За речкой

Принялся подниматься, не прекращая стрельбы и стараясь не дать стрелку, что был там, высунуться самому. К тому же я был уверен — к врагу подойдут новые дружки.

Только когда мои гранаты оглушительно грохнули за углом, я, уже поднявшись на колено, бросился бежать назад по коридору, имитируя беспорядочное отступление.

Для противника ситуация была совершенно понятна — один или несколько шурави шли в ловушку на крик своего товарища. Когда он попытался их предупредить, душманы решили ударить первыми. Теперь же они будут уверены, что советские солдаты в панике отходят. Что они бросили своего и постараются выбраться.

И это тоже было мне нужно. Пока события протекали в пределах плана.

Звенящая тишина, что возникла в коридоре после разрыва гранаты, длилась совсем недолго.

Спустя несколько секунд позади началась суета. Раздались злобные, решительные крики. Затем — стрельба.

К этому моменту я уже был на полпути к цели.

Когда первые пули засвистели над головой, я пригнулся. Когда очередь вошла в глину стены слева от меня, я подался направо.

Короткие очереди хлопали у меня за спиной. Дульные вспышки на миг освещали темный коридор, а с ним и меня.

Когда я понял, что душманы погнались за мной, — совершил следующий шаг моей провокации — выкинул им под ноги свой автомат, имитируя полнейшую панику.

Когда он лязгнул у кого-то из духов под ногами, я понял — теперь они будут вести себя еще смелее, зная, что я безоружен.

Шаг, еще шаг, еще шаг — и вот до заветного укрытия — следующего колодца, к которому вел туннель, оставались считаные метры. Сейчас самое главное — чтобы меня не подстрелила шальная пуля. Это усложнит ситуацию. Спасала лишь темнота. Прицельно тут не постреляешь.

Когда я достиг колодца, душманы отставали от меня метров на десять.

Я бросился внутрь, закричал Бычке:

— Давай!

А сам упал вправо от прохода, прямо на сырую, глинистую землю. Закрыл голову руками.

Не прошло и секунды, как Бычка открыл огонь из недр туннеля, где он залег со своим РПК.

Оба примыкающих к колодцу туннеля и сам колодец немедленно заполнились громким, чудовищным треском пулеметного огня. Дульные вспышки освещали все вокруг. Трассирующие патроны яркими каплями красного огня пронизывали тьму, как нож теплое масло.

Сквозь этот грохот я не слышал криков врага. Возможно, они, захваченные врасплох, просто не успевали кричать, когда пулемет заработал по ним в тесном пространстве.

Бычка работал и работал. Его прерывистые очереди звучали одна за другой до тех пор, пока не закончился магазин.

А потом наступила тишина.

Я поднял голову. В воздухе пахло порохом и кровью. Потом тишину нарушил лязг металла и затвора. Это Бычка перезарядил свой пулемет.

— Готовы, падлы! — прокричал он громко. — Саня! Саня, ты там как? Живой? Не ранен?

Я медленно поднялся с земли и сел. В робком свете звезд, пробивавшемся сквозь прорехи заколоченного досками жерла колодца, витал едкий химический пороховой дым. Он тонкими струйками парил в холодном свете, а потом исчезал, словно бы распадаясь на испаряющиеся волоски.

— Живой. Нормально, — сказал я, переводя дыхание.

Мы с Бычкой прислушались. Казалось, кроме нас здесь, в подземелье, не было больше ни души.

— Думаешь, всех положил? — крикнул мне ефрейтор из темноты.

— Не знаю. Сохраняем бдительность. Надо двигаться дальше. Ты первый. Я — за тобой.

В темноте зашуршало. Это поднялся Бычка. Уже через несколько мгновений он зашел ко мне в колодец, держа наготове РПК с разложенными сошками.

Бычка пошел первым, наблюдая за окружением. Я двинулся у него за спиной, положил руку на плечо, чтобы боец чувствовал мое присутствие.

Мы шли торопливо, но аккуратно. Тихое, немного хрипловатое дыхание Бычки ритмично подгоняло нас, словно барабан на марше.

Я, тем временем, считал мертвых.

Почти у входа в колодец оказалось два тела. Дальше — еще одно. Потом, на полпути, я заметил последнее.

Все это время я внимательно оценивал габариты пораженных нами врагов. Оценивал и надеялся, что среди них не будет детей. Детей не было.

Когда мы подобрались к моему автомату, я приказал Бычке остановиться. Подобрав и перезарядив оружие, я хлопнул пулеметчика по плечу:

— Дальше.

Мы двинулись дальше по туннелю, но прошли совсем немного — метра три.

— Сука… — остановился Бычка, когда заметил, что душман, лежавший впереди, еще жив.

Я не видел его лица. Не мог определить возраст раненого. Стар он или молод? В темноте сказать этого было невозможно.

Душман валсялся в грязи и медленно шевелился. Тяжело дышал. На его белой рубахе расцвели большие темные пятна.

— Живой еще, — напряженно сказал Бычка, когда раненый принялся сучить ногами.

— К стене, — шепнул я ефрейтору, — держи туннель под наблюдением.

Бычка ничего не ответил. Только кивнул. Он быстро подошел к стене. Присел и принялся контролировать угол туннеля.

Я подошел к раненому. Опустился рядом.

У мужчины была окладистая черная борода, что скрывала его лицо. Цветастый шерстяной паколь косо сидел на голове, обнажая высокий лоб с залысиной.

— Пробито легкое. Его уже не спасти, — сказал я, слушая, как раненый хрипит.

Тогда я аккуратно и медленно достал нож. Бычка уставился на меня удивленными глазами, когда это увидел. Потом он нервно сглотнул.

— Следи за туннелем, — напомнил я.

Бычка пошевелился. Шмыгнул носом и снова принялся смотреть туда, куда был направлен ствол его пулемета.

Я тем временем одним легким движением закончил мучения раненого. Отер нож о его одежду и встал.

— Двигаемся дальше, — сухо скомандовал я.

Мы двинулись. Когда добрались до угла, я стал первым. Бычка, понизив силуэт так, чтобы стало возможным вести огонь совместно со мной, устроился за моей спиной.

Я аккуратно выглянул. В темноте ничего не было видно. Лишь мертвое тело лежало у ближней к нам стены. Видимо, духа посекло осколками, и он истек кровью.

— А где… Где Плюхин? — шепнул мне Бычка.

— За мной.

Мы аккуратно зашли за угол. Принялись контролировать все окружение. Включили фонари, которые, впрочем, были уже на последнем издыхании.