За руку с его величеством

И с мольбой взглянула на Давину.

А та, вдруг пожав плечами, безразлично сообщила:

— Проблем будет меньше.

Глупо было рассчитывать на другой ответ, но всё же:

— Мы не можем оставить её.

— Можем, — уверенно отозвалась она, — и даже оставим.

— Но её же убьют, Давина!

— Это если она не соврала и на острове действительно есть кто-то, способный подчинить себе её монстриков, — она грациозно опустилась в одно из кресел, закинула ногу на ногу и, наматывая тёмный локон на указательный палец, задумчиво продолжила: — тогда это не очень здорово, дорогая моя. Мало нам было одной полоумной.

Я просто не понимаю, как можно быть настолько безразличной к чужому горю. И тогда я, подавляя в себе раздражение, использовала последний из доступных мне методов:

— Она в теле Вэр, Давина.

И вся безразличная невозмутимость с ведьмы мигом слетела, будто её никогда и не было. Вместо неё появились злость, небольшая растерянность и, как это обычно бывает у Давины в критических моментах, уверенность.

Вот с этой, сияющей в зелёных глазах уверенностью она и поднялась на ноги, зло глядя куда-то в пространство перед собой. На оценку ситуации ей понадобилось всего пара мгновений, а после на весь дом прогремело:

— Амарис, ты к дедушке!

Глава 13

На переправку дочери к отцу Акара у ведьмы ушло всего несколько маэ, после чего она, схватив за руку, уволокла меня в портал.

— Вот как знала, что оно нам пригодится, — проговорила, махом руки распахивая высокие двустворчатые двери и заводя меня в огромный, украшенный разнообразнейшими рунами храм.

— Это что? — Следя за ней, удивленно огляделась я.

— Тут бывшая Верховная собиралась убить молодых ведьм, — отмахнулась Давина, будто это было сущей мелочью, довела меня и оставила в центре большого, созданного из сплошных рун круга, а сама осталась за его пределами, — я кое-чего подправила, доделала, доработала, используя руны Первой Верховной ведьмы, и алтарь, поглощающий силу у одного и передающий другому переделала на качественную ловушку. Пару раз даже опробовала, но, ты сама понимаешь, все это мелочи в сравнении с легендарной ведьмой.

Легендарной я бы её сейчас ни за что не назвала, как, собственно, и безумной. Скорее уж уставшей, немного напуганной и раздосадованной.

— Зови, — велела Дав решительно.

Так решительно, что я не посмела ей перечить, подняла руку, стянула помявшуюся повязку и осторожно коснулась кончиками пальцев рунической вязи.

Мгновение ничего не происходило, а затем… яркая, ослепительная вспышка, громкий щелчок и Ая, без чувств свалившаяся прямо передо мной в руническом кругу.

— О, Тьма, — прошептала я, прижимая руку ко рту.

Она вся… на ней просто не было живого места! Разорванная ткань, местами даже кожа, волосы растрепались, всё в крови… и она, лежащая без движения прямо передо мной.

— Вика, я не могу к ней подойти, — с сожалением произнесла Давина, — ловушка меня обратно не выпустит. Посмотри, она дышит?

Кахэш, пожалуйста, только не умирай! Вэр, ты просто должна жить!

Медленно подойдя ближе на негнущихся ногах, я неловко опустилась на пол, уткнувшись коленями в холодный каменный пол, протянула руку и коснулась закрытой волосами шеи.

И тут же вздрогнула, едва не одёрнув ладонь. Потому что кожи я не почувствовала, только кровоточащее мясо…

— Твою, — выругалась глухо, чувствуя, как вместе с чужой кровью на пальцах в венах медленно стынет моя собственная.

Ненавижу кровь, я просто не переношу её. У меня это с детства, но даже деятельность боевого некроманта не спасла.

— Вик, — укоризненно позвала Давина, — соберись!

Да, да, нужно собраться и… о, боги, какая же мерзость!

— Дыхание есть, — отчиталась я, не в силах прекратить кривиться, — Дав, можно спасти, но…

— Но что, Вика?

Верховная посмотрела на меня с какой-то мрачной обречённостью, уже сразу приготовившись к самому худшему.

Вздохнув, подняла голову, с сожалением посмотрела на старую подругу и тихо призналась:

— У меня магическое истощение. Барьер вокруг острова и…

— Я совсем забыла, — перебив, покачала Давина головой, а затем запустила руку в карман чёрного платья и грозно велела: — Иди сюда.

У неё в карманах много чего интересного было. И чесоточный порошок, и усыпляющие соли, и успокаивающие настойки. Но самым полезным, как я считаю, были маленькие мятные конфетки, в одно мгновение восстанавливающие если не все магические силы, то большую их часть точно.

Поэтому я, уже точно зная, что сейчас меня этими самыми конфетами кормить будут, отняв ладонь от Вэр, попыталась встать.

Но лишь на попытках всё и закончилось, потому что в следующее мгновение находящаяся без сознания, истекающая кровью и вообще едва живая девушка дёрнулась всем телом, неестественно выгнулась в спине и с силой сжала окровавленными пальцами моё запястье.

Вскрикнула я не специально, перепугавшись просто до ужаса, шарахнулась в сторону, но не смогла сделать совершенно ничего!

— Вика!

А Ая, совсем жутко выгнувшись, вдруг подалась совсем близко ко мне, почти прижавшись своим окровавленным лицом к моему! Её безумные, широко распахнутые глаза смотрели прямо в мои, тоже распахнутые от ужаса.

— Это он, — прошептала она быстро-быстро, но так тихо, что я с трудом поняла.

— Что? — Выдохнула хрипло, дёргая схваченной рукой в безуспешных попытках высвободиться.

— Вика, отойди от неё! — Велела Давина встревожено.

— Это он, он, — зашептала безумная ведьма, придвигаясь ещё ближе ко мне, — он всё это время был здесь, он…

— Кто? — Не поняла я.

Про кого она говорит? И почему выглядит такой до безумия перепуганной?!

Ая медленно моргнула, взглянула на меня уже осмысленнее, а затем беззвучно выдохнула:

— Риэн.

Мне показалось, что после её ответа содрогнулись небеса, задрожала земля и весь мир перевернулся с ног на голову. Хорошо, что действительно просто показалось — содрогнулось что-то внутри меня.

— Вика! — Вновь позвала Давина.

— Стой, где стоишь, — повысив голос, мрачно велела ей Ая, а потом медленно повернула голову, взглянула на злую ведьму и добавила: — Тебе нужно беречь вас, Давина. Себя и Амарис, дорогая.

Давине можно сказать многое, очень многое, и быть уверенной на две сотни процентов: её это не заденет. Этой ведьме вообще плевать на общественное мнение, её устраивает то, что думает о себе она сама. Её не выбить из колеи оскорблениями, угрозами, да и вообще ничем.

Но всё меняется, стоит кому-то упомянуть её мужа или, ещё хуже, её дочь. «Роди себе своего ребёнка и говори про него, что хочешь», — обычно отвечает она холодеющим голосом, а потом делает что-нибудь такое, что у посмевшего открыть рот в сторону её дочери пропадает всякое желание что-либо говорить ещё лет так на десять.