За СССР. Старик на ринге

«За них и бьюсь», — подумал он.

***

А тем временем в правительственной ложе разворачивалась своя драма. Руководители Спорткомитета и члены ЦК КПСС, ответственные за спорт, напряженно следили за боем, понимая, что на кону стоит не просто спортивный результат, а престиж страны.

— Вы понимаете, что вы наделали? — шипел тучный мужчина в сером костюме, наклонившись к уху председателя Спорткомитета. — Выпустить на ринг старика против действующего чемпиона! Это же международный скандал!

— А что было делать? — огрызнулся тот. — Отменять бой? Тогда бы нас обвинили в трусости и несостоятельности. Эти западные провокаторы специально устроили задержку с автобусом!

— Нужно было найти кого-то помоложе!

— Кого? Может, вы предлагаете мне самому выйти на ринг? — председатель нервно поправил галстук. — Воронин сам вызвался. Когда стало известно о ситуации, он подошел ко мне и сказал: "Давайте я выйду. Я уже один раз страну защищал, защищу и второй".

Мужчина в сером костюме покачал головой.

— Если его покалечат, отвечать будете вы.

Прозвучал гонг, извещающий о начале второго раунда.

***

Воронин вышел из угла, чувствуя, как немеют ноги. Годы и первый раунд сделали свое дело — тело протестовало против такой нагрузки. Но разум старого бойца оставался ясным.

Джексон, воодушевленный относительно легким первым раундом, начал действовать смелее. Он провел несколько молниеносных комбинаций, завершая их мощными хуками. Один из таких ударов достиг цели — Воронин пошатнулся, на мгновение потеряв ориентацию.

Публика ахнула. Казалось, сейчас все закончится — американец бросился добивать пожилого соперника.

Но тут произошло нечто неожиданное. Воронин, вместо того чтобы отступить и попытаться восстановиться, вдруг резко шагнул вперед, внутрь атаки противника, и провел короткий апперкот с правой. Удар пришелся точно в подбородок Джексона.

Американец отпрянул, явно удивленный силой и точностью удара. На его лице промелькнуло выражение смущения — его чуть не опрокинул старик!

— Что, сынок, не ожидал? — прохрипел Воронин, пользуясь моментом замешательства. — У нас под Сталинградом тоже многие не ожидали.

Переводчик, стоявший у ринга, не стал переводить эти слова. Но агрессивный тон Воронина был понятен без перевода.

Джексон пришел в себя и начал методично прессинговать советского боксера, используя преимущество в скорости и выносливости. Воронин отступал, блокировал, иногда контратаковал, но с каждой минутой ему становилось все тяжелее.

К концу второго раунда у Михаила Петровича образовалось рассечение над правым глазом. Кровь заливала лицо, затрудняя обзор. Когда прозвучал гонг, старый боксер с трудом добрался до своего угла.

Алексей немедленно приступил к обработке раны, пока врач, дежуривший у ринга, осматривал рассечение.

— Бой нужно остановить, — тихо сказал доктор. — Рана серьезная, можно получить осложнения.

— Нет, — твердо ответил Воронин. — Я продолжу.

— Михаил Петрович, в вашем возрасте...

— Я сказал — продолжу, — отрезал старик. — Я не для того сюда вышел, чтобы сдаться после двух раундов.

Доктор беспомощно посмотрел на судью, но тот лишь пожал плечами — решение о прекращении боя могли принять либо сам боксер, либо его секундант, либо рефери, если состояние спортсмена станет критическим.

— Деда, может, правда хватит? — тихо спросил Алексей, прикладывая холодный компресс к рассечению. — Ты уже доказал, что не боишься.

Воронин посмотрел на внука так, что тот осекся. В стальных глазах старого фронтовика читалась решимость, которую невозможно было поколебать.

— Ты думаешь, я не вижу, что происходит? — тихо сказал Михаил Петрович. — Они специально задержали наших ребят, чтобы выставить нас дураками. Хотят показать всему миру, что мы слабые. — Он перевел дыхание. — Я не проиграю этот бой, даже если умру на ринге.

— Но деда...

— Никаких "но". Знаешь, что мне сказал командир под Кёнигсбергом, когда нас осталось шестеро против роты фрицев? "Умирать будем, но не отступим". И мы не отступили. И сейчас не отступим.

Прозвучал гонг к третьему раунду.

***

В правительственной ложе напряжение достигло пика.

— Нужно остановить этот фарс, — настаивал человек в сером костюме. — Вы не видите, что происходит? Старика избивают на глазах у всего мира!

— Вы плохо знаете Воронина, — ответил председатель Спорткомитета, не отрывая взгляда от ринга. — Если мы попытаемся остановить бой, он нас просто пошлет... по известному адресу. И будет прав.

— Но пресса...

— К черту прессу! Смотрите на него — это не сломленный старик, это советский солдат, который снова сражается за Родину. Пусть весь мир это видит.

***

Воронин вышел на третий раунд, ощущая, как немеет левая сторона тела. "Возраст, чтоб его", — мысленно выругался он, вставая в стойку.

Джексон, видя состояние соперника, решил закончить бой. Он обрушил на Воронина град ударов, стремясь пробить его защиту и отправить в нокаут.

Несколько тяжелых попаданий потрясли старого боксера. Он пошатнулся, его колени подогнулись, но каким-то чудом Михаил Петрович удержался на ногах. Зал замер.

Глава 1

Солнечные лучи пробивались сквозь тюль на окнах, расчерчивая паркет квартиры тонкими золотистыми полосами. Михаил Петрович Воронин, опираясь на старую деревянную швабру, придирчиво осматривал только что вымытый пол. Несмотря на годы, он по-прежнему придерживался армейской аккуратности — ни пылинки, ни соринки не должно было остаться на полированной поверхности.

— Порядок, — удовлетворенно пробормотал старик, убирая швабру в угол коридора.

Часы на стене показывали девять утра. Воронин уже успел сделать зарядку, принять холодный душ и позавтракать — овсянка и стакан крепкого чая, как каждое утро последние тридцать лет. Годы научили его ценить порядок и распорядок. В свои семьдесят два он двигался медленнее, чем раньше, но всё ещё сохранял военную выправку.

Квартира на третьем этаже пятиэтажки была небольшой — две комнаты, тесная кухня, узкий коридор. Всё пространство дышало духом советской эпохи: ковер на стене, сервант с хрусталем, тумбочка с радиолой "Рекорд". И везде — идеальная чистота.

Пройдя в комнату, он достал из шкафа чистую тряпочку и неторопливо направился к полке с фотографиями. Эта еженедельная церемония была для него священной. Бережно, словно касаясь живых людей, он протирал каждую рамку, на мгновение задерживая взгляд на знакомых лицах.