вот они скользнули вдоль позвоночника, нежно огладили копчик и направились вверх к кошачьему месту. Там, между лопаток, закружились, массируя, потом, пройдясь щекоткой по ребрам, перебрались на груди и, заключив их в чаши ладоней, замерли.

От этого скольжения и поглаживания у Надюшки подкосились ноги, и закружилась голова. А, мать его нехорошая женщина, Магнус бдил, не упуская ни одной малости. Тут же подхватил Надю под колени и гладит там. Гад такой.

– Сейчас голову будем мыть, - говорит, успокаивая. А подлые руки его видать сами творят что хотят.

Надюшка в этом уверена на сто процентов, потому что левая из этих мерзавок подхватила ее под грудью, прижимая к своему хозяину, а правая двинулась по внутренней стороне бедра вверх, к лону. И закружила там.

– Не надо, - простонала Надя, откидываясь на широкую грудь.

– Мы просто моемся, - прикусил ей ушко Магнус.

– Пожалуйста, - умоляла она, и вопреки своим словам подавалась за умелыми пальцами.
– Пожалуйста, - просила, содрогаясь от накрывшего словно девятый вал оргазма.
– Пожалуйста, не надо.

– Не волнуйся, - собирая губами слезы с ее ресниц, пообещал этот демон сладострастия.
– Раз ты не хочешь, ничего не будет. Мы просто помоем голову и ополоснемся.

– А?..

– Ничего, - заверили ее.
– Ровным счетом ничего, пока ты сама не попросишь.

И он таки не обманул. Ни во время дальнейшего мытья, ни в тот момент, когда, не обращая внимания на робкие протесты, вытирал словно маленькую и опять волок в спальню, ни во время немудрящего ужина никаких поползновений в сторону Надежды не предпринимал. Вообще был молчалив и отстранен, но поглядывал весьма красноречиво. И от этих взглядов попеременно бросало то в жар, то в холод.

И воскресали в памяти ласки, которые в два счета вознесли Надежду на вершину наслаждения. И горели на губах его поцелуи. И его возбужденное естество снова прижималось к пояснице, заставляя закипать кровь. Вот только похоже, что кипела и плавилась она одна, а бесстыжему Доу все было нипочем.

И хотя это было очень благородно и правильно с его стороны, но обидно. Да, обидно! Мог бы поприставать еще капельку, а то поманил и в сторону. А она бы уступила, ей богу уступила бы!

Вот и сейчас он спокойно спал, а Надюшка ворочалась с боку на бок и злилась. Нет, она вовсе не была распущенной, даже раскрепощенной пожалуй не была. И когда плакала в ванне и умоляла отпустить ее, была честна. И умом Надежда прекрасно понимала, что доставшийся ей в мужья хренов доминант поступил порядочно, но распаленное умелыми прикосновениями тело желало продолжения, но и о причиненной боли не забыло.